Янтарин - Шишканова Катерина Сергеевна - Страница 32

Кровь вязким ручейком ударила в землю у самых ног некроманта. Светящаяся, не по-людски ярко-алая. В последний раз, голубчик, в последний раз.

— Принцесса, — высокомерно скривил губы. — Ну, будь по-твоему… И потом, мы же не договаривались за её жизнь, а время я, так и быть, дам. Немного, лет десять. Я же не зверь.

Воздух хлопнул тугими вихрями. Когтистые лапы скребнули загаженную кровью и трупами землю. Небольшой дымчатый дракон с тусклыми серыми глазами лёг на землю, подставляя увенчанную гребнем спину. Скосил глаза на мёртвого подростка, выдохнул из ноздрей серый дым.

— Но-но, малыш, успокойся.

Ни дракон, ни всадник не оглянулись — устроенная ими заварушка оправдала себя в полной мере. Когда полыхающая, словно раскалённый уголь, птица распласталась на окровавленной мальчишеской спине, солнце уже скрылось за горизонтом…

— Гельхен, — наёмник открыл глаза. Фелль потянулась к его лбу, но посмотрела в глаза и отдёрнула руку.

— Я опять уснул?

Девушка кивнула.

— Долго спал?

— Я могу и больше.

Он посмотрел в просвет меж деревьев. Солнце стояло в зените. Отлично, полдня потеряли.

— Собирайся, мы выступаем.

Принцесса молча подобрала сумку и перекинула через плечо. Гельхен, удивлённый такой покорностью, хмыкнул, но не прокомментировал.

Больше девчонка ему не перечила — выполняла все требования без высказывания собственного мнения. Она вообще молчала. Брела след в след, думая о чём-то своём и слепо натыкалась на его спину, если он резко тормозил. И даже если не резко. Его такая покорность конечно устраивала, но всё же настораживала, выматывала из себя, заставляя поминутно ждать более привычных пакостей.

— Может, вы наконец снизойдёте до наших низин и откроете жалкому рабу своему, что томит ваше сердце, Ваше Высочество? — наконец не выдержал Гельхен, когда после переправы девчонка всё так же апатично уселась перед костром жевать ненавистную ей оленину.

— Я думаю о том, куда ты меня ведёшь.

Глаза остались такими же безучастными. Не это занимало её мысли весь день. И всё же она имеет право знать, куда её волокут по дебрям Приграничья.

— Что ты знаешь об ущелье Кулан-Тар?

Фелль вздрогнула. На мгновение её взгляд расфокусировался, вероятно выпала из реальности в воспоминания.

— Говорят, оно… прекрасно.

…Тысячей радужных искр засветился утренний воздух. Даже клоки тумана, щупальцами расползающиеся по дну долины, не промозгло-стальные, а сахарно-розовые. И сотни острых шпилей скалящихся в небо, в брызгах янтарного света кажутся не драконьими клыками, а рогами замерших единорогов. Ветер прошелестит по дну, разметав рыжеющий на солнце туман, и серебряным эхом отразится от изломанных временем скал. Хрустально-прозрачный воздух налит светом. Янтарным, как здесь и положено.

И вьётся Кулан-Тар, змеится на десятки миль вперёд, огибая Храмовую гору, как истинный дракон, разевает пасть, защищая своё гнездо. На заре, в тот самый момент, когда первый луч пробивается к небу, Кулан-Тар загорается ровным золотым светом, копируя цвет чешуи первого дракона, праотца всей огненной магии. Всего на мгновение, но увидевшие это чудо, пронесут воспоминания сквозь всю жизнь…

— В ущелье живёт дракон, как я слышала.

— Да. Он охраняет развалины храма Солнца.

…и последнее пристанище сотни фениксов, погибших двести лет назад от лап кровососов…

Фелль встрепенулась.

— Мы идём к храму?

Собеседник промолчал. Просто посмотрел ей в глаза.

— Но я… я не умею повелевать драконами.

— Ты и не должна. Драконы независимы и слишком зациклены на собственном первородстве, чтоб допустить хотя бы мысль о подчинении кому-либо. Фениксы ими не управляли — они с ними дружили. Стоит только достучаться до их мыслей.

…"Феникс и дракон — единое целое, две части одного организма. Рядом с драконом феникс практически всесилен. И так же уязвим. Боль одного — общая боль, страх — единый для обоих, ненависть, страсть. А вот на любовь драконы не способны. В подобном тандеме преобладают звериные чувства. Фениксы идеальные воины, но на людей они похожи лишь внешне — такие же бессердечные твари […] " — на этой строчке её терпение закончилось. Несчастный талмуд, труд какого-то фанатика-вампира, совершенно непостижимым образом просочившийся в королевский архив и там упокоившийся на веки вечные, попался на глаза скучающей принцессы. Витиеватая надпись "Воины-фениксы. История" живо привлекла её внимание. Но потом она вчиталась в текст.

Как книга занялась в её трясущихся руках, она не поняла. Отбросила вспыхнувший том и в ужасе прислонилась к стеллажу. И тут же огонь змейками расползся по полкам, смачно пожирая древние всеми забытые, но всё ещё важные фолианты. Едкий дым забился в нос и горло, мешая дышать. Глаза заволокло пеленой, но проклятые слёзы так и не появились, глаза выжигал расползающийся по библиотеке жар.

Тогда-то её и нашёл магистр Кант…

Тучи плотно обложили небо. По изнанке рыхлого брюха расползся грязно-бардовый цвет — отголосок тающего заката. Над Кулан-Таром мерно покачивалась радуга, горя всего двумя цветами — золотым и бардовым. В ущелье уже забрела ночь, утопив его в вязкой сиреневой мгле. И раскаты редкого грома, попавшие в скальные ловушки, тихонько перерыкивались друг с другом. Никакой волшебной сказки, всё слишком обыденно и мрачно. Единственным мостиком к волшебству осталась возвышающаяся над ущельем гора, к обрыву которой прилипли развалины некогда могучего храма — последнего оплота огненного народа. Скудные лучи, пробивающиеся сквозь тучи, окрасили её по контуру тёплым светом, всё больше плавящимся в охряный. Фелиша присмотрелась к скальным клыкам, колючей бахромой обрамлявшим всё ущелье. Возле храма они обломались или были разрушены при осаде вампирами, отчего храмовая гора выглядела эдаким гнилым дуплом в пасти дракона.

— В ущелье спустимся завтра, — сказал Гельхен, скидывая с плеч обмундирование и блаженно растягиваясь на выжженной солнцем траве. Всего в миле от них щерились в бурое небо руины храма и от подножия Храмовой горы змеилась заросшая колючим кизилом и шиповником каменистая тропинка к самому дну ущелья, по которой весело скакало несколько диких коз. Когда-то в прадавние времена жрецы выложили тропу жемчужно-белым камнем, сверкающим в солнечных лучах на многие мили вокруг. Теперь валуны местами вросли в землю, местами раскрошились, но их гладкие отполированные бока, там, где время и кусты ещё не задавили их, до сих пор вышибали из глаз слёзы.

Ещё одна тропинка, ещё более запущенная и опасная, начиналась в нескольких футах от отдыхающего Гельхена, но он её гордо игнорировал, запустив вниз по склону попавшийся под руку камень.

Уже над самым горизонтом бордовые солнечные лучи прорвались сквозь тучи и высветили землю алыми красками. Заодно преобразили отдыхающего на ней мужчину. Фелиша не удержалась и села рядом, протянув руку ко вспыхнувшим огнём волосам.

— Что ты делаешь? — не открывая глаз спросил Гельхен, когда тонкие пальцы увязли в спутанных локонах цвета расплавленной меди.

— Косичку, — призналась девчонка. Наёмник удивлённо распахнул глаза и почти тут же зажмурился вновь. Но принцесса успела заметить, что их цвет тоже изменился, выеденный закатом до тёмно-малинового. — Тебе говорили, что ты похож на… феникса? — неожиданно для самой себя ляпнула она. И тут же об этом пожалела.

Разомлевший было мужчина мгновенно напрягся, вывернулся из заботливых рук и принялся ладить кострище и навес из скрещенных над головой лаптей орешника.

— Говорили, — сказал он, будто хлыстом полоснул.

Фелиша прикусила губу. Он повернулся, увидел выражение её лица и ещё больше помрачнел.

— Извини, не хотел на тебя рычать.

— Сама виновата, я же говорила, что мне всё равно, — принцесса схватила полюбившийся кинжал и принялась пилить последний шмат оленины.

Гельхен присел рядом, отобрал кинжал, прижал к себе засопевшую девчонку и положил подбородок ей на макушку.