Хохмач - Макбейн Эд - Страница 42

Эти весьма стройные умозаключения пугали Кареллу, наполняя его душу тревогой.

Дело в том, что он твердо знал: несмотря на все живописания мастеров детективного жанра, преступники, как правило, не отличаются особой изощренностью ума. Нормальный вор, с которым изо дня в день приходится сталкиваться сотрудникам участка в их повседневной работе, обладает весьма посредственным интеллектом, если вообще обладает им, а кроме того, ему обычно свойственна сильная психическая неуравновешенность, которая, собственно, чаще всего и толкает его на стезю противоправной деятельности. А заурядным убийцей зачастую оказывается человек, который совершает убийство под воздействием сильных эмоций, будь это жажда мести, приступ ярости или что-то еще. Обстоятельства сами роковым образом подсказывают ему, что в данном случае единственный выход из положения – это убийство. Нет, конечно же, встречаются и весьма тщательно подготовленные ограбления, но таких случаев на общем фоне все-таки мало. Преступление готовится обычно в ходе двух-трех дней, а совершается всего за полчаса. Нельзя отрицать также, что встречаются и тщательно спланированные убийства, когда преступление разрабатывается до мельчайших подробностей и проводится в строгом соответствии с намеченным планом, но такие случаи – скорее редкие исключения. А кроме того, не следует забывать и о такой плодотворной ниве, как мошенничество, где главное для преступника – это умение втереться в доверие, проявить обаяние, одним словом, показать себя с наилучшей стороны. Но много ли, скажите на милость, изобретено новых способов мошенничества, и много ли найдется мошенников, которые сумели уйти от проторенных дорожек и давно испытанных способов, старых как мир. Ведь чаще всего они пользуются стародавними рецептами, которые известны полиции уже много, много лет.

Карелла в глубине души вынужден был признать, что полиция чаще всего имеет дело с теми преступниками, которые действуют чисто по-любительски. Звания профессионалов они заслуживают только потому, что работают – если, конечно, это можно назвать работой – ради денег.

Он также вынужден был признать, что в своей борьбе с преступниками полиция, в свою очередь, действует также по-любительски.

Ну что же, этот глухой, кем бы он ни был, требовал к себе более профессионального отношения. Он возвел преступление в ранг искусства, и если ему не будет противопоставлен столь же высокий профессионализм, его план наверняка осуществится. Вся полиция может носиться по городу как зачумленная, а он спокойно обведет ее вокруг пальца, да еще и останется с солидным наваром.

Эти размышления заставили Кареллу по-новому посмотреть на свою роль как полицейского и блюстителя закона. Он всегда считал своим первейшим долгом предупредить преступление, а уж если это ему и его коллегам не удавалось – задержать преступника и судить его по всей строгости закона. Если пойти в рассуждениях дальше, то получится, что при успешной работе полиции не было бы ни преступников, ни самой его работы, да и в полицейских нужда отпадет.

И все-таки в этой логике был какой-то изъян. Это вынуждало Кареллу погружаться в дальнейшие рассуждения, а они вновь приводили его к выводам, которые казались ему столь же опасными и пугающими, как и эта внезапно осенившая его ясность.

Вопрос, который сейчас неожиданно возник перед ним и терзал его возбужденный мозг, можно было бы сформулировать так: “А будет ли существовать само общество, если полностью исчезнет преступность?”

Мысль звучала шокирующе, по крайней мере в сознании Кареллы. Ведь общество построено на фундаменте законности и правопорядка; считается, что если не поддерживать и то, и другое, то возникнет хаос. Но если не будет преступлений, иными словами, если не будет нарушений законов и установленных порядков, если никто в обществе не будет противиться законам и проявлять склонности к нарушению их, то, спрашивается, нужны ли будут тогда сами законы? Если исчезнут правонарушители, то нужно ли само право? Но если не будет права, то, естественно, не будет и правонарушителей, так ведь?

“А РОЗА УПАЛА НА ЛАПУ АЗОРА”.

Читайте эту строчку как полагается, читайте справа налево – она при этом не изменит ни своего звучания, ни смысла. Это забавная вещь, которую недурно продемонстрировать в компании, но что будет, если в качестве примера вы возьмете утверждение: “Преступление может существовать только в симбиозе с обществом”, а потом попробуете перевернуть его? Тогда получится: “Общество может существовать только в симбиозе с преступлением”. Неужто и здесь перевертыш?

Карелла лежал, погруженный в непроницаемый мрак своего сознания. Не подозревая, что противником его является человек, изощренный и в математике, и в логике, он сам вдруг начал мыслить логическими категориями.

Карелла точно знал, что от него требуется сейчас что-то еще. Но он никак не мог понять, что именно, и это тоже мучило его, лишало его покоя.

В своем озарении он прекрасно понял, что останется в живых. Знал он также, что рядом с ним в комнате есть кто-то, кому он обязательно должен рассказать о “Коммерческом банке” и, главное, о чертеже строительной компании Урбринджера, светокопию которого он видел в квартире на Франклин-стрит.

Поэтому он с огромным усилием проговорил: “Ком-ма-ба” и тут же понял, что неправильно произнес это слово. Он никак не мог понять, почему ему так трудно выговорить его.

Он попытался произнести другое слово, но у него получилось что-то вроде “У-ур... брик...”, и он предпринял новую попытку. “Убба... уб-ба... Урбрид... Урбринджер” – выговорил он наконец и откинулся на подушку, тут же окончательно потеряв сознание.

Но рядом с ним в комнате была только Тедди Карелла, его жена. Глухонемая от рождения, она, глядя на губы своего мужа, старательно составила это слово: “Урбринджер”. Однако оно не значилось в словаре Тедди, и поэтому она решила, что это просто бессмысленное бормотание, горячечный бред.

Она нежно взяла его руку, подержала какое-то время в своей, а потом поцеловала ее и бережно опустила на подушку, рядом со щекой раненого.

И тут внезапно во всей больнице погас свет.

Бомбы, подложенные Папашей на территории Восточной электростанции, начали срабатывать.

Рейф, словно опытный хирург, тщательно оглядел уже проделанную работу, прежде чем приступить к самой серьезной части операции. Он не поленился еще раз проверить при помощи тестера провода в распределительной коробке, выясняя, какие из них под напряжением, а какие отключены, удовлетворенно кивая каждый раз, когда получал подтверждение своим расчетам.

– Все в порядке, – сказал он, будто бы обращаясь к глухому, но в действительности просто рассуждая вслух. – По этим, как и следовало ожидать, идет ток, все верно. Осталось соединить их напрямую, а все остальное – просто отрезать, и тогда путь для нас будет открыт.

– Вот и отлично. Значит, приступайте, – нетерпеливо отозвался глухой.

И Рейф занялся своим делом. Он быстро и умело соединил провода, а после, не глядя, вытянул руку в сторону глухого.

– Кусачки, – скомандовал он.

Глухой подал ему инструмент.

– А что вы собираетесь делать? – спросил он.

– Перекушу провода, ведущие дальше.

– А вы уверены, что вы все сделали правильно?

– Я думаю, что да.

– Я не спрашиваю, что вы думаете! – резко проговорил глухой. – Вы ответьте мне: да или нет? Затарахтит эта чертова система, когда вы перекусите провода?

– Нет, не думаю.

– Да или нет?

– Нет, – сказал Рейф. – Сигнал тревоги не сработает.

– Ну, смотрите, – сказал глухой. – Тогда режьте.

Рейф тяжело отдышался и поднес кусачки к путанице проводов. Быстрыми, четко рассчитанными движениями он сжал рукоятки кусачек и перерезал провода.

Ответом на это была ничем не прерываемая мертвая тишина. Охранная система не сработала.

В снятом временно доме в Маджесте Чак нервно вышагивал взад-вперед по комнате, в то время как Папаша сидел, не сводя глаз с будильника, стоявшего на столе.