Бернарда - Мелан Вероника - Страница 29

— Отнеси их в спальню, положи на кровать, и НИКОМУ не входить, пока я не закончу.

Посреди радостных воплей, бубня что-то нелицеприятное себе под нос, Дрейк принялся разуваться.

Часы показывали половину пятого утра, а мы с Клэр, возбужденные и взволнованные, все еще сидели на кухне, неспособные угомониться. Пили вино, жевали крекеры и разговаривали. В основном, о последних событиях и о том, что судьба порой бывает несправедлива. Но именно сегодня Удача повернулась к нам лицом — и теперь, наравне с нами, в диалоге активно пытались принять участие тридцать пять Фурий. Да, тридцать пять. Как и в старые добрые времена.

Глядя на местами слипшуюся шерсть, мы качали головами: сердце щемило от нежности. Пусть странные, пусть неспособные нормально говорить, но в совершенстве перевоплощаться, они стали для нас родными. Как хорошо, что эта ночь не закончилась на траурной ноте и не нужно никого хоронить с камнем на сердце, пытаясь проглотить горькую пилюлю.

Да, время лечит. Наверное, оно вылечило бы и потерю пятерых странных существ, однажды ночью вставших на защиту этого дома, но каждый подобный случай оставляет шрам под кожей, невидимый окружающим и ежесекундно ощущаемый тобой. И каждый такой случай добавляет в жизни пустоты.

Сегодня благодаря Дрейку пустоты не было. Была усталость, был глупый смех без причины и были нервные слезы — следствие шока. До самого восхода мы пытались придумать тридцать пять уникальных имен, слыша в ответ от Смешариков либо радостное «Ага!», либо укоризненное «Не-е-е…», и разражались смехом, запивая душевное облегчение алкоголем. Спать разошлись только тогда, когда хромированные поверхности осветили розоватые лучи восходящего солнца.

Здесь ничего не изменилось.

Все тот же двор, та же железная горка и одинокая песочница, ленточка серебристого «дождика», привязанная кем-то на дерево еще в прошлом году и с тех пор одиноко болтающаяся на ветру. И тот же панельный дом в вечерних сумерках.

Где-то в глубине квартиры на шестом этаже мама. Может быть, читает, может быть, пьет чай или смотрит телевизор. Надо бы подняться, вот только почему-то не хотелось. Прислонившись к холодной трубе — стойке качелей, я просто стояла и смотрела на собственный дом, пытаясь разобраться в странных ощущениях.

Этим утром я почувствовала себя гораздо лучше: усталость спала, боль тоже. Позавтракав, а точнее сказать, пообедав на кухне (завтрак мы все благополучно проспали) под умильный гвалт Смешариков, пытавшихся перечислить все, что они хотят в следующем меню (а это «ешня, иня и нанас» — черешня, дыня и ананас), я решила, что неплохо бы проверить: вернулись ли обратно утерянные способности. Поэтому, пока Клэр, подобно вежливому официанту, с умильным видом записывала в блокнот список из фруктового ассорти, я оделась и некоторое время размышляла, куда же прыгнуть.

А пять минут спустя, уже одетая и обутая, стояла перед многоэтажным домом в собственном дворе.

Значит, способности вернулись. Представить картинку четкой и ясной получилось не сразу, но все же получилось. Еще пара дней — и все станет как прежде: быстро и легко.

Наверное, стоило ожидать большей радости от посещения этого места, но ее почему-то не было.

Этот мир становился все более чужим. Если раньше чужими были ходящие по улице прохожие и их проблемы, то теперь все более чужой становилась собственная семья.

И это тяготило.

Я менялась. Менялись привязанности, привычки, цели, желания. Я будто бы ушла в новую жизнь. Так случается, когда дочь выходит замуж. Вот только в случае замужества время для разделившихся членов семьи течет одинаково, а не застывает стоп-кадрами, стоит лишь чаду покинуть отчий дом. Вернется чадо — жизнь «разморозится» и сдвинется на несколько минут вперед, уйдет — все снова застынет, будто в леднике.

Вот только с каждым разом становилось все труднее вспоминать, на чем закончилась «прошлая серия» и с чего должна начаться новая. Что говорить, как себя вести? У меня сотня событий за неделю, а у них всего лишь тот же вечер, те же дела, тот же фильм по телевизору…

Мама, дядя Толя, бабушка — они оставались прежними, а я шла вперед, и пропасть между нами с каждым днем увеличивалась. Слишком сложно стало притворяться «старой» Диной. К тому же я, положа руку на сердце, уже почти забыла, какой она была раньше… Менее уверенной? Более робкой? Без нового амбициозного блеска в глазах и ауры невидимой силы, которая все росла и росла, грозя в будущем стать слишком заметной для этого давно уложившегося в привычные рамки мира?

Совесть болезненно подвывала.

Видимо, так случается: можно стать другим, можно уйти вперед или в сторону, оставив кого-то или что-то в стороне. А они так и будут ждать назад родную и знакомую Динку, не подозревая о том, что та вот уже несколько месяцев как исчезла. Каждый вечер мама будет ждать поворота ключа в дверях и знакомых шагов, а они, наверное, вообще не прозвучат, потому что возвращаться сюда с каждым разом все тяжелее.

По дорожке перед подъездом, шурша большими желтыми пакетами с надписью «Кора», прошагала тетка. Подскользнулась на покрытом тонким льдом тротуаре, опять обрела равновесие и скрылась за углом.

В вышине, спереди, сбоку и позади горело множество окон — обычный квартал из высоток обычного города, утонувший в плотной синеве вечернего воздуха. Гул машин с дороги, хохот устроившегося с пивом в руках молодняка у соседнего подъезда.

Все то же начало Ноября. Уже ставшее вечным.

Была в этом всем какая-то неправильность, в этом застывающем намертво времени.

Уж лучше бы оно шло. Лучше бы люди в мое отсутствие менялись и старели: подобный ход времени адекватно, пусть и не без грусти, воспринимался сознанием. А когда вот так…

Для того чтобы внести необходимые и желанные изменения: чтобы достать маме денег на ремонт, чтобы бабушкина лотерея закончилась выигрышем — здесь следовало проводить гораздо больше времени. Недостатка в идеях не было. Недостаток был в желании.

Я не могла себя понять, и от того кружила в самобичевании.

Неужели я больше не люблю маму? Ведь люблю же? Тогда почему не хочу подниматься в квартиру?

Как же совместить все эти рвущие на части противоречия?

Тогда, стоя перед собственным домом и глядя в светящееся окно кухни, я еще не знала, что очень скоро все изменится. Что события, сгрудившиеся за ближайшим жизненным поворотом, только и поджидают момента, чтобы наброситься, закружить, замести в свой водоворот, почти что утопить в нем.

Тогда мне казалось, что в мире нет сложнее проблемы, чем понять, что превратило любящую дочь в отстраненного от семьи чужого человека, но оказалось, что показавшиеся на поверхности изменения, уже так сильно всклокочившие переживаниями реальность — это лишь вершина поднимающегося из глубины судьбы айсберга.

Может быть, я все же поднялась бы наверх и провела вечер дома, пытаясь прикинуться «совершенно-обычной-дочкой». А может, простояв в стылом дворе еще пару десятков минут, решила бы переместиться куда-то еще, когда настойчивый зуд чипа в плече уведомил о том, что в ближайшее время принимать решения о том, где мне быть, будет Дрейк.

То был вызов в Нордейл. И испытав смесь грусти и облегчения, в последний раз посмотрев в окна своей квартиры, я прыгнула назад.

Глава 5

Я чувствовала себя попеременно то Никито?й, то Даной Скалли, то подружкой всех Джеймсов Бондов одновременно — одним словом взволнованной героиней шпионских боевиков. А все потому, что перед глазами находился большой экран, на котором мелькали черно-белые и цветные фотографии «объектов» и врагов, а рядом со мной на стульях, сложив руки на груди и вытянув обутые в разнообразные ботинки ноги, сидело девять мрачных сосредоточенных парней — спецотряд в своем обычном для меня составе.

Ну и конечно, Дрейк — Большой Брат всех Уровней и владыка ценной информации о том, чем мне и коллегам предстояло заняться в скором будущем.