Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Макбейн Эд - Хохмач Хохмач

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Хохмач - Макбейн Эд - Страница 32


32
Изменить размер шрифта:

ДЖО: Я вспомнил тогда, что этот Кар... Как, вы сказали, его фамилия?

БЕРНС: Карелла, Карелла.

ДЖО: Да, совершенно верно, надо же – все время вылетает из головы. Так вот, я тут же припомнил, как он полез через крышу, а потом спускался по пожарной лестнице. Вот я и думаю: “А что, я сам разве не могу проделать то же самое?” Ну, а добравшись туда, я решил, конечно, заглянуть в квартиру 6С и, сойдя на балкон, заглянул в окно. Вот тут-то я и увидел его лежащим на полу.

БЕРНС: И что вы сделали после того, как разглядели его?

ДЖО: Тогда я открыл окно и влез в квартиру. Господи! В жизни своей я не видал столько крови. Я уж решил, что этот дур... послушайте, вы что, записываете все мои слова?

СТЕНОГРАФ: Что?

БЕРНС: Да, он записывает все, что вы говорите.

ДЖО: Тогда зачеркните это последнее слово, ладно? Слово “дурак”, понимаете? Это будет просто невежливо.

БЕРНС: Так что вы подумали, когда обнаружили Кареллу?

ДЖО: Я подумал, что он мертв. Там было столько крови. А кроме того, голова у него была совсем разбита.

БЕРНС: И что вы тогда сделали?

(Молчание)

БЕРНС: Я спрашиваю, что вы сделали после этого?

ДЖО: Я потерял сознание.

Как выяснилось впоследствии, Джо не только брякнулся в обморок, но потом его еще и вырвало прямо на ковер в гостиной, и только после этого он все-таки взял себя в руки и позвонил в полицию. Полиция прибыла в квартиру ровно через десять минут после звонка Джо. К этому моменту толстый ковер успел впитать в себя значительную часть потерянной Кареллой крови, а сам он казался мертвым. Он лежал совершенно неподвижно, бледный как полотно и не подавал никаких признаков жизни. Первый патрульный полицейский, который вошел в квартиру, даже чуть было не поместил у себя в блокноте “убит на месте происшествия”. Однако второй патрульный сообразил попробовать пульс и, обнаружив слабое его биение, тут же позвонил в больницу и вызвал санитарную машину. Врачи, осмотревшие Кареллу в экстренном отделении местной больницы, считали, что он протянет не более часа. Однако хирурги испробовали все чудеса современной медицины: поместили его под капельницу с плазмой, принялись срочно обрабатывать множественные ушибы и ранения, а кроме того, накачали разными стимуляторами. Кто-то из персонала внес его имя и фамилию в список больных, пребывающих в критическом состоянии, а еще кто-то позвонил его жене. К телефону подошла Фанни Ноулс. Она в ответ только и воскликнула: “О, Пресвятая Богородица!” Не прошло и получаса, как они с Тедди были уже в больнице, где их дожидался лейтенант Бернс. В ноль часов пятьдесят минут, двадцать девятого апреля лейтенанту Бернсу удалось, наконец, уговорить Тедди и Фанни отправиться домой. Стив Карелла по-прежнему числился в списке тяжелых больных. В восемь часов утра лейтенант Бернс позвонил на квартиру Фрэнки Эрнандесу.

– Фрэнки, – сказал он, – я не разбудил тебя?

– А? Что? Кто это?

– Это я. Пит.

– Какой Пит? О, простите! Доброе утро, лейтенант. Стряслось что-нибудь?

– Ты не спишь?

– Он умер? – спросил Эрнандес.

– Кто?

– Я о Стиве. Ему лучше?

– Он все еще не пришел в сознание. Пока что ничего не говорят определенного.

– О Господи, а мне как раз снился жуткий сон, – сказал Эрнандес. – Понимаете, мне снилось, что он умер. Мне снилось, что он лежит лицом вниз прямо на тротуаре, в луже крови, а я склонился над ним, плачу и говорю: “Стив, Стив, Стив”. Больше ничего – только повторяю и повторяю его имя. А потом я переворачиваю его, и Пит, можете представить себе, на меня смотрит лицо не Стива, а мое собственное. Господи, у меня просто мурашки пошли по телу! Но теперь я уверен, что он выкарабкается.

– Да, будем надеяться.

Какое-то время оба они помолчали.

– Так ты не спишь? – прервал молчание Бернс.

– Конечно. А в чем дело?

– Мне не хотелось бы нарушать твой отдых, Фрэнки. Я прекрасно знаю, что прошлую ночь ты всю провел на ногах...

– А что нужно, Пит?

– Я хотел, чтобы ты осмотрел квартиру, в которой Стив напоролся на этого негодяя. Конечно, в обычной обстановке я не стал бы приставать к тебе с этим, но, понимаешь Фрэнки, у нас тут такая запарка, черт бы ее побрал. Сам понимаешь, нам приходится вести наблюдение за всеми этими чертовыми магазинами. Видишь ли, Мейер и Клинг убедили меня в том, что этот псих, обязательно совершит нападение. Правда, капитан Фрик подбросил мне патрульных, но он же оставил за собой право отозвать их в любой момент, если они потребуются в другом месте. Поэтому мне и пришлось создать из детективов небольшие команды, которые могли бы подменять этих патрульных по мере надобности. Паркера я не могу снять с этой чертовой кондитерской и не могу никак вернуть двух человек из Вашингтона, ну тех, которых ФБР вызвало на свой идиотский курс. Поэтому мне пришлось двух человек отозвать из отпуска. Понимаешь, Фрэнки, получилось так, что здесь, в участке, я остался в полном одиночестве. Стив лежит в больнице, и я просто с ума схожу из-за него, ведь этот парень для меня как родной сын, Фрэнки. Я, конечно, буду постоянно справляться о нем, но к вечеру мне придется поехать в ратушу чтобы провести подготовку к завтрашнему балу: надо же, губернатору именно в это время взбрело на ум устроить бал и как назло затеять все это на территории моего участка. Так что получается... Честное слово, Фрэнки, я просто ума не приложу, откуда мне взять людей для всего этого. Просто не знаю.

Он замолчал. Молчание затянулось.

– У него все лицо превращено в кровавое месиво, – снова заговорил Бернс. – Ты видел его, Фрэнки?

– Нет, я еще не имел возможности попасть к нему, Пит. Но я...

– Все разбито, – сказал Бернс. – Просто вдребезги.

И снова наступило молчание.

– В общем, ты сам видишь, в каком переплете я тут оказался. Поэтому-то мне и приходится обратиться к тебе с просьбой о личном одолжении, Фрэнки.

– Да я сделаю все, что угодно. Пит.

– Значит, ты возьмешь на себя обыск в этой квартире? Там уже поработали ребята из лаборатории, но я хочу еще, чтобы именно наш человек оглядел там все опытным глазом. Так ты поедешь?

– Конечно, а какой адрес?

– Франклин-стрит, дом 457.

– Я только немного перекушу чего-нибудь и оденусь, Пит. А потом сразу же выезжаю.

– Спасибо. Так ты потом – позвонишь?

– Да, я обязательно приеду в участок.

– Вот и прекрасно, договорились. Знаешь, Фрэнк, ты ведь вместе со Стивом занимался этим делом и наверняка лучше других знаешь, что он думал по поводу всего этого, вот я и решил, что было бы лучше немного тебе...

– Да я с удовольствием займусь этим делом, Пит.

– Вот и отлично. А потом позвони все-таки мне.

– Хорошо, – сказал Эрнандес и повесил трубку. Эрнандес и в самом деле не имел ничего против того, чтобы его вызвали на работу в выходной день. Он прекрасно знал, что все полицейские несут службу двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году, поэтому лейтенант Бернс мог бы и не просить Эрнандеса о личном одолжении, а спокойно в любой момент позвонить и приказать ему: “Приезжай срочно. Ты здесь нужен”. И все-таки, он счел нужным спросить у Эрнандеса, не возражает ли он против выхода на работу, как бы оставляя выбор за ним, и Эрнандесу, надо признаться, такая постановка вопроса очень нравилась. А кроме того, он не помнил, чтобы лейтенант был таким расстроенным и растерянным. Ему случалось видеть Питера Бернса после трех бессонных суток напряженнейшей работы, когда глаза его были красны – от недосыпания, а движения замедленны и вялы; голос его тогда сел, а рука, подносящая ко рту чашку кофе, подрагивала. Но таким убитым, как в это утро, он его видел впервые. Нет, такого еще не было. У него случались приступы усталости, раздражения, да что там – даже отчаяния или паники, но никогда они не сливались так катастрофически в единое целое. И это производило жуткое впечатление. Казалось, будто Бернс уже заглянул в глаза собственной смерти, учуял ее могильный запах; будто он уже предвидит трагический исход и для Стива Кареллы, и для себя. А теперь эта обреченность, эта безысходность передалась по телефонным проводам Эрнандесу и леденящим холодком сжала его сердце.