Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Небо-воздух (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела" - Страница 27


27
Изменить размер шрифта:

      - Как спалось?

      - Сладко, - откликнулся мышонок и сделал несколько шагов по направлению к его лицу, явно намылившись целоваться.

      Валентин зверушек, конечно, любил, но этим, во всех смыслах приятным делом, предпочел бы заниматься с человеком. Поэтому улыбнулся чуть шире и проворковал.

      - Хочешь утренних поцелуев?

      - Хочу! - воодушевился мышь. И даже сел на задние лапки, неожиданно продемонстрировав лысенький, розовенький хвостик. И если раньше, именно хвосты раздражали Вала в мышах больше всего, то в этот раз у него перед глазами возник образ Руфуса-человека, с таким вот хвостиком за спиной, только пропорциональных размеров. Улыбка священника стала еще шире.

      - Тогда превращайся обратно и будем целоваться, - весело приказал он и приподнялся на локтях. Мышь соскользнул по гладкому шелку на живот и испуганно поджал под себя лапки. - Ну что же ты? - поинтересовался Вал, не успев осознать перемены.

      - Превращаться? - пискнул белоснежный мышь.

      Валентин резко перестал улыбаться. Что-то было не так. Похоже, он все же упустил нечто важное.

      - Руф?

      - Превращаться? - повторил тот, и священник почувствовал, как мышонка начала сотрясать дрожь.

      Это испугало его самого. Он протянул было руку, хотел взять его, но неожиданно прямо в воздухе вокруг мыша нарисовался серебристый контур человека. Мышонок с легким хлопком превратился в белый туман, миг и он заполнил все пространство контура, еще один и вместо мышонка, на Валентине восседал уже пепельноволосый мальчишка, облаченный в одну расстегнутую рубашку и смотрел такими перепуганными глазами, что Валентину самому стало жутко и за него, и за себя.

      - Руфус? - позвал он. И его голос для маленького кока стал словно руководством к действию, он попытался вскочить и убежать, но был очень вовремя пойман и прижат к груди.

      - Нет, пусти! - Руфус отчаянно забился в руках священника, - Я не хочу! Не хочу умирать!

      - Что?! - вскричал Валентин, впервые за очень многие годы лишившись своего хваленого самообладания, которым всегда гордился.

      - Я... - задыхаясь от ужаса, зашептал Руфус отчаянно, - Я - двуликий. Я не хочу... на костер не хочу! Не хочу!

      И тут Валентин все понял. Вот почему мальчики на пару его игнорировали, не подпускали и отказывались говорить. Когда-то, лет двести назад, церковь развернула большую компанию против двуликих, которые в какой-то момент массово стали приплывать на острова. Сам Валентин этим вопросом никогда не интересовался, и не знал, что послужило первопричиной. Но в итоге до сих пор, после нескольких показательных казней, считается, что если какой священник узнает в ком-либо двуликого, то непременно уничтожит самым доступным способом - огнем. Ведь даже если сбросить оборотня в море, тот может распахнуть крылья и улететь, а из пламени ни одним зверем выбраться нельзя. По крайней мере так считалось.

      Но Руфус продолжал истереть, и Валентин не знал, как его успокоить. Поэтому в какой-то момент просто перевернулся вместе с ним на руках и начал осыпать поцелуями лицо расплакавшегося от ужаса мальчишки. Он целовал быстро, невпопад, в щеки, в уши, виски, иногда задевал губами губу, в самый кончик носа, в подбородок и тонкую шейку, пока не почувствовал, что малыш начал затихать, успокаиваться. Смял в пальцах шелк безрукавки у него на спине, глубоко вздохнул и распахнул зажмуренные в отчаяние глаза.

      - Это значит, что ты меня не убьешь? - тихо спросил он.

      - Нет. Это значит, что мне самому жутко от того, как представлю, каково тебе было вчера, когда я к тебе пришел про чувства расспрашивать.

      - Почему?

      - Потому что, я дурак, - в сердцах бросил Вал, с позором осознавая, что не так идеален, как сам себе казался. Как он мог перепутать страх и обреченную покорность, попытку скрыть страшный секрет, с детским, наивно-юношеским обожанием и влюбленностью, которой и не было вовсе?

      - Почему? - повторил Руфус, поднял руку и впервые сам прикоснулся к его лицу, разглаживая пальчиками морщинки на лбу.

      Вал сдался. В груди защемило, он никогда не испытывал ничего подобного и не сразу смог дать этому чувству правильное название. Разочарование. Вот что грызло его сердце изнутри. Ему на самом деле хотелось любви. Он не лгал, хоть и убеждал сам себя, что лукавит. Любви, преданности, нежности и ласки. Очень хотелось. А мальчишка просто боялся подвести под монастырь и себя и лучшего друга, по совместительству оказавшегося и первым любовником. Вот и изворачивался, как мог.

      - Почему? - в третий раз повторил маленький кок. И священник, уткнувшись ему в плечо и накрыв собой, пробормотал.

      - Ты все это время боялся и пытался заплатить собой за спасение себя и Сим-Сима, а я думал, что любишь всерьез. Хотел, чтобы любил. Ну, не дурак ли?

      - Нет! - неожиданно вскрикнул Руфус и с силой принялся его от себя отталкивать.

      Валентин все понял правильно, отстранился, сел. Не глядя на распластанного на ковре, почти обнаженного мальчишку, провел раскрытой ладонью по лицу, прогоняя наваждение, но встать на ноги не успел. Руфус вскочил и схватил его за руку, резко, с неожиданной силой, дернул на себя. Валентину даже пришлось упереться в ковер свободной ладонью, чтобы удержать равновесие. Он поднял глаза на кока и вопросительно выгнул бровь, привычно отгораживаясь от всех переживаний маской легкого высокомерия и отчужденности от дел мирских. Но долго носить её ему не пришлось. Потому что мальчишка вскочил на колени, прижал его голову к груди и прошептал, зарывшись личиком в волосы.

      - Я люблю тебя. Правда, люблю. И вчера... вчера, я думал, что пусть я монстр, хоть и маленький, пусть я двуликий, и не будь мы из одной команды, узнай ты об этом, то убил бы меня, я тоже заслуживаю хотя бы одну ночь счастья. Хотя бы одну ночь с тем, кого люблю. - Сбивчиво зашептал он и завершил свою прочувствованную речь пугающим своей непосредственностью уточнением, - Я тобой.

      Валентин застыл. Мысли покинули его. Он перестал хоть что-то понимать в этой жизни. Это было сильнее его, намного сильнее. Вся эта ситуация, этот невыносимый, искренний мальчик, прижимающийся к нему, льнущий и говорящий сейчас только правду, ничего кроме нее. Сердце заныло, руки поднялись сами, обняли, прижали, губы нашли губы и сразу сделалось нечем дышать. Такого с его закостенелой душой никогда еще не было. Руфус так порывисто ответил на поцелуй, так послушно снова опустился на ковер, мохнатый и приятно щекочущий кожу, так лихо обхватил его талию ногами, еще не осознавая, что творит. У Валентина потемнело в глазах, а сердце ухнуло в пятки. Желание было таким сильным, что он испугался не сдержаться и сделать по-настоящему больно.

      Резко разорвав поцелуй, он отстранился, заглянул в глаза кока, и со вздохом, произнес.

      - Ты спешишь.

      - Нет. - Улыбнулся тот слегка припухшими губами. - Ты не будешь меня убивать, теперь я это понимаю. Я люблю тебя, тебе я нравлюсь. Почему нет? Разве тебе не хорошо со мной?

      - Хорошо. Но разве тебе не пора готовить завтрак на всех иначе капитан будет недоволен? - лукаво улыбнувшись, полюбопытствовал священник, только сейчас, когда первое наваждение сошло на нет, обнаруживший, что у мальчишки в волосах появилась вторая пара ушек, мышиных, круглых. Заподозрив неладное, он резко отстранился, расцепляя его ноги у себя за спиной и до того, как Руфус успел осмыслить фразу про общий завтрак, перевернул его на живот. Да-да, хвост, тот самый лысенький и розовенький обнаружился там, где теоретически и должен был быть. ВЮлентин не удержался и даже потрогал его, сжав самый кончик, тоненький и теплый.

      - Эй! - возмутился мальчика и резко сел, пряча хвостик, обернув его вокруг бедер.

      Повернулся к нему через плечо и обиженно буркнул, - Я же не виноват, что когда волнуюсь, второе обличие проявляется так.