Поцелуй - Макбейн Эд - Страница 4

У тети Дороти было несколько грубоватое чувство юмора. Она часто рассказывала непристойные анекдоты, смысл которых Карелла сперва только подозревал. Каждый раз, когда тетя начинала что-нибудь рассказывать, бабушка предупреждала: «Дети, дети» — и без улыбки, сердито смотрела на нее, кивком показывая в сторону детей. Тетя Дороти не обращала никакого внимания на предупреждения бабушки и без тени смущения продолжала рассказывать свои анекдоты. В возрасте двенадцати — тринадцати лет, когда Карелла стал обращать внимание на девушек, до него начало доходить содержание анекдотов, и он начат со смыслом посмеиваться над «солеными» местечками.

Он так никогда и не понял, как тетя Дороти узнала о Марджи Кэннон, ирландской девочке, с которой у него сложились, по тогдашним его представлениям, эротичные отношения. Тетя безжалостно дразнила его по поводу этой девочки и называла ее Бог знает почему Сладкая Рози О'Греди. Бог знает почему.

Семья обычно сидела за столом, раздавались шутки и смех, все пили кофе и ели различные сладости, изготовленные отцом: канноли, сфоглиателли, зеноли, струфоли, слоеные пирожные.

Тетя Джози как всегда спрашивала:

— Почему бы нам не сыграть в покер?

— Хорошая идея, — обычно откликался дядя Фредди.

Дядя Фредди, несмотря на низкие ставки, всегда выигрывал. Тетя Джози постоянно проигрывала, нервничала, бросала карты на стол и ругала банкомета вне зависимости от того, кто в этот момент держал банк.

«Vergogna, vergogna»[5], — бранилась бабушка. Это было одно из итальянских выражений, которые она позаимствовала у своей давно умершей матери. Теперь бабушка умерла. Дедушка тоже умер. Тетя Джози и дядя Майк уехали во Флориду и больше никогда не приезжали на север. Дядя Сальви умер от рака. Тетя Дороти после его смерти вышла замуж снова, и семья потеряла с ней всякие контакты. Карелла забыл ее и ее пошлые шутки.

На похоронах отца в июле прошлого года не было ни одного дяди или тети, которые помнили бы Кареллу в детстве. Была куча двоюродных братьев и сестер, которых он очень смутно помнил. Все они выражали ему соболезнования по поводу разразившейся страшной трагедии, а один из них, настоящий осел, спросил у Кареллы, может ли он помочь ему получить разрешение на превышение скорости. За их печальными выражениями лиц ясно читалась мысль о том, как это такое несчастье могло случиться с отцом полицейского...

В этот Новый год не было никаких кондитерских изделий, приготовленных Тони Кареллой. В ночь на семнадцатое июля прошлого года он был застрелен в собственном магазине. Мать Кареллы все еще была в трауре. Черное платье, черные чулки, черная обувь — атрибуты печальной традиции той земли, откуда прибыли сюда их предки. Только в самых глухих уголках Италии вдовы носили подолгу траур, но Луиза придерживалась традиций. Она была женщиной, которая все еще подавала холодную чечевицу сразу после наступления нового года.

Это был невеселый вторник. Погода стояла холодная, небо хмурилось. Все подчеркивало чувство утраты, наполнившее старый дом, в котором выросли Карелла и его сестра. Резкий ледяной ветер стучался в окна. Конечно, из кухни, как всегда по праздникам доносились запахи готовившейся пищи. Насколько помнил Карелла, так было всегда, но на сей раз не раздавалось смеха. Даже дети казались необычно тихими. Только самые близкие члены семьи да и то не все, присутствовали здесь сегодня. Праздник получился невеселым, жалким. Какой уж тут праздник, когда еще так свежи воспоминания о трагических похоронах.

Его мать была рассудительной, здравомыслящей женщиной.

— Мне нужно быть на суде, — произнесла она.

Около четырех Карелла собрался уходить. Полицейское управление работало не считаясь с праздниками. Семья сидела в столовой за столом, под которым они с Анджелой, когда были детьми, любили прятаться. Праздничная скатерть свисала почти до пола, и дети хихикали в укрытии, потому что были уверены — взрослые не догадываются, что их подслушивают. Когда тарелки с едой были убраны, стали пить кофе. Руки матери лежали на столе. Тонкое обручальное кольцо плотно сидело на безымянном пальце левой руки. Карелла с сестрой, опустив головы, сидели рядом друг с другом, оба темноволосые, черноглазые. Они думали об отце. Тедди Карелла сидела рядом со свекровью и вязала свитеры для близнецов, Синтии и Мелинды, недавно появившихся в семье. Это были дети Анджелы, родившиеся двадцать восьмого июля прошлого года, спустя одиннадцать дней после гибели своего деда. Бог берет, Бог возвращает. Карелла не очень различал близнецов и называл как кукол — Синди и Минди, хотя сестра девочек не путала. Вызывало подозрение отсутствие за сегодняшним столом свояка Томми. Видимо, в семье были свои проблемы.

Луиза ждала ответа. Она заметила, как глаза сына молчаливо встретились с глазами сестры. Эти секретные переглядывания ей были знакомы еще с их детства. Тедди наблюдала за губами Кареллы.

— Я не уверен, что это хорошая идея, — сказал он.

— А почему?

— Мама, там будут даваться свидетельские показания...

— Я хочу, чтобы они знали, что у него была жена. Я хочу, чтобы присяжные знали об этом.

— Они в любом случае узнают об этом, мама.

Силясь угадать разговор, Тедди внимательно следила то за одними губами, то за другими. Ее миром было безмолвие. Она родилась глухой и никогда в своей жизни не слышала ни одного слова. Тедди умела писать, но редко пользовалась этим. И свекровь, и Анджела предпочитали говорить с ней, прибегая к преувеличенной артикуляции. Обычно Тедди их хорошо понимала.

— Мама, — заметила Анджела, — Стив безусловно...

— Нет, не забивай меня словом «мама»...

— Но он прав. Там будут произносить такие речи, которые тебе совсем не надо слышать.

— Я все хочу слышать. Я хочу, чтобы они знали, что я слушаю все.

— Мама...

— Особенно того sfasciume[6], который его убил.

Карелла автоматически посмотрел, где находятся дети. Он никогда не был уверен, что знает значение слова «sfasciume», но подозревал, что оно непристойное, и такое слово, исходящее из уст бабушки, не должны слышать дети. Его дочь свернулась калачиком в кресле с книгой, напоминая Анджелу в этом возрасте. Она и внешне чем-то походила на Анджелу. Его сын увлекся рождественским подарком, моделью аэроплана. Марк и Эйприл. Хорошие имена для близнецов, не то что Миффи и Маффи, как у сестры с ее близнецами, которых неизвестно как называть, когда они вырастут. Тесс, трехлетняя дочь Анджелы, с нахмуренными от напряжения бровями, трудилась над книгой с раскрашиваемыми картинками.

Карелла хотел вовлечь Тедди в общую беседу и показал жестом, что собирается говорить.

— Мама, конечно, это решение ты должна принять сама, но...

— Я знаю, что...

— ...я свидетельствовал на процессах, где присутствовала супруга жертвы...

— Супруга жертвы, — сказала Луиза, почти выплевывая эти слова.

— ...и я должен тебе сказать, что это очень тяжелое испытание.

— Он прав, мама, — заметила Анджела.

— Они будут показывать фотографии...

— Я видела, на что он был похож, а фотографии могут быть и того хуже.

— Мама, это произошло уже сравнительно давно, и не следует все снова оживлять.

— Это было вчера, — произнесла Луиза.

— Это было в прошлом...

— Это всегда будет вчера, — возразила она.

Тедди эту часть разговора пропустила. Карелла знаками пояснил ей все. Она в подтверждение того, что поняла, кивнула.

— Так будет до тех пор, пока я не посмотрю этому ублюдку прямо в глаза, — сказала Луиза.

Карелла уже смотрел этому ублюдку прямо в глаза. Он приставил дуло своего служебного пистолета к глотке Сонни Коула и слышал, как детектив Рэнди Уэйд прошептал сзади:

— Сделай это.

Однако он не нажал на спусковой крючок, хотя там, в узком коридоре дома на пустыре, выстрела никто бы не услышал. Но он не сделал этого. И теперь, видя страдающие глаза матери, не был уверен, что поступил правильно.