Бернарда - Мелан Вероника - Страница 44

На улицу не хотелось: видимо, сказался побочный эффект затянувшегося эксперимента. В другой раз бы побежать по хрусткому настилу, подышать морозом, натянув шапку на самые глаза, купить бы горячего свежеиспеченного хлеба да оторвать кусок зубами прямо на улице. А теперь нет — только бы сидеть и сидеть в надежде, что вскоре все закончится.

Дрейк был недоволен. Недовольство это то и дело проскальзывало в походке и хмуром взгляде.

«Ну и что, что опять не получается. Подумаешь…»

Утопая в тишине, уставшая смотреть на снег, я переводила взгляд на большой экран, где мельтешил непонятный цветной шум.

Что там зашифровано? Ответы на какие вопросы? Рассказано ли там о том, кто я, кем стала? И кем была в прошлом…

А кем я была? Обычной девчонкой, одной из сотен тысяч. А стала? Я и сама не знала, кем стала. Научилась что-то творить, хотя редко этим пользовалась. Не чувствовала толком новых умений, не понимала их. Перемещаться — другое дело, перемещаться — это мое… А переделывать миры, влиять на умы, трансформировать реальность? Не может черепаха, приобретя крылья, начать думать по-орлиному, не может за секунду впитать новую логику и сменить привычную землю на бесконечную синеву неба.

Вот и я…

А Дрейк чего-то ждал. Но от меня или от себя?

Казалось, снег падал до бесконечности долго. А потом гудение кончилось — и экран погас. На фоне светлого окна застыл силуэт с понурыми плечами и головой. Мои ноги не слушались.

— Не сдавайся, слышишь?

Впервые за все это время в его глазах мелькнул злой огонек.

— Я не сдаюсь. Но я предупреждал: если перепробую все возможные варианты, и ничего не выйдет, тебе придется найти другого.

Сонливость вмиг улетучилась. На ее место пришла нервозная дрязгающая эмоциональность.

— Не говори так. У нас впереди много времени — почти вечность. Возможно, скоро ты перепробуешь те идеи, которые придумал, но потом могут прийти в голову другие, новые. Зачем торопиться? Ведь так бывает: кажется, что все, а потом вдруг…

— Бернарда, — перебил Дрейк непривычно сухо (и это царапнуло по сердцу костяной лапой), — я не обычный человек. Мой мозг обрабатывает в тысячи раз больше информации за секунду, чем любой другой. У меня уйдут лишь часы на понимание того, что обычному человеку не осознать за годы. Ты уверена, что понимаешь, о чем я говорю?

Белое окно слепило глаза. Снег смотрел на нас по ту сторону, проплывая дальше, без задержек. Ему было неинтересно смотреть на спор двух людей, запутавшихся в собственных жизнях. Но я, кажется, точно понимала, о чем говорил Дрейк.

— То есть не нужны тебе годы. Ты — супермашина — сразу можешь сказать: «все, я перепробовал варианты на миллион лет вперед — и ни один не сработал. Других нет».

Мой сарказм цели не достиг — Дрейк не шелохнулся.

— Примерно так.

— Тогда придется тебе перепробовать варианты за другой миллион лет, — процедила я, — а потом за следующий, раз уж у тебя другие временные рамки. А я подожду.

— Нет. Когда я скажу «все», тебе придется начать новую жизнь.

— Ах, все так просто?

Я поверить не могла: мы ругались. В первый раз в жизни мы по-настоящему ругались. Как пара, как влюбленные, не сошедшиеся во мнениях. Вот только внутри все сильнее терзал страх: ругань с Дрейком… Чем таковая может закончиться? Ведь не будет такой человек попусту сотрясать воздух, а значит, нужно использовать текущий момент, чтобы все наладить.

— Не смей так просто сдаваться, — я повторялась. Но это не имело значения, лишь бы слова достигли цели.

Он развернулся ко мне лицом — и впервые в его выражении промелькнула горечь.

— Я не сдаюсь! Но я хочу любить тебя так, как мужчина должен любить женщину. Полноценно. А не довольствоваться урезанной версией отношений!

— Значит, у нас получится!

— Ты мечтательница.

— А ты — заскорузлый циник, который думает, что все на свете знает!

Его губы поджались. Мое сердце выбивало лошадиный топот.

— Я с самого начала предупреждал тебя, что подобный исход возможен.

— Но он еще не наступил.

Как хрипло и хрупко.

В горле саднило, а ноги по пути к двери дрожали. Я сомневалась, что дрожали они из-за этих чертовых столбов и часов текущей через меня чужеродной энергии. Они дрожали потому, что не были уверены, что, переступив порог комнаты, снова смогут ступить в счастливую жизнь.

Это еще не конец. Это просто стычка. Он устал, вымотался, на какой-то момент перестал верить. Он больше человек, чем сам в это верит. Но идеи могут приходить на ум даже не гениям, все в какой-то момент может измениться и наладиться, ведь так, ноги?

Чудеса случаются. Всегда случаются.

Или я мечтательница?

Он был близок к поражению, а она к тому, чтобы это увидеть.

Горечь — ментальная кислота, способная прожрать даже самый крепкий механизм.

Дрейк оперся на холодное стекло пальцами и медленно выдохнул, наблюдая за снегопадом. Кому из них будет лучше, если ложные ожидания затянуться на годы? Чем быстрее обрубишь хвост собачке, тем быстрее он заживет. Нельзя резать по чуть-чуть, надеясь избежать боли, тем самым усугубляя ее.

Энергия не поглощалась ее телом, а проходила насквозь, не задерживаясь. Изменения на физиологическом уровне минимальные, не достаточные для того, чтобы ожидать успеха в ближайшие несколько сот лет, чего он и боялся с самого начала. Но ведь тоже в какой-то момент поверил в чудо, хоть математически точный мозг и выдал на последний эксперимент неблагоприятный прогноз.

А как хотелось поверить, что однажды он станет «как все». С теми же маленькими радостями в жизни, доступными простым смертным: теплой постелью на двоих, смехом по утрам, совместными походами в кафе, когда наслаждаешься не кофе, а мыслью, что вскоре окажешься дома, обнимешь еще у порога, едва успев закрыть дверь, прижмешь к стене и дашь волю чувствам.

Но нет, он запутался. Поверил в то, во что не следовало верить. Дистанционная любовь не просуществует долго, а если так, то лучше сразу раскрыть на правду глаза.

Грустная улыбка искривила губы, а ладонь окончательно заледенела от холодной поверхности окна.

Если ничего не выйдет, — а вариантов, которые Дрейк собирался опробовать, осталось всего несколько, — придется позволить Бернарде уйти. Помочь уйти, если потребуется. Любая, даже самая сильная боль забывается людьми довольно быстро. Особенно если помочь им отвлечься. Вот только сможет ли он собственноручно внести в карту ее жизни те изменения, которые помогут памяти о нем, Дрейке, кануть в лету?

К холодному стеклу, как к анестетику, хотелось прижаться лбом.

Нужно всего лишь еще раз сделать то, что нужно, а не то, что хочется. Не в первый раз и не в последний. Начальник всегда должен оставаться Начальником. Империя не продержится на слабаках. Да и нужен ли настоящей Женщине слабак?

А Дрейк впервые за много лет чувствовал себя именно таковым.

— Он ведь не на самом деле, ты как думаешь?

Клэр помешивала в кастрюле овощной суп и молчала.

На моих волосах все еще таял снег: впервые за долгое время я решила пойти домой пешком. Особняк притих, затаились будто напуганные моим настроением и Фурии. Только Миша ласково терся мордой об ногу, приветствуя дома ту, которую любил больше всего, не обращая внимания на лужи, растекающиеся вокруг неснятых ботинок.

— Не может быть, чтобы он отступился…

Говорила и не верила сама себе. Не верила, что подобное может когда-то наступить.

Клэр молчала, не знала, что ответить, а врать не хотела.

Я не винила ее.

Чувство дежа-вю оглушало яркостью.

Только тот вечер был светлее и снега не было совсем. А так…

Джон Сиблинг курил вторую сигарету, Дрейк, опершись спиной на автомобиль, стоял рядом — непривычно молчаливый. С неба плавно, поблескивая в тусклом свете фонарей, опускался снег.

Джон попытался вспомнить, каким было лицо Начальника тогда, несколько месяцев назад, но не смог: выпало из памяти. Таким отрешенным оно не было точно. Что-то было иначе. Теперь взгляд Дрейка, устремленный вдаль, пугал непривычным, почти неестественным равнодушием.