Лёд - Макбейн Эд - Страница 46

В комнату детективов вошел Мейер. Он открыл дверцы перегородки и подошел к вешалке. Шапка, которую ему связала жена, находилась в правом кармане пальто. Он заколебался: надеть ее или не надеть? Затем он снял с полки свою синюю шляпу, прикрыл ею лысину, влез в пальто и приблизился к Карелле.

– Что значит «интересное»? – спросил Карелла.

– Ну, я подумал, не попробовать ли поговорить с девицей... Ну, с той, что не могла правильно назвать тебе время. Понимаешь, о ком я говорю? – спросил Дэнни.

– Ну да. С Квадрадо.

– Да. С той, что жила с Лопесом. Ну вот, я подумал: наплету ей что-нибудь. Потом скажу, что ищу место, где бы раздобыть чуток порошка. Попытаюсь разговорить ее. Понимаешь?

– Ну, и что здесь интересного, Дэнни?

– Ну, может быть, ты уже знаешь, Стив, а может быть, и нет...

– Ты о чем, Дэнни? – сказал Карелла, взглянул на Мейера и пожал плечами. Мейер тоже пожал плечами.

– В субботнюю ночь ее порезали, как колбасу.

– Что?

– Да. Она умерла в больнице Сент-Джуд вчера утром около одиннадцати часов.

– Кто тебе сказал?

– Женщина, которая живет с ней на этаже.

– Дэнни, ты... уверен?

– Я всегда проверяю источник, Стив. Я позвонил в Сент-Джуд перед уходом. Она умерла, это точно. Они все еще ждут, когда кто-нибудь придет востребовать тело. У нее есть родственники?

– Двоюродный брат, – сказал Карелла.

– Да, – сказал Дэнни и помолчал. – Стив... Ты по-прежнему хочешь, чтобы я продолжал искать пистолет тридцать восьмого калибра? То есть... Ведь ее порезали,Стив.

– Да, продолжай поиски, Дэнни, – сказал Карелла. – Спасибо. Большое спасибо.

– Всего хорошего, – сказал Дэнни и повесил трубку. Карелла не сразу положил трубку.

– Что нового? – спросил Мейер.

Карелла глубоко вздохнул и покачал головой. Не снимая пальто, он пошел к двери лейтенанта и постучал.

– Войдите! – крикнул Бернс.

Карелла снова глубоко вздохнул.

Потолок в заведении «Вид с моста» был украшен винными бокалами: подставки бокалов были закреплены между деревянными рейками, и стеклянные чаши обращены вниз, создавая впечатление огромного канделябра от стены до стены, сияющего отраженным светом от камина в одной из стен. Эта последняя была кирпичной, в отличие от других, облицованных деревянными панелями. Исключение составляла только одна – стеклянная, через это огромное окно, выходящее на реку, были видны буксиры, которые медленно двигались в быстро густеющих сумерках. Часы над баром напротив входа показывали полшестого вечера. Он постарался приехать в деловой центр города как можно быстрее, предоставив Брауну связаться с лейтенантом и сообщить ему удивительную новость, что в сейфе Эдельмана лежали триста тысяч.

Винный бар был полон в этот час. Мужчины и женщины, толпившиеся здесь, вероятно, работали в бесчисленном количестве судов, муниципальных зданий, нотариальных контор и брокерских фирм, в которых разместились юридические, экономические, законодательные и силовые правительственные структуры в этой самой старой части города. Стоял приятный гомон голосов, время от времени звучал смех, ощущение уюта создавали свечи в рубиновых подсвечниках на каждом круглом столе и огонь в камине. Клинг никогда не был в Англии, но, по его представлениям, пабв Лондоне в конце рабочего дня должен был выглядеть именно так. Он узнал помощника окружного прокурора, поздоровался с ним и затем стал искать Эйлин.

Она сидела за столиком у окна и смотрела на реку. Свеча в рубиновом подсвечнике отбрасывала блики на ее волосы. Она сидела, опершись подбородком о ладонь, задумчивая... И на секунду он заколебался, смеет ли он нарушать ее мысли. Он снял пальто, повесил у входа и направился к ее столику. Заметив его приближение, она отвернулась от реки.

– Привет, – сказал он. – Извини, что опоздал. Мы кое-что нашли.

– Я сама пришла только что, – сказала она.

Он выдвинул стул напротив нее.

– Значит, – сказала она, – ты нашел сережку.

– Как раз там, где ты сказала. – Он полез в карман пиджака. – Вот она. Возьми, пока опять не потерялась, – сказал он и положил блестящее золотое колечко на столик между ними. Он сразу увидел, что у нее на правом ухе была парная серьга. Он наблюдал, как она взяла серьгу со стола, левой рукой оттянула мочку левого уха, потом правой рукой закрепила серьгу. Этот жест вдруг болезненно напомнил ему, как снимала и надевала серьги Огаста – много-много раз, с особым женственным наклоном головы, с каштановым каскадом волос.

– Ну вот, – сказала Эйлин и улыбнулась и вдруг посмотрела на него как бы смущенно, словно ее застали за каким-то интимным действием. На секунду улыбка сбежала с ее уст. Она быстро поглядела туда, где официант принимал заказ у другого столика.

– Что ты предпочитаешь? – спросила она. – Белое или красное?

– Белое, пожалуй, – сказал он. – Но, послушай, я хочу заплатить сам. Не нужно...

– Совершенно исключено, – сказала она. – После всего того, что тебе пришлось для меня сделать.

– Ну, это пустяки...

– Оставь, – сказала она и сделала знак официанту.

Клинг умолк. Она поглядела на него, как сотрудница полиции, вдруг встревоженная чем-то необычным.

– Тебя это очень волнует, да? – спросила она.

– Нет-нет.

– То, что я угощаю.

– Ну... нет, – сказал он. На самом деле его это беспокоило. Когда он был женат на Огасте, больше всего его тревожил тот факт, что все прелести жизни оплачивались из ее огромного жалованья.

Теперь официант стоял уже у самого столика, в руке у него был список вин. Учитывая, что именно онасделала ему знак, и более не удивляясь женщинам, которые делали заказы, он протянул ей меню в кожаном переплете.

– Слушаю вас, мисс, – сказал официант.

– Я полагаю, что этот господин желает сделать заказ, – сказала Эйлин. Клинг поднял на нее глаза. – И еще он пожелает, чтобы чек принесли ему, – добавила она.

– Как вам угодно, – сказал официант и передал список Клингу.

– Я не очень хорошо разбираюсь в этом, – сказал он.

– И я тоже, – сказала она.

– Вы думаете о красном или о белом? – спросил официант.

– О белом, – сказал Клинг.

– О сухомвине?

– Ну... конечно.

– Позвольте предложить «Пуйи Фюме», сэр. Это хорошее сухое вино с привкусом дымка.

– Эйлин?

– Да, звучит хорошо, – сказала она.

– Да, гм... «Пуи Фу Мей», пожалуйста, – сказал Клинг, перевирая французское название вина, и вернул меню официанту так быстро, словно оно обжигало ему руки. – Звучит как китайское блюдо, – добавил он, когда официант отошел.

– Ты не видел французский фильм, классический, – сказала она. – Я забыла, как называется. С Жераром Филиппом и... Мишель Морган, по-моему. Она старше его, а он очень молод, и он ведет ее в модный французский ресторан...

– Нет, не смотрел, – сказал Клинг.

– В любом случае он пытается произвести на нее впечатление, и, когда официант приносит вино, которое он заказал, он наливает глоток в свой бокал, для пробы, и отпивает чуть-чуть. И она, и официант внимательно наблюдают за ним. А он причмокивает языком и говорит: «Вино отдает пробкой». Официант смотрит на него – а ведь они все негодяи, эти официанты-французы, как ты знаешь, – и тоже наливает себе в серебряную чашечку для пробы (не знаю, как такая называется), и тоже отпивает чуть-чуть, и держит какое-то время во рту, и все вокруг наблюдают за ними, потому что знают, что они любят друг друга. А больше всего на свете французы любят влюбленных. И в конце концов официант торжественно кивает и произносит; «Да, месье совершенно прав. Вино действительно отдает пробкой». И уходит за другой бутылкой. А Жерар Филипп улыбается, и Мишель Морган улыбается, и все кругом улыбаются.

Эйлин улыбнулась.

– Это очень милая сцена.

– Я не слишком люблю иностранные фильмы, – пожал плечами Клинг. – Те, что с субтитрами.

– Этот был с субтитрами, – сказала Эйлин. – Но он был великолепен.