Чистый огонь - Арчер Вадим - Страница 2

Хохот Армандаса, представившего эту картину в красках, присоединился к смеху Эрвина.

– Это было вчера утром, а сегодня нас с другом выгнали из академии, – пояснил Эрвин, отсмеявшись. – Дарт пошел к себе домой, это в другую сторону, а я, как говорится, куда глаза глядят.

– Но как старикан узнал, что это сделали вы? – спросил Армандас.

– На нас донес сосед моего друга по комнате. Он видел у Дарта коробочку с блохами. Если бы не этот парень, никто не догадался бы. Пошумели бы, а затем все утихло бы. Обидно, конечно, – всего два месяца не доучился.

– Всего два месяца? Чепуха. Ты – самый настоящий маг, Эрвин.

– К сожалению, нет, – нахмурился тот. – У меня нет свидетельства академии, а кто ничего не понимает в магии, те смотрят в первую очередь на свидетельство. Кроме того, после испытаний выпускник проходит посвящение на беседе с ректором, где тот сообщает ему нечто такое, без чего маг не может быть настоящим магом. Это известно каждому ученику, это – первое, что говорят ему учителя. Конечно, кое-что я могу, но мне никогда уже не быть настоящим магом.

– Тогда обидно, – согласился Армандас. – А почему ты не хочешь вернуться домой?

– Меня слишком рано увезли оттуда, я почти ничего не помню. А к тому, что я помню, меня не тянет возвращаться.

Он покрошил на ладонь хлеба и протянул птичке, давно вынырнувшей из куста и с любопытством прислушивавшейся к беседе. Та без колебаний села к нему на ладонь и стала клевать крошки. Армандас с изумлением взглянул на птаху:

– Так ты вправду с ней разговаривал?

– Конечно, – ответил Эрвин.

– А о чем?

– Я сказал ей, что голоден, и она предложила мне червяка. С моей стороны было бы невежливым не угостить ее.

– Этому учат в академии?

– И этому тоже.

– А еще чему? – не унимался заинтригованный Армандас.

– Я учился там почти четырнадцать лет, а ты хочешь, чтобы я все сразу тебе рассказал? – усмехнулся Эрвин. – Много чему там учат.

– И ты расстраиваешься из-за каких-то двух месяцев?

– А ты бы на моем месте не расстраивался?

Армандас ненадолго задумался, видимо честно пытаясь поставить себя на место Эрвина. Птичка доклевала крошки, что-то пискнула и улетела.

– Что она сказала? – встрепенулся он.

– “Спасибо”, конечно.

– Знаешь, я, наверное, тоже расстраивался бы. – Открытое лицо Армандаса не оставляло никаких сомнений в его искренности. – Ты что собираешься делать дальше?

– Пока не знаю, – пожал плечами Эрвин. – Прийти куда-нибудь, а там поискать работу.

– Значит, тебе все равно, куда идти? Эрвин утвердительно кивнул.

– Тогда пошли со мной в Дангалор, у меня там родня. Я сам хочу устроиться там – может быть, устроимся вместе. Идет?

– Идет.

Армандас аккуратно сложил остатки еды в сумку. Эта неосознанная тщательность явно была следствием длительного воспитания. Затем он взвалил сумку на плечо, весело подмигнул новому попутчику, и они зашагали по дороге.

Вообще-то Эрвин предпочел бы одиночество, но вскоре он перестал опасаться, что новый спутник окажется надоедливым. Тот был разговорчивым, но умел и говорить, и слушать. В нем чувствовалось хорошее воспитание, и уже после нескольких фраз знакомства выяснилось, откуда оно взялось – Армандас, в отличие от Эрвина, был знатного рода. Еще несколько фраз – и оказалось, что у них есть даже кое-что общее. Семья Армандаса среди знати была такой же нищей, как семья Эрвина среди простонародья. Его мать, очень знатная девица, но бесприданница, вышла замуж по любви и теперь сама вязала, а затем штопала зимние чулки себе, мужу и дюжине детей. Небольшого оброка с трех десятков подданных, конечно, не хватало на жизнь, поэтому у них было свое хозяйство, где работала вся семья.

Сам Армандас родился где-то в середине, шестым или седьмым – он называл эту знаменательную цифру, но Эрвин мгновенно забыл ее. Учиться он имел возможность только у матери – к счастью, она очень много времени уделяла образованию и воспитанию детей. Теперь он стал достаточно взрослым, чтобы позаботиться о себе, а если повезет, то и о приданом для младших сестер, и родители отправили его к городской родне, которая могла помочь ему устроиться в жизни или хотя бы приютить его на первое время.

За разговорами время летело незаметно. Еще не наступил вечер, а они уже многое знали друг о друге и разговаривали как закадычные друзья. Армандас даже со вздохом признался, что с лопатой и плугом он управляется гораздо лучше, а с оружием – гораздо хуже, чем положено знатному молодому человеку. Однако он оптимистично надеялся быстро исправить этот маленький недостаток, когда окажется в городе у родных.

– Они, наверное, и тебя пристроят, Эрвин, – строил он предположения – розовощекий сельский житель, выходец из семьи, где все радушно относились друг к другу, к немногочисленным подданным и случайным прохожим. – Они городские, знакомых у них, наверное, уйма.

Эрвин, с пяти лет росший в сухой обстановке академии магов, не разделял его уверенности, но у него не было и причин сомневаться. Он плохо знал внешний мир – учеников редко выпускали в небольшой городок или, скорее, большую деревню, располагавшуюся в нескольких лигах от академии. Окрестная природа, где он любил бывать в свободное от занятий время, и несколько близлежащих ферм не давали ему представления о людской жизни. Как удачно, что у него появился знакомый, который поможет ему освоиться в новых обстоятельствах, но еще удачнее, что этот знакомый оказался просто хорошим парнем, с которым можно было подружиться.

Вдруг его внимание привлекли какие-то звуки, доносившиеся из тянущегося по обе стороны дороги леса.

– Стой! – сказал он Армандасу. – Слышишь?

Тот остановился и прислушался.

– Что? – спросил он наконец.

– Хныканье какое-то или стоны. Вон оттуда. – Эрвин указал направление пальцем. – Давай посмотрим.

Не дожидаясь ответа, он углубился в лес. Армандас пошел за ним.

– Теперь слышу, – сказал он сзади, когда они прошли немного. – Ну и слух же у тебя!

Эрвин раздвинул кусты и оказался на лесной тропинке. В нескольких шагах впереди на ней возилось и хныкало странное маленькое существо с мохнатым тельцем, голыми конечностями и жидкими бурыми волосенками на круглой, похожей на кулачок голове. Увидев людей, оно забилось и завыло, но, поняв, что убежать не удастся, повернулось и свирепо оскалилось им навстречу. В круглых оранжевых глазах с вертикальными зрачками стояли крупные слезы.

– Что это за кошмарное создание? – спросил Армандас, во все глаза разглядывая невиданную тварь. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на ней не собственный мех, а что-то вроде накидки из шкурок – он заподозрил, что из крысиных.

– Кикимора, – пояснил Эрвин, нагибаясь над ней. – Попала в заячий капкан.

– Ну и ну, – покачал головой Армандас. – Я о них слышал, но мало.

– Они живут очень скрытно. Этой не повезло – наверное, вздумала гулять днем. Днем они хуже видят.

– Их едят? Что-то она неаппетитно выглядит.

– Нет, не едят. Сейчас я ее вытащу… – Эрвин нагнулся над кикиморой и подхватил ее за плечи, чтобы ногой отжать пружину капкана. Кикимора извернула шею и впилась зубами ему в палец.

– Ой! – По крысиной одежке покатились капли темной крови. – Да не кусайся ты, дура! – Эрвин перехватил кикимору так, чтобы она не смогла его укусить, и отжал пружину. Освобожденная ножонка нелепо повисла в воздухе.

– Ну и зубки у нее! – заметил Армандас, внимательно наблюдавший за ними. – Прямо кинжалы!

– Она – ночная охотница, – объяснил Эрвин, осматривая ногу кикиморы. Армандас мог бы поклясться, что ее башмачки сделаны из цельноснятых мышиных шкурок и привязаны у щиколоток мышиными хвостиками. – Ловит мышей, мелких птичек, ест гусениц, птичьи яйца – когда сезон. Птичьи яйца – любимое лакомство кикимор. Но в основном, конечно, мыши.

– Я на твоем месте удавил бы эту тварь, – посоветовал ему Армандас, с отвращением глядя на кикимору. – Она чуть не откусила тебе палец.