Преступная связь - Макбейн Эд - Страница 39

— Плевать, на что он согласился, — вспыхнул Руди.

— Правильно, — сказал Сэл. — Плюнуть и растереть.

— И все-таки, — осторожно начал Ральфи. — Должно же наше слово чего-то стоить, разве не так?

— Сейчас не тот случай, — возразил Орафо.

Подобно Карбонарио, с которым он сотрудничал теснее всех в организации, он явился на встречу в спортивной куртке и слаксах, без свитера, в белой рубашке и темном галстуке. Ему уже перевалило за шестьдесят, и он не один пуд соли съел вместе с Руди, да и с Энтони тоже. Кармине все еще верил в воровскую честь. Считалось, что все они верят в воровскую честь. Если ты дал человеку слово, умри, но сдержи. Правда, человек, которого Эндрю хотел отправить к праотцам, и понятия не имеет, что такое честь. И поэтому Орафо решил, что на данный случай правила не распространяются, несмотря на то что Эндрю с Морено обменялись рукопожатием.

— Пятьдесят процентов прибыли — это же грабеж среди бела дня, — возмутился он. — Испашка просто сбрендил. Эндрю прав. Мы замочим его в назидание всем остальным. А потом придем к ним с прежним предложением, и его у нас с руками оторвут.

— Все равно, — поежился Карбонарио.

— Я хочу, чтобы это произошло там, где он живет, — объявил Эндрю.

Все удивленно уставились на него.

— Пусть всякий знает, что от нас нигде не скрыться. Если нам нужно, мы ни перед чем не остановимся. Или они соглашаются на наши условия, или мы их всех закопаем. Я хочу, чтобы все это поняли.

— Ты говоришь о Колумбии? — взвизгнул Бобби. Когда он долго не курил, в горле у него пересыхало. Сейчас он с большим удовольствием убил бы не испашку, а самого Эндрю за то, что тот не разрешает ему курить.

— Да, о Колумбии, — подтвердил Эндрю. — Он живет там, и именно там должна состояться акция.

— Но кажется, он все еще в Нью-Йорке, — заметил Пети.

— Здесь пришить его гораздо легче, Лино, — поддакнул Руди.

— Знаю, дядя Руди. Но гораздо большего эффекта мы добьемся, если покончим с ним там.

— У нас есть там свои люди? — спросил Кармине у Ральфи.

— Как и везде, — ответил тот. — Но должен предупредить тебя, Эндрю, последствия могут быть непредсказуемыми. У нас законный бизнес в Майами, а оттуда до его сферы влияния рукой подать. Его людям не составит особого труда выяснить, какие фирмы принадлежат нам и где они находятся. В будущем нам светят бо-ольшие неприятности.

— Что за неприятности? — спросил Кармине. — О чем ты, Ральфи?

— Убийства, взрывы, и так далее. Людям Морено доводилось убивать даже судей, так неужели ты думаешь, они спустят нам?

— Судьи не приходили в дом Морено и не убивали его в его собственной постели, — мягко заметил Эндрю.

Никто из сидящих за столом в течение нескольких секунд не мог выговорить ни слова, и каждый — за исключением Руди — гадал, кто первым попытается объяснить Эндрю, что он хочет невозможного. Руди же было неудобно ставить племянника в неловкое положение. Он предпочел бы, чтобы критика прозвучала из чьих-либо других уст. Кроме того, он не был уверен, что это действительно абсолютно невозможно.

— Г-м-м... И как мы попадем к нему домой, Эндрю?

Пети Бардо. Естественно, в коричневом костюме. Коричневый галстук, коричневые ботинки. Все коричневое.

— Очень просто. Предложим кому-нибудь за это миллион наличными, — ответил тот.

«Не так уж и глупо», — с улыбкой подумал Руди.

В шесть вечера в ту же среду, как раз тогда, когда Джонни Реган и Алекс Лаундес докладывали Майклу о том, что встреча на высшем бандитском уровне действительно имела место в лавке портного и что больше им совершенно нечего сказать, перед Сарой Уэллес распахнулась дверь, выходящая на Мотт-стрит, и она стремглав взбежала наверх, туда, где ее ждал Эндрю. Всю неделю она представляла его именно здесь, сидящим в кожаном кресле в гостиной, в перетянутом в поясе халате с монограммой. А под халатом — ничего, ведь он ждет ее.

Она не понимала, почему при одной только мысли о нем в ее мозгу рождались такие эротические фантазии, о которых она раньше и не подозревала. Она знала, что испытывает к нему не любовь, — какая любовь, если она практически ничего о нем не знает? — а то чувство, которое в Библии называется похотью, а ее юные ученики обзывали просто и ясно — течка. Она не знала этого мужчину, однако умирала от желания практически все двадцать четыре часа в сутки. И сейчас, когда она, поднимаясь по ступенькам к знакомой двери, увидела, как дверь приоткрывается и как он появляется в дверном проеме не в халате, а в джинсах и свитере, она безумно хотела его. Хотела, когда бросилась к нему, хотела, когда подняла свое лицо навстречу его губам, когда захлебнулась его поцелуем и утонула в его объятиях.

— Собрание закончилось около половины первого, — докладывал Реган.

— Я как раз спустился за сандвичами, — уточнил Лаундес.

«Осел», — подумал Реган.

— Все они попрощались с Бенни, — продолжал он. — Наша наружка сообщила, что они вышли по одному и разошлись в разных направлениях. Кроме нашего героя. Он оставался там целый день. Когда мы закруглились в пять, он еще не ушел.

— Именно в это время лавка закрывается, — вмешался Лаундес. — В пять часов. Согласно ордеру, мы имеем право вести прослушивание с девяти до пяти. А открывается лавка как раз в девять утра.

— Но наружка по-прежнему на месте, они глаз не спускают с парадного, — добавил Реган. — Ребята проводят Фавиолу до дому и уложат в постельку.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что у вас нет ничего существенного? — уточнил Майкл.

— Они не разговаривают в задней комнате, Майкл, — пояснил Реган. — Ну, здравствуй, там, привет, как дела, хорошая погода. Но встречи они проводят наверху. Хотел бы я знать, где это «наверху» находится.

— Фредди говорил о какой-то двери, — вспомнил Майкл. — С засовом и домофоном.

— Да, — кивнул Реган. — Фавиола впускает их, и они поднимаются.

— Наверное, там у них что-то вроде места для встреч, — догадался Лаундес. — Поскольку над лавкой находятся окна, то там и комната может быть.

— Фредди придется идти туда снова, — вздохнул Майкл.

— Когда?

— Как можно скорее, — ответил он и потянулся к телефону. — Нужен еще один ордер.

Летом в квартире стояла невыносимая жара, зимой царил жуткий холод. Хорошо там не бывало никогда. Лоретта ненавидела свою квартиру. Летом окна были нараспашку, и с улицы доносились звуки, характерные для какой-нибудь страны третьего мира, но уж никак не Америки. Зимой из соображений экономии тепла затыкались все щели, и вокруг все благоухало запахами яств и другими экзотическими запахами тоже. Иногда ей приходило в голову, что вокруг никто никогда не мылся. Становилось все холоднее и холоднее. Отопление отключали каждый вечер в одиннадцать, а сейчас было уже четверть двенадцатого.

Дасти переехал к ним три дня назад. Заявил матери Лоретты, что хочет находиться с ней рядом, пока у нее внутри зреет его ребенок. Так и сказал: «Я должен оставаться рядом с тобой, Хейзи, пока в тебе зреет мой ребенок». Лживый наркоман, не рядом с ребенком он хочет находиться, а рядом с благотворительными деньгами, которые получает ее мать на себя и двух своих детей. Ни Лоретта, ни ее младший брат ни разу не имели удовольствия видеть своих отцов. Гамильтону Барнсу исполнилось двенадцать лет, до сих пор он был младшим в семье. Барнс — девичья фамилия ее матери, которую она дала и своим детям, вместо фамилий своих приятелей, и на том спасибо. И теперь Хейзель Барнс снова оказалась в интересном положении, и ее новый дружок-наркоша вселился к ним, какая радость! Почему-то мамашу всегда тянет на каких-нибудь бомжей. Лоретта не понимала, в чем тут дело. Может, ей нужны те, кто сам нуждается? Мужчины, которые не могут самостоятельно позаботиться о себе?

— Ну чего уставилась? — спросил Дасти.

Она как раз шла в ванную, в хлопчатом халатике поверх короткой ночнушки. Спала она в одной комнате с Гамом, там же делала уроки и всячески старалась избегать тех мест, где мог сидеть под кайфом мистер Дасти Роджерс.