Хохмач - Макбейн Эд - Страница 6

– Это понятно, но на мой взгляд, шансы все же невелики.

– В самом деле? Но давайте учтем тот факт, что за всю игру не было открыто ни одной десятки. Естественно, у вас или у остальных партнеров до того, как они спасовали, могли быть неоткрытые десятки, однако я рассчитывал на то, что вашей нераскрытой картой является туз, и решил рискнуть.

– И все-таки шансов у вас было слишком мало. Вам следовало бы спасовать.

– Но тогда я проиграл бы, не так ли? Что же касается того, что вашу комбинацию можно улучшить прикупленной картой, то здесь шансов у вас было еще меньше.

– Каким это образом? Начнем с того, что моя комбинация уже была старше вашей! У меня на руках была тройка тузов!

– Совершенно верно, но улучшить свою комбинацию вы могли только двумя способами: вы должны были прикупить четвертого туза и получить в результате “карре”, или же еще одну шестерку и получить “фулл”. Я отлично знал, что четвертого туза вы прикупить не можете, поскольку он был у меня, да и шансов на то, что он выпадет вам, было слишком мало, даже если бы его у меня и не было. Тут соотношение было бы один к тридцати девяти, что значительно хуже, чем девять к одному.

– А как тогда насчет “фулла”? Ведь мне могла достаться и шестерка.

– Не отрицаю, могла. Но и тут соотношение составляло четырнадцать и две третьих против одного. А это опять-таки ниже моих одного к девяти. А если же учесть при этом, что оба наши партнера выложили на стол по шестерке прежде, чем выйти из игры, то получится, что вы рассчитываете на единственную шестерку, оставшуюся в колоде, а это означает, что шанс здесь точно такой же, как и с тузом, то есть один к тридцати девяти. Теперь понимаете, Чак? Мой шанс – один на девять, ваш – один на тридцать девять.

– Но кое-что вы тут упускаете, не так ли?

– Я никогда ничего не упускаю, – сказал глухой.

– Вы упустили то, что вообще мы оба могли просто остаться при своих, не вытащив нужной карты. И в этом случае, то есть если бы мы оба остались при своих, я наверняка выиграл бы. Ведь три туза-то уж во всяком случае старше не набранного полностью “стрита”. И в этом случае я выиграл бы.

– Совершенно верно, но это отнюдь не значит, что я упустил из вида эту возможность. Припомните-ка, Чак, ваша пара тузов не появилась на столе, пока не была сдана четвертая карта. Если бы у вас были открыты тузы с самого начала, то я сразу же вышел бы из игры. Вплоть до этого момента мы оба были примерно в равном положении. У меня был припрятан туз, и открытыми лежали дама с королем. Я подозревал, что у вас могла быть пара тузов, однако, учитывая то, что у меня в запасе тоже был туз, я решил, что вы блефуете, держа пару шестерок. А в этом случае любая прикупленная мной пара означала бы более выигрышную комбинацию. Так что я считаю, что партию эту я разыгрывал совершенно верно.

– А я считаю, что вам просто повезло, – упрямо повторил Чак.

– Очень может быть, – глухой улыбнулся. – Но выиграл-то все-таки я, не так ли?

– Ну, еще бы. А раз уж вы выиграли, то теперь можно говорить что угодно и утверждать, что все это было вам известно заранее.

– Но выиграл-то я, Чак. А значит, что я все верно рассчитал.

– Это вы только так говорите. Если бы вы проиграли, то наверняка запели бы совсем другое. Тогда вы привели бы целую кучу доводов, чтобы оправдать сделанную ошибку.

– Едва ли, – сказал глухой. – Я не из тех людей, которые признаются в своих ошибках. Само слово “ошибка” просто – отсутствует в моем словаре.

– Отсутствует? Тогда как же вы называете их?

– Я называю их отклонением от правила. Правило действует постоянно, Чак. Правило истинно. А вот отклонения от правил бывают различными. А весь веер отклонений лежит в секторе между допускаемым числом отклонений и добросовестностью наблюдателя. Таким образом, разумное отклонение от правила следует рассматривать именно как таковое, а отнюдь не как ошибку.

– Дерьмо все это, – заявил Чак, и все сидевшие за столом дружно расхохотались.

– Совершенно верно, – проговорил глухой, присоединяясь к общему смеху. – Именно дерьмо. А количеством дерьма как раз и объясняется отклонение в результатах при точных расчетах. Ваша очередь сдавать, Рейф.

Высокий сухощавый человек, сидевший слева от Чака, снял очки в золотой оправе и вытер набежавшие от смеха слезы. Потом он взял колоду карт и принялся тщательно перетасовывать их.

– По-моему, эта была самая лучшая тирада из всех, какие я когда-либо слышал. – Он протянул колоду Чаку. – Снимите.

– А на кой черт? – капризно отозвался тот. – Раздавайте.

– Как будем играть на этот раз? – спросил человек, сидевший напротив Рейфа. Он держался очень осторожно, потому что был новичком в этой компании и не мог пока четко определить, какое ему отведено в ней место. Кроме того, он все еще не представлял себе, кто именно был его предшественником и по каким причинам он оказался выведенным из этой четверки. У него был один-единственный талант, который мог бы оказаться здесь полезным, но это свое умение он перестал считать талантом примерно лет десять назад. Дело в том, что единственное, что он умел делать отлично, – это изготавливать бомбы. Да, да, именно бомбы. Этот старик, мирно сидящий сейчас с остальной тройкой за картами, считался в свое время довольно крупным специалистом по изготовлению смертоносных взрывных устройств. Давным-давно он предложил свои услуги одной из иностранных держав, а потом изрядное количество лет отсидел в тюрьме, предаваясь сожалениям о столь безрассудном поступке. Однако прежние его политические симпатии не осуждались и не подвергались какой-либо критике со стороны глухого, который и нанял его на службу. Глухого интересовало только одно – в состоянии ли он сейчас соорудить бомбу, если в этом возникнет необходимость. И ему особенно пришлось по вкусу то, что наряду с обычными бомбами старик мог делать и зажигательные. Эта его многопрофильность, по-видимому, очень понравилась глухому. Впрочем, старику по кличке “Папаша” плевать было на чужие удовольствия или неудовольствия. Главное было то, что его наняли для выполнения определенной работы, и, насколько он мог судить, работа эта состояла в том, чтобы делать бомбы.

Он, естественно, пока еще не знал, что было в нем и еще нечто весьма привлекательное для его работодателя, а именно – его возраст. Папаше было шестьдесят три года, то есть не много и не мало, а как раз то, что нужно для отведенной ему роли.

– Давайте играть с неограниченным прикупом, – заявил вдруг Рейф. – Это оживит игру.

– Терпеть не могу этого варварства, – сказал глухой. – Это уже не покер, а какая-то неразбериха. Утрачивается логика игры.

– А вот и хорошо, – заявил Чак. – Может быть, в этом случае у нас тоже появится хоть какой-то шанс выиграть. А то вы играете так, будто собираетесь перерезать горло собственной матери.

– Я играю так, как играют собирающиеся выиграть, – сказал глухой. – А как же еще можно играть?

Рейф снова расхохотался, и его голубые глаза за стеклами очков снова заслезились. Он раздал карты и сказал:

– Король открывает игру, – и положил колоду на стол.

– Двадцать пять долларов, – неуверенно включился в игру старик.

– Играю, – сказал Чак.

– Я тоже, – сказал Рейф.

Глухой внимательно разглядывал свои карты. Помимо лежавшей на столе пятерки, у него на руках была шестерка с валетом. Он быстро окинул взглядом партнеров, а потом так же быстро сложил свои карты.

– Я пас, – сказал он.

Он еще немного посидел за столом, а потом решительно встал. Это был высокий, приятной внешности человек лет под сорок, движения у него были четкими и экономичными, как у хорошего спортсмена. Спортивность фигуры подчеркивали и коротко подстриженные светлые волосы. Взгляд его синих глаз был сейчас направлен сквозь витринное стекло магазина на улицу. На витрине белела надпись: “Челси и Ко. Мороженое с орехами”. Однако изнутри надпись эту следовало читать в обратном порядке.

Улица перед магазином была пуста. Какая-то женщина с трудом тащилась по ней с хозяйственной сумкой, полной покупок. Она прошла мимо витрины и исчезла из поля зрения. По другую сторону магазина, со стороны двора, царил полнейший хаос. Там работали бульдозеры, экскаваторы, на разровненной площадке сновали рабочие.