Красавица и чудовище - Макбейн Эд - Страница 10

По правде говоря, я никогда не занимался «этим» и с белой девушкой, но в ту минуту это не имело ни малейшего значения. Самое главное заключалось в том, что она — черная, а я — белый. И какое удивительное приключение ожидало бы нас, если бы только она позволила спустить ей трусики и раздвинуть ноги, — я чувствовал себя современным Стенли, исследователем Африки. Мне и в голову не приходило, что своими словами я лишил ее индивидуальности, превратив в безликую представительницу черной расы, проявил полное равнодушие к Офелии как таковой, испытывая желание к ней только потому, что она была черной, и не проявил ни малейшего стремления узнать ее поближе. Я не мог понять, в чем дело, когда она опустила юбку, привела в порядок блузку и очень вежливо попросила: «Будь добр, отвези меня домой». После этого вечера я не раз приглашал ее на свидания, а она всегда мягко, но решительно отказывалась. Я получил урок. Урок на всю жизнь. Может, я и не стал дальтоником (нереально требовать этого от белого человека), но никогда не строил своих отношений с людьми, будь то мужчина или женщина, основываясь на чисто случайном цвете кожи, а старался под этой защитной оболочкой разглядеть суть человека.

Так почему же мне не нравился Джордж Н. Харпер?

Может, потому, что он жутко уродлив. Сам я никогда не одерживал побед на конкурсах красоты, но громадный рост Харпера, его поразительная неуклюжесть, гориллообразная сутулость, угроза, — да, угроза, сквозившая в его взгляде, его позе, — огромные кисти рук, сами могучие руки, свободно болтавшиеся вдоль тела, первобытная сила, исходившая от него, весь его облик — внушали страх и заставляли меня неосознанно держаться от него подальше, если мы оказывались с ним в одном помещении. Я как будто боялся, что могу стать жертвой такого же страшного преступления, как его жена. И однако, если цвет его кожи не имел для меня никакого значения, тогда почему же мне так неприятен его физический облик? Разве только красавцы имеют право на беспристрастное судебное разбирательство? Разве Харпер не имел права на такую же честную и квалифицированную защиту, которая удовлетворила бы самого Роберта Редфорда?[13] Или все-таки в глубине души я верил, что он виновен, и искал для себя оправданий, чтобы не браться за это дело, заранее лишая Харпера права на жизнь и свободу, на беспристрастный судебный процесс, покушаясь на те гарантии, которые закреплены законом за каждым гражданином этой страны. Нет, он невиновен. Я ощущал это каждой клеточкой своего тела. Он невиновен, черт побери! Я должен защищать его и буду защищать его!

Но, увы! Существовала еще одна причина, по которой я вынужден был сказать ему «нет». Если отбросить в сторону мою неопытность в делах такого рода, мою неприязнь к этому человеку, если даже не принимать во внимание эгоцентричность последней причины, тем не менее, оставалась подлинная и весьма основательная причина отказать ему.

Я собирался в отпуск.

Эгоистично, согласен.

А может, не очень эгоистично, если учесть, что Дейл запланировала свой отпуск на то же самое время, и наш совместный отпуск совпадал с каникулами Джоан по случаю Дня Благодарения, и мы втроем собирались отправиться в Мексику.

Не один месяц мы разрабатывали маршрут этого путешествия, консультировались с лучшим агентом бюро путешествий в Калузе (единственное развлечение в городе, где нет более сильных потрясений). У нас было намечено отбыть в Пуэрто-Валларта через девять дней, в пятницу 27 ноября. Провести четыре дня у Сэмуеля Торна, окружного судьи Калузы, вышедшего на пенсию, на его вилле, которую он приобрел в прошлом году. Затем мы собирались поехать в Мехико и вернуться домой в субботу 5 декабря. По правде говоря, наше путешествие должно было занять всего девять дней. И если учесть, что до Нового года, как полагал Бенни, дело не передадут в суд, — ничего страшного, если я пропущу девять дней.

Если, конечно, наплевать на тот неоспоримый факт, что окружной прокурор в течение этих девяти дней будет работать не покладая рук, чтобы собрать необходимые доказательства и затем посадить Харпера на электрический стул. Я надеялся, что Дейл, как человек взрослый, переживет известие об отмене отпуска. Но Джоан недавно исполнилось четырнадцать, и она уже мечтала написать сочинение за следующий семестр о своих «приключениях» в Мексике, а также купила себе новое бикини. Факт немаловажный, если учесть, что она собиралась обновить его в бассейне на Камино-Риал. Именно там и собиралась она представить на всеобщее обозрение свои юные прелести, которые начали приобретать наконец вполне зрелые формы с пугающей, — по крайней мере, ее отца — быстротой. Я вполне мог залепить затрещину какому-нибудь прыщавому юнцу, осмелившемуся при всем честном народе бросать на мою дочь нежные взгляды. Когда она демонстрировала нам с Дейл свое бикини, я с некоторым смущением промямлил что-то относительно того, что оно, мол, гм… не показалось ли оно ей чересчур открытым для девушки, которой только-только исполнилось четырнадцать? В ответ Джоан со свойственной ей прямотой заявила: «Ты бы посмотрел, папа, на то, которое я не купила». На том наш спор и закончился. Как после всего этого мог я объявить дочери, что наше путешествие в Мексику не состоится, так как я должен защищать человека, не вызывающего у меня симпатий, человека, которого обвиняют в особо жестоком убийстве своей жены, человека невиновного, как мне подсказывает моя интуиция («Никакой интуиции, — предостерегал меня Бенни, когда я уходил от него. — Только знание»), в то время как все улики указывают на его несомненную виновность.

К пятнице я все еще не решил, браться ли мне за защиту Джорджа Н. Харпера (как он просил меня) или посоветовать ему поискать другого адвоката, а может, просить суд назначить ему защитника. По расписанию этот уик-энд Джоан должна была проводить с матерью, но в последнюю минуту моя экс-супруга позвонила и предложила забрать дочь к себе на два уик-энда подряд, так как она, Сьюзен, приглашена в эту субботу на футбольный матч в Тампу и они с Артуром хотели бы провести там весь уик-энд, а домой вернуться в воскресенье поздно вечером. Так хочу я забрать Джоан?

Я не только хотел бы провести со своей дочерью два уик-энда подряд, я мечтал видеть ее около себя каждый Божий день. Точно так же я не возражал против неустанных поисков Сьюзен очередных кандидатов на пост мужа. С одним из них она теперь встречалась и, очевидно, спала. Вероятно, ей просто необходимо рассказывать мне об этом. Несколько раньше, в начале года, она пережила короткий, но знойный роман с неким Джорджем Пулом — по общему мнению, самым богатым человеком в Калузе, который, по слухам, во время своих частых «деловых» поездок в Лос-Анджелес проявлял повышенный интерес к молоденьким актрисам из телесериалов. К марту накал страстей несколько упал и Сьюзен тут же информировала меня, что встречается с «очень милым человеком» по имени Артур Батлер, очевидно, именно с ним она и собиралась поехать на этот уик-энд в Тампу.

Как-то в минуту хорошего настроения Сьюзен удачно сострила, сказав, что Батлер не просто делает, что ему положено, но делает это на высоком профессиональном уровне и с завидной регулярностью. Не понимаю, почему Сьюзен не упускает случая напомнить мне о том, что она все еще желанна: я это знал, когда женился на ней, и продолжал так думать после нашего развода. (Не понимаю и того, почему чуть ли не все разведенные женщины занимаются продажей недвижимости, — Сьюзен не является исключением.) Я предпочел бы, чтобы она не рассказывала мне о своих разнообразных связях и знакомствах. Пока все это не причиняет вреда моей дочери, пока ее мамаша не лезет, так сказать, на рожон, мне, честно говоря, наплевать, как она распоряжается своей жизнью. Но терпеть не могу лицемерия.

Сьюзен строила планы, как проведет уик-энд с Артуром Батлером в Тампе, какое удовольствие доставит ей футбольный матч и, конечно, домашние спортивные игры. В ее курятнике, как сказал бы мой партнер Фрэнк, установлен такой порядок, но когда в ту пятницу я забрал Джоан после школы, первое, что услышал, было: «Мама не разрешит мне ехать в Мексику, если с нами поедет Дейл».