Боги, гробницы и ученые - Керам Курт Вальтер - Страница 47

Картеру было ясно одно: ни в коем случае не следует торопиться с раскопками. Не говоря уже о необходимости твердо установить первоначальное расположение всех найденных предметов (это было важно для датировки и других определений), следовало считаться и с тем, что значительная часть утвари и многие драгоценности были повреждены, и, прежде чем дотрагиваться до них, необходимо было принять меры для их консервации, то есть соответствующим образом обработать и упаковать. Учитывая и то обстоятельство, что на этот раз дело касалось находки, невероятной по объему, нужно было заготовить соответствующее количество упаковочных материалов и различных препаратов. Необходимо было посоветоваться со специалистами и создать лабораторию, где производилось бы немедленное исследование тех важных находок, которые нельзя было сохранить. Одна лишь каталогизация такого большого числа находок уже требовала большой предварительной организационной работы. Все эти проблемы нельзя было разрешить, сидя на месте. Карнарвону необходимо было съездить в Англию, а Картеру — хотя бы в Каир. Тогда-то Картер и принял решение засыпать раскоп. Только такая мера могла, по его мнению (хотя на месте и оставался за сторожа Кэллендер), обезопасить гробницу от современных последователей Абд аль-Расула. Мало того, едва прибыв в Каир, Картер заказал тяжелую железную решетку для внутренней двери.

Основательность и точность, с которыми проводились эти самые знаменитые египетские раскопки, были во многом обусловлены той зачастую самоотверженной помощью, которую Карнарвон и Картер с самого начала получали со всех концов мира. Впоследствии Картер выразил в печати свою благодарность за оказанную ему всестороннюю помощь, и он имел все основания это сделать. Он начал с того, что привел письмо, посланное ему в свое время неким Ахмедом Гургаром, руководившим рабочими, которые принимали участие в раскопках. Мы тоже приведем это письмо, ибо мы не хотим прославлять одну лишь интеллектуальную помощь. Вот оно:

Карнак, Луксор 5 августа 1923 года Мистеру Говарду Картеру, эскв. Досточтимый сэр!

Я пишу Вам письмо в надежде, что Вы живы и здоровы, и молю Всевышнего, чтобы Он не оставил Вас в своих заботах и возвратил нам в добром здравии, целым и невредимым. Осмеливаюсь сообщить Вашей светлости, что склад № 15 в полном порядке, сокровищница в порядке, северный склад в порядке, и дом в порядке, и все рабочие исполняют то, что Вы приказали в своих предписаниях.

Хусейн, Газ Хасан, Хасан Авад, Абделад-Ахмед и все шлют Вам свои наилучшие пожелания.

Шлю свои наилучшие пожелания Вам, всем членам семьи лорда и всем Вашим друзьям в Англии.

С нетерпением ожидающий Вашего скорейшего приезда,

Ваш покорный слуга

Ахмед Гургар.

В ответ на робкую просьбу о помощи, с которой Картер обратился к членам одной экспедиции, работавшей в районе Фив, Лайсгоу, руководитель египетского отделения нью-йоркского Музея Метрополитен, предоставил ему в полное распоряжение своего фотографа Гарри Бертона, несмотря на то что лишался таким образом нужного ему работника; в своем ответе Картеру он писал: "Рад быть хоть чем-нибудь полезным. Прошу полностью располагать Бертоном точно так же, как и любым членом нашей экспедиции". В результате к Картеру перекочевали еще рисовальщики Холл и Хаузер и руководитель раскопок в районе пирамид Лишта А. К. Мейс. Директор египетского государственного департамента химии А. Лукас из Каира предоставил себя и свой трехмесячный отпуск в распоряжение Картера. Д-р Алан Гардинер занялся надписями, а профессор Джеме Г. Брэстед из Чикагского университета поспешил приложить свои знания для определения датировки найденных Картером древних оттисков печатей.

Несколько позднее, 11 ноября 1925 года, Салех-бей Хамди и Дуглас Е. Дерри, профессор анатомии Египетского университета, приступили к исследованию мумии. А. Лукас написал обширную монографию "Химия в гробнице" о металлах, маслах, жирах и тканях. П. Э. Ныоберри исследовал найденные в гробнице венки и гирлянды цветов и сумел установить, какие цветы росли три тысячи триста лет назад на берегах Нила. Более того, ему даже удалось по цветам и ягодам определить, в какое время года был похоронен Тутанхамон: зная, когда цветет василек, когда созревают мандрагора — "яблоко любви" из Песни песней — и черноягодный паслен, он пришел к выводу, что Тутанхамон был похоронен не ранее середины марта и не позднее конца апреля. "Особые материалы" исследовали также Александр Скотт и X. Дж. Плендерлейт.

Это творческое содружество специалистов (некоторые из них были специалистами в областях, далеко отстоящих от археологии и истории древнего мира) явилось верным залогом того, что научные результаты этих раскопок оказались более значительными, чем каких-либо прежних.

Теперь можно было приступить к работе. 16 декабря раскоп был вновь раскрыт. 18 декабря фотограф Бертон сделал пробные снимки, а 27-го первая находка была извлечена на поверхность.

Основательная работа требует времени. Раскопки в гробнице Тутанхамона продолжались несколько зим. Подробное их описание не входит в нашу задачу, мы следуем за ярким и красочным рассказом Картера лишь в его узловых моментах и не имеем поэтому возможности подробно останавливаться на описании всех находок. Однако нельзя не упомянуть о двух-трех самых значительных, таких, например, как деревянный ларец, принадлежащий к числу наиболее выдающихся в художественном отношении произведений древнеегипетского прикладного искусства. Он был покрыт тонким слоем гипса и весь расписан. Яркость красок чудесно сочетается здесь с поразительно тонким и точным рисунком, а сцены охоты и военные сцены так великолепно скомпонованы и в то же время настолько детально выписаны, что "превосходят даже персидские миниатюры". Этот ларец был наполнен самыми разными предметами; примером тщательности в работе может служить тот факт, что Картер затратил три недели тяжелого, кропотливого труда, пока добрался до дна этого ларца.

Не менее важной находкой были три больших ложа, о существовании их было известно и ранее из росписей на стенах гробниц, но найти их, однако, до сих пор не удавалось. Это были удивительные сооружения, с возвышением не для головы, а для ног. На одном из них красовались изображения львиных голов, на втором — коровьих, на третьем можно было увидеть голову полукрокодила-полугиппопотама. На ложах были горой навалены драгоценности, оружие и одежда, а сверху лежал трон. Его спинка была так изумительно разукрашена, что Картер впоследствии "без всяких колебаний" утверждал: "Это самое красивое из всего, что до сих пор было найдено в Египте".

Наконец, следует еще упомянуть о четырех колесницах, которые были слишком велики, чтобы их можно было целиком внести в гробницу, и потому их распилили; впоследствии грабители перевернули и раскидали их части. Все четыре колесницы были сверху донизу покрыты позолотой: каждый дюйм их поверхности был украшен орнаментом и рисунками или же инкрустациями из цветного фаянса и камня.

В одной лишь первой камере исследователи нашли не менее шестисот-семисот различных предметов. О внешних и внутренних трудностях, с которыми им пришлось столкнуться в работе — один неверный шаг мог разрушить то, что невозможно было возместить, — у нас еще будет случай поговорить подробнее.

13 мая при +37 °C в тени по узкоколейке были доставлены к специально зафрахтованному пароходу первые тридцать четыре тяжелых ящика с находками. Расстояние было небольшое — всего полтора километра, но, так как рельсов не хватало, пришлось прибегнуть к хитрости: когда вагонетка проходила некоторое расстояние, путь позади нее разбирали, а снятые рельсы укладывали впереди вагонетки. Так драгоценные находки проделали обратный путь спустя три тысячелетия после того, как они были торжественно доставлены с берега Нила в гробницу усопшего царя. Еще через семь дней они были в Каире.

К середине февраля из первой камеры было вывезено все. Теперь можно было продолжить раскопки, чего с нетерпением ожидали все, и вскрыть третью дверь — ту самую, которая находилась между двумя статуями-часовыми. Теперь наконец настало время выяснить, находится ли в соседней камере мумия.