Дилогия «Войны крови» - Земляной Андрей Борисович - Страница 53

Отец Деметрий исповедует нас. Удивительно, что можно исповедать волка? Нисколько не удивительно. Каждый живой разумный знает, что такое грех и с чем его едят. И Вауыгрр понимает это не хуже меня. Да и грешит почти столько же. Разве что чуть-чуть иначе…

— …Ты и защитники — суть разные пальцы одной руки. — Отец Деметрий посмотрел на меня с удивительной смесью ласки и суровости. — Защитников много, и они обеспечивают основную часть работы. Присматривают за своими территориями, выявляют узлы влияния черных… Охотник же — вовсе иное. Охотников никогда не было много — больно уж долго и трудно вас пестовать. Да и к тому ж: защитником может стать любой, если только захочет. Охотником же — нет.

— Почему, отче? Если будешь тренироваться, развивать себя, разве не сможешь?

«У нас в стае любой может стать охотником или загонщиком. Разве у людей иначе?»

— И да, и нет, чада мои неразумные, — отец Деметрий слегка улыбается. — Вот скажи мне, Саша: ты мог бы научиться играть на скрипке?

— Конечно!

— Ну, а стать лучшим в мире скрипачом или хотя бы занимать на конкурсах первые места смог бы?

— Н-не знаю… Вообще-то… Хотя наверняка — нет! Если бы мог, я бы уже вовсю скрипачом бы был. Меня б уже с детства к скрипке бы потянуло.

— Именно так! Ты, сынок, не стал скрипачом, потому что у тебя нет к этому призвания. Вот и с охотниками — то же самое.

— …Сконцентрируйся, Саша, — отец Деметрий поставил перед охотником небольшой серебряный крест на высокой деревянной подставке. — Смотри на крест. Смотри только на крест.

Сашка впился взглядом в серебряную фигурку Иисуса. Он старался разглядеть каждую щербинку на ее поверхности, запомнить каждую черточку изможденного божественного лица, даже пересчитать каждый волосок в бороде и на голове Сына Божия…

С шумом вздохнул Вауыгрр, отец Деметрий подошел к двери, наклонился к волку, почесал его за ухом. Затем, глядя на Александра, спокойно произнес:

— Скажи-ка мне, сынок: сколько шагов я сделал к двери?

— Шесть, — поколебавшись, ответил Сашка. — Ну, собственно, не шесть, а пять с половиной…

— Замечательно. А сколько волосков изобразил художник в бороде Господа нашего Иисуса?

— Шестьсот три, — к Сашке возвращалась уверенность. Похоже, он на правильном пути…

— А сколько раз вздохнул твой брат-волк?

— Два, — ответил охотник радостно. — А еще на фигурке Иисуса двенадцать крупных щербинок, двадцать семь мелких, четыре царапины. На голове у Христа пятьсот восемьдесят пять волос. На губах…

— Плохо, Саша. Совсем никуда не годится, — прервал его отец Деметрий. — Ты должен видеть крест, только крест и ничего, кроме креста! Он должен занять твое внимание целиком. Ты как бы растворяешься в кресте, сам становишься крестом, а он — тобой. А у тебя пока получается так: ты вроде бы и смотришь на крест — вон, и волоски в бороде Спасителя пересчитать успел, а кроме креста, смог и шаги мои сосчитать, и за серым братом своим проследить, да еще, поди, и за дверью с окнами следил. Следил?

— Ну-у… да. Следил. Тень говорил, что я всегда должен быть готов к чему угодно…

Духовник прошелся по комнате. Несмотря на свой солидный возраст, двигался отец Деметрий легко и свободно. Но не тем хищным перетеканием, каким Тень перемещался сам и к которому приучил Сашку. Монах двигался так, словно шел по широкому полю навстречу ветру.

— Ежели ты с Яшей себя равнять надумал, то об одном лишь молить Господа стану: дабы не попустил! Ты, Саша, пойми: Яков — человек суровый, сердца ледяного. Давно уже, с того самого страшного случая, никого к себе не допускал. Вот только в последние годы сердцем оттаивать начал. Ты ведь ему боле, чем сын родной…

Сашка поразился. Тень оттаял сердцем и относится к нему, как к сыну? Каков же он был тогда — генерал-майор Серебрянский, — когда «не оттаял»?! Терминатором, машиной для убийства?..

— Отец Деметрий, а что с ним случилось? Что за страшное? Семья погибла?

Священник сел напротив парня, сложил перед собой руки, словно собирался молиться…

— Мудр, Федор Борисович, ой, мудр. Да и то: кесареву сыну кесарево и разумение. Нашел он, чем Якова пронять. И ведь как углядел-то…

Он снова замолчал и застыл в неподвижности. Лишь сухие пальцы легко, словно нечто невесомое, перебирали зерна четок…

— Яша тебя всему обучил, что сам знал, а чему еще не обучил — так обучит. Ибо нет для него сейчас ничего страшнее, чем представить себе, что погибнешь ты из-за того, что не знал чего-то. За всю его жизнь только один раз такое и было, когда обучал он другого охотника. И охотник тот, право слово, посильнее тебя был…

Опять долгое молчание, нарушаемое лишь Редким тихим пощелкиванием четок…

— Яша на моих глазах охотником стал. До того — много за ним чего было. И людей бил, и нечисть, а случалось — и нашим от него перепадало, — отец Деметрий чуть улыбнулся. — Вот пришел он как-то с людьми своими монастырь закрывать. Там-то мы с ним и встретились. И проняло его слово увещное…

Сашка и Вауыгрр замерли, словно окаменели, и превратились в слух. Еще бы: узнать про Тень подробнее, да еще и от человека, у которого все это на глазах было!..

— Хоть в то время государство не слишком-то церковь нашу святую жаловало, но все же с нечистью боролось. Да еще как! И перешел Яков в отдел ГПУ, который врагами извечными занимался. Многое там было, да не про то разговор… — Священник улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжил: — Первейшим охотником стал Яков Серебрянский. Таких врагов брал, до которых не то что дотянуться — помыслить о том страшно было. Вот к примеру: ведаешь ли, что у Тухачевского, — отец Деметрий сплюнул в сторону и истово перекрестился, — вампир в личной охране был? И не просто вампир — высший, кровосос и убийца первой статьи. Думаешь, с первого раза этого черного маршала взяли? Ан нет! Четыре раза к нему посылали, и все четыре раза посланные-то пропадали, словно и не было их. А Яша один пошел и маршала того привел…

Духовник посмотрел Сашке в лицо и тихонько рассмеялся:

— Ох, сыночек, да о том ты, коли захочешь, и из документов узнать сможешь. Я же про другое расскажу, о чем не напишут…

В тот вечер я долго не мог заснуть. То, что рассказал отец Деметрий, просто не укладывалось в сознании. Охотник-предатель, сын Тени…

Оказалось, что у Тени была семья. Жена и сын. С двух лет Тень уже начал воспитывать своего сына так, чтобы из него вышел охотник. С большой буквы. И он вышел…

— …В самом победном сорок пятом принял Николай Яковлевич на себя обет охотника, — рассказывал мой духовник. — Хотя были и те, кто считал — недостоин еще молодой Серебрянский обета, ибо самомнение у него — выше гор Рипейских. Однако ж из уважения к отцу его — к Яше то есть — признали парня охотником… Сперва-то начал он — любо-дорого смотреть было, как бегут нечистые руки его. А потом… Потом страшное стряслось. Встретил он девушку, а та возьми да и окажись…

У меня перед глазами промелькнула Света-кицуне. Холодея от ужаса, я перебил отца Деметрия:

— Кицуне?!

Он изумленно воззрился на меня:

— Что «кицуне»? А, да нет, не была та дева нечистью, но из той семьи происходила, что черным продалась. И утянула она Николая за собой. Потянулся молодой охотник за богатством, за почестями да за властью — за тем, чем нечистые всегда человека улещают…

Сперва-то все думали — убит парень. Тень и с лица спал, клялся отыскать убийц. Но затем посыпалась череда невероятных смертей среди высшего руководства светлых сил. Аналитики опознали почерк, но попытки вернуть изменника обратно успехом не увенчались, а потом, по словам отца Деметрия, охотник-ренегат в пятьдесят третьем году сотворил такое, от чего весь род человеческий застонал…

Почему-то он не стал рассказывать, что же такого наворотил Серебрянский-младший. Было отправлено несколько охотников для уничтожения изменника, но Тень слишком хорошо воспитал своего сына. Никто из них не вернулся. И тогда отец пошел на поиски сына. И нашел…