- Селезнева Анна - Страница 34

  - Допускала ли с мужем плотские утехи? - возвысил голос Йохн.

  - Нет! - гневно выпалила Кветка.

  Йохн вздрогнул и уставился на кёнигин.

  - Ничего подобного между нами не было. Гермар не одарил меня и поцелуем, - торжественно и строго произнесла Кветка. - Единоликий тому свидетель.

  Лицо храмовника вытянулось. Он не мог поверить в правдивость её слов. Немного помолчав и покусав губы, он молвил:

  - Пусть так, но как бы то ни было, вас связывали брачные узы. В знак скорби, по нашему древнему обычаю, ты должна была обрезать волосы и быть неотступно при его теле.

  - По древнему? То есть по языческому? Но разве не вы объявили эти обычаи греховными? К тому же, при жизни Гермар желал лишь мое приданное. Не думаю, что сейчас ему нужны мои слезы. Более всего моя помощь нужна сейчас живым, которые терпят страдания по его вине, - решительно перебила Кветка.

  - Вижу, в тебе нет ни капли смирения - главного достоинства благочестивой жены, - торжествующе заключил Йохн.

  Кветка, не в силах более выносить обидные слова храмовника, развернулась и удалилась, не оглянувшись.

  Йохн явно старался задеть и унизить её, но присутствующие в храме не позволили ему сделать это. Тогда он решил поквитаться с ней один на один. Нет, не о её душе и благочестии думал храмовник. Он стремился отомстить девице за то, что их с Гермаром преступные замыслы не осуществились. До Кветки уже дошли слухи, что Йохн, проповедующий отказ от богатств и удовольствий, имел несколько лавок и богатый дом в городе.

  Когда солнце повернуло на закат, Кветка, оставив раненых на попечение Эсты, служанок и Орвара, вышла во двор, где её уже ждал конюх, держа под уздцы Желку. Стражники фридландцы к концу дня уже знали кёнигин Эмблу в лицо: ладную девица со светлыми длинными косами и задумчивым взором то и дело видели во дворе и переходах замка, спешащую по делам со связкой ключей на поясе.

  Кветка, вскочив на кобылу, поскакала к лесу через южные ворота. На поляне у лесной опушки были приготовлены погребальные костры. Когда она очутилась на месте, народу было видимо-невидимо. В середине были сложены огромные костровища, на которые внесли павших в бою ратников. Воины с факелами окружили костры и, словно по взмаху невидимой руки, ткнули в пропитанные смолой вязанки хвороста и дров. Женщины плакали навзрыд и причитали, мужчины Гримнира и Фридланда невидящим взором смотрели на разгорающееся пламя. Кветка стояла позади всех, опустив голову. Слезы жгли ей глаза. Вдруг ей послышалось, как там за кострами, где стояли воины Фридланда, кто-то затянул протяжную и грозную песню. Кветка осторожно пробиралась меж людей, прислушиваясь. Сквозь бушующее пламя она увидела Торхельма, который, закрыв глаза, пел песню доблести и отваги для павших. Он опустил голову в знак преклонения перед ними. Взирая на него, Кветке чудилось, что жадный огонь лижет его светлые волосы и сильную шею. Песне Торхельма вторили несколько голосов, а потом еще и ещё. Искры с гудением уносились в небо - души павших уходили к предкам по звездному мосту. Песню подхватили мужчины Сванберга, и сила сотен голосов наполнила сердца присутствующих томлением и светлой грустью, когда слова не идут на язык, а молчать не в мочь.

  Кветка опустила голову, чтобы скрыть слезы. Ее плечи едва заметно вздрагивали. Чья-то рука легко тронула ее плечо. Кветка подняла голову - перед ней стоял Ульрих. Он взял ее за руку, чтобы отвести от стены огня, приблизившейся настолько, что от нее шел нестерпимый жар.

  - Ульрих, я не чаяла увидеть тебя здесь, - удивилась Кветка, которая полагала, что шпильман покинул Сванберг еще до осады.

  - Почему же? - удивился тот, пряча невеселую улыбку.

  Кветка удивилась перемене, произошедшей в нем: щегольской кафтан сменила кожаная бранная рубаха с бронзовыми пластинами на груди, простые удобные штаны и сапоги. Кветка увидела на переносице едва заметный след от шлема. Его зоркие синие глаза смотрели куда-то сквозь костер. Торхельм наблюдал за ними. Песня давно смолкла, а костры гудели и трещали, исторгая тяжелый дым. Кёниг и Ульрих приветственно кивнули друг другу.

  - Всё случилось так, как ты и обещал: Торхельм здесь, и Сёгрид отомщена, - с легким укором молвила девица, отводя взгляд в сторону.

  - Всё к лучшему. Так говорят в наших краях. Теперь вы в большей безопасности, кёнигин. Понимаю вашу растерянность и горечь. Нелегко оказаться между молотом и наковальней. Но вам уже ничего не грозит, а вот будь вы и дальше при Гермаре, неизвестно, как бы всё повернулось, - твердо ответил Ульрих без тени улыбки.

  - Йохн грозит мне за то, что я вышла против фридландцев, - начала было Кветка.

  - Наслышан об этом, - весело перебил её Ульрих. - И Хельгот, и Рольд, и Лотар рассказывали мне, да и весь Сванберг судачит об этом. Госпожа, вы не проиграли в том бою, а победили - завоевали любовь всех жителей Сванберга и, думаю, всего Гримнира, чего никогда не удавалось ни одному правителю династии Игмаров. Когда-то я говорил, что вы достойны править Северными пределами, что ж, теперь я вижу, что с вашим норовом нужно править народами, - благодушно рассмеялся он, заставив Кветку покраснеть от столь незатейливой похвалы. - Йохн ярится в своем бессилии, словно беззубая собака, которая лает, но не может укусить.

  - Благодарю за доброе слово. Вижу, ты тоже рубился во вчерашней сече, - не утерпела Кветка.

  - Хорошая сеча ничем не хуже доброй пирушки и свидания с пригожей девицей, - ответил тот с привычной прямотой, ухмыльнувшись и подмигнув Кветке.

  Это был прежний Ульрих.

  - К тому же, мне нужно было отдать должок Дагвору, который хотел в пылу битвы и неразберихе пожара улизнуть из города. Торхельм рвался в замок, справедливо полагая, что Гермар отсиживается там. Заодно он надеялся встретить Дагвора. Но я наткнулся на риттера первым недалеко от главной площади, где он со своими прихвостнями поджигал дома и лавки.

  - Он погиб от твоей руки? - глухо спросила Кветка, чувствуя, что бледнеет.

  Она никогда еще не видела столько крови и смертей, пусть это и были преступники. Видя её усталое и печальное лицо, шпильман ответил:

  - Так и было. Сегодня его сродники в Моосхольме получили в мешке отдарок за Сёгрид, - жестоко процедил он, глядя в сторону.

  Кветка качнулась, чуть было не упав. Он поддержал её.

  - Давно ли вы отдыхали, госпожа? - строго спросил шпильман.

  - Позапрошлую ночь, - нехотя ответила Кветка, устало отвернувшись. - В замке сотни раненых. Я надеюсь, с помощью Орвара нам многих удастся спасти. Только сегодня мы перевязали всех. Но разве это важно? Главное, что Сёгрид отомщена.

  Горечь в словах Кветки заставили шпильмана встрепенуться. Он взял её руку. Под ногтями еще виднелась чужая кровь, как Кветка ни старалась её отмыть. Шпильман вдруг опустился перед ней на одно колено и благоговейно коснулся губами краешка её пыльного подола. Кветка отпрянула от неожиданности. Все вокруг смотрели на них. Фридландцы переговаривались, удивленные поступком шпильмана. Лотар и Рунольф переглянулись, а Торхельм отвернулся. По его непроницаемому лицу невозможно было понять, что он думает. Кветка вспыхнула от смущения. Она сердилась на шпильмана за то, что он стал причиной этой неловкости, а кёниг со своим надменным и холодным видом стал ей ещё более неприятен за то, что стал свидетелем её смятения.

   Кветка выдернула руку из пальцев Ульриха и пошла прочь. Люди узнавали кёнигин и кланялись.

  И женщин, и мужчины с сочувствием, жалостью и одобрением смотрели на ту, что волею судеб совсем недавно стала их правительницей и в час испытаний не покинула их.

  Когда костры догорели, мужчины и женщины длинной вереницей шли мимо костров и насыпали землю на едва тлеющие угли. Их лица выражали лишь тоску и горечь. Холм, насыпаемый поверх костровища, рос на глазах. Старики первыми заняли места на бревнах, брошенных вокруг костров - настало время тризны. Мед, пиво хлеб и мясо привезли на телегах. Никто не гнушался пищи: чем больше съешь и выпьешь, тем сытнее и слаще будет тем, кто ушел в светлый Ирий; их души скорее обретут покой, и не будут скитаться по земле, тревожа живых.