Маленький плут и няня - Макбейн Эд - Страница 31

– Эй, послушайте! – вдруг оживился Доминик. – А ведь там и вправду была дама! Я хочу сказать, в той квартире, где прячут мальчишку!

– Он ее как-нибудь называл?

– Точно. Только как? Ирис? Ирен? Как-то на «и»… черт, не помню…

– Ина? – спросил Бенни.

– Нет.

– Илка? – предположил Нонака.

– Нет.

– Ингрид?

– Нет.

– Ирма?

– Нет.

– Изабелл?

– Нет.

– Инесс?

– Нет, нет.

– Исидора?

– Черт, не знаю больше ни одного женского имени, чтобы начиналось на «и», – пропыхтел Бенни. – А ты узнаешь саму квартиру, если снова окажешься там?

– Может быть.

– То есть я хотел сказать, если ты снова вскарабкаешься вверх по пожарной лестнице, заглядывая по дороге в окна, может быть, какое-то из них покажется тебе знакомым?

– Может быть, – с сомнением в голосе протянул Доминик. – Только не рассчитывай, что я, как последний идиот, среди бела дня полезу по пожарной лестнице.

– Сколько сейчас времени? – спросил Бенни.

– Только что было три.

– М-да… а стемнеет не раньше чем в восемь или даже в полдевятого, – вздохнул Бенни.

– А куда торопиться? – невозмутимо спросил Доминик.

– То есть как это – «куда торопиться»?! А что, если они прикончат мальчишку?

– Нужно окончательно рехнуться, чтобы решиться на такое, – покачал головой Доминик.

– Я бы решился, – решив поддержать разговор, вмешался Нонака.

Само собой разумеется, слова его ни в коей мере не относились к сыну Гануччи. Впрочем, вполне возможно, если бы Гануччи вдруг пришла блажь потребовать от него именно этого, то Нонака, не минуты не колеблясь, выполнил бы приказ. Почему? – ужаснулись бы вы. А все было очень просто. Дело в том, что из-за такого пустяка, как грыжа, строгая медкомиссия не пустила Нонаку на фронт. Отгремела война, а Нонаке так и не пришлось сделать ни единого выстрела. И поэтому-то Кармине Гануччи в его глазах был всегда кем-то вроде одного из легендарных рыцарей – ведь он воевал! Он сражался на фронте, добивал фашистского зверя в его логове.

По правде говоря, сам Нонака вовсе не был таким уж кровожадным. И мысль о том, чтобы проломить кому-то голову, ничуть не соблазняла его – с куда большим удовольствием он занимался тем, что голыми руками разбивал в щепы любую дверь. Сердце его в таких случаях трепетало от радости и приятного волнения. Он был несказанно счастлив, когда отводил назад согнутую в локте руку, а потом вдруг резко выбрасывал ее вперед, как таран. Налитая грозной силой рука его врезалась в дверь, воздух разрывал короткий, яростный вопль «Йа-а-аях!» – и тяжелый кулак с треском впечатывался в хрупкое дерево, разбивая его в щепы. Как же он любил все это! И недовольно нахмурился, разочарованный тем, что придется еще какое-то время ждать, пока не стемнеет. Однако он не мог не понимать, что Бенни Нэпкинс совершенно прав – нельзя же, в самом деле, среди бела дня разносить в щепы дверь чужой квартиры, да еще притом, что не знаешь, что ждет тебя внутри.

Однажды, когда Нонака был еще совсем молодым человеком, он по приказу Гануччи отправился в Хиксвилл, на Лонг-Айленд.

Он помнил, как одним ударом кулака согнул и сломал алюминиевую решетку, прикрывавшую входную дверь, а потом с такой силой впечатал кулак в тяжелую деревянную дверь, что почти пробил ее насквозь. Влетев, как ядро, в дом, он по инерции достиг гостиной, уже предвкушая, как сейчас разнесет еще какую-нибудь дверь. Но единственное, что он увидел, ворвавшись в маленькую спальню в задней части дома, были три уже похолодевших трупа. Нонака оцепенел – у его ног скорчились трое незнакомых мужчин, головы их были прострелены, лица залиты кровью, а за окном уже раздавался пронзительный вой полицейских сирен. «Черт! – подумал Нонака. – Похоже, меня опередили! А сейчас, наверное, лучше убираться отсюда, да поживее!»

Позже выяснилось, что Гануччи элементарно все перепутал: послал Нонаку в Хиксвилл, а должен был в Суоссет. В результате получилось так, что то дельце, которым должен был заняться Нонака, сделали за него другие. А бездельник по имени Подлюка Оскар – весьма экзотическая личность! – улизнул на Ямайку, где и затаился. На то, чтобы разыскать его, ушел целый месяц. Люди Гануччи рыли носом землю и только через тридцать долгих дней и ночей непрерывных поисков пронюхали, где он залег, да к тому же еще и не один, а с девушкой по имени Алиса. Именно Нонаке и удалось настичь Оскара, который снимал квартирку в меблированном доме. С наслаждением высадив ударом кулака вначале входную дверь, а за ней и дверь ванной, Нонака ворвался внутрь и обнаружил Оскара, резвившегося в ванне вместе с Алисой. Вскоре стало известно, что Оскар, к несчастью, утонул.

– Что ты задумал, Бенни? – полюбопытствовал Доминик.

– Пойдемте куда-нибудь. Пропустим по стаканчику и подождем, пока стемнеет.

– Я бы с радостью промочил горло, – облизнулся Доминик.

– И я тоже, – прибавил Нонака.

Вылетев из Неаполя в 2.4.0 по местному времени, самолет, на борту которого был Кармине Гануччи, приземлился в лондонском аэропорту Хитроу в 5.05 вечера. Покинув его, мистер Гануччи проследовал к другому самолету, который должен был взлететь в 6.15 по местному времени. Из-за быстрой смены часовых поясов и выкрутасов солнца, которое то вставало, то садилось, он совсем запутался во времени. Поэтому, когда Гануччи мирно похрапывал в самолете, уже несколько часов летевшем над Атлантикой, Нюхалка только-только вернулся в город. И действительно, как было не запутаться? Самолет, в котором летел Гануччи, должен был приземлиться в аэропорту Кеннеди в 9.05 вечера – ровно через шесть часов после того, как Нюхалка, припарковав одолженную у Артура Доппио машину на Второй авеню, неторопливо прошествовал вверх по улице до того дома, где в компании двух кошек и говорящего скворца обитал сам Артур.

Птица неизменно приводила его в восхищение: явно обладавшая куда более обширным словарным запасом, чем ее собственный хозяин, она непрерывно верещала на итальянском, так что даже любители пива, нередко собиравшиеся, чтобы спокойно посидеть у Артура, испуганно вздрагивали, когда над головой раздавался ее пронзительный крик.

Нюхалка и знать не знал, что Кармине Гануччи в настоящее время мирно спит на борту самолета – иначе вряд ли бы решился на такое. Как бы там ни было, войдя в квартиру, он обнаружил Артура, который с увлечением учил скворца новому слову.

– А почему ты хочешь, чтобы он выучил именно его? – удивился Нюхалка.

– Просто я считаю, что это хорошее слово и птичке нужно его знать, – твердо ответил Артур.

– А вот я его вообще никогда не слышал.

– Это я в словаре отыскал, – похвастался Артур.

– Никогда не слышал.

– Скажи, а ты сам-то когда-нибудь слышал о вермуте с черносмородиновым бальзамом? – спросил Артур.

– Никогда, – честно ответил Нюхалка. – Хотя я знаю многое.

– Это такой напиток. Вкусный, наверное. Знаешь, прошлой ночью Фредди Коррьер был с одной девчонкой, так вот она не желала пить ничего, кроме этого самого вермута с черносмородиновым бальзамом. Сказала, что вкуснее этого ничего не знает, представляешь? А Фредди потом рассказывал…

– Прости, не хотел тебя перебивать, – не вытерпел Нюхалка, – но времени в обрез. Как ты смотришь на то, чтобы немного подзаработать? К тому же делать почти ничего не придется.

– А что все-таки от меня потребуется? – полюбопытствовал Артур.

– Я же уже сказал – практически ничего. Неплохо звучит, верно?

– Звучит вроде и в самом деле заманчиво, – задумчиво произнес Артур.

– Все, что от тебя требуется, это сказать, что именно ты похитил мальчишку Гануччи.

– Да ты спятил! – возмутился Артур. – Знаешь, Нюхалка, я всегда любил тебя, как родного брата, но сейчас скажу тебе честно – ты рехнулся, раз предлагаешь мне такое! Выкини это из головы, понял? Лучше послушай, что прошлой ночью вытворяли Фредди и та девчонка. Так вот, он подцепил ее в баре и…

– Что я хочу, – снова перебил его Нюхалка, – так это немедленно отправиться к Нэнни и сказать, что ты и есть тот самый парень, который…