Дело принципа - Макбейн Эд - Страница 25

По мере его восхождения на второй этаж этого самого обычного дома в одном из кварталов Испанского Гарлема гадкое зловоние усилилось, смешиваясь с гнилостным смрадом, источаемым мусорными баками, составленными на первом этаже под лестницей. Хэнк разыскал квартиру под номером 14 и крутанул ручку звонка, установленного на двери примерно на высоте плеча. Дверь была выкрашена масляной краской и разрисована под настоящее дерево. Первоначально она была темно-коричневой, а идея нанести на нее беспорядочные изогнутые линии более светлой цветовой гаммы, очевидно, посетила неизвестного живописца уже потом. Сама же дверь была обита листовой жестью, на которой самодеятельный художник и воплотил в жизнь свой творческий замысел. Звонок был сломан, и вместо громкой, пронзительной трели из-за двери послышалось лишь глухое, металлическое дребезжание. Затем все смолкло. Он позвонил во второй раз. И звонок снова забился в предсмертных судорогах, отзываясь хриплым скрежетом.

— Si, si, vengo[12]! — раздался голос откуда-то из глубины квартиры.

Хэнк терпеливо ждал. Ему было слышно, как с той стороны с грохотом опустился на пол тяжелый стальной засов. Дверь слегка приоткрылась и резко остановилась, сдерживаемая дополнительной мерой предосторожности в виде прочной цепочки. В узкой щели возникла часть чьего-то лица.

— Quien es?[13] — спросила девушка.

— Я из офиса окружного прокурора, — сказал Хэнк. — Ваше имя Луиза Ортега?

— Si?

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Мне можно войти?

— Ой. — Девушка, похоже, смутилась. — Только не сейчас.

Я занята. У меня тут гость.

— Ну так когда…

— Скоро, — пообещала она. — Зайдите минут через пять-десять, ладно? И тогда я с вами поговорю, ага?

— Ладно, — согласился Хэнк.

Дверь закрылась, лицо девушки исчезло. Было слышно, как лязгнула тяжелая задвижка мощного засова, снова водружаемая на прежнее место. Он устало спустился вниз и вышел на улицу. Гаргантюа нигде поблизости видно не было. Мужчина в нижней рубашке тоже куда-то запропастился. Хэнк взглянул на часы, закурил сигарету и прислонился к стене здания. Устроенный прямо посреди улицы матч по стикболу был в самом разгаре. События на импровизированной площадке разворачивались стремительно и сопровождались обычными для таких случаев вспышками гнева и эмоциональными перебранками. Эти же игроки, пожалуй, запросто могли бы выступать и перед многотысячными трибунами стадиона «Янки». Ведь не секрет, что игры команд высшей лиги изобилуют куда более изощренными проявлениями жестокости, чем можно было наблюдать в этой уличной игре, в которую играли подростки, каждый из которых мог запросто взять в руки нож и перерезать горло своему же сверстнику.

Стоя на парадном крыльце дома, он вдруг понял, что, по крайней мере на первый взгляд, Гарлем казался самым обычным городским районом, жизнь в котором была налажена и шла своим чередом. Хотя, конечно, было бы не правильно сравнивать квартиру в Гарлеме с апартаментами где-нибудь на Саттон-Плейс. Ибо здесь просто невозможно не обратить внимания на площадки пожарных лестниц, загроможденные всевозможным хламом, которому владельцы еще надеются найти применение в хозяйстве; на валяющийся под ногами мусор, на мух, ползающих по мясу в витрине мясной лавки, на бедность, выпирающую здесь практически изо всех углов и щелей. В остальном же этот район практически ничем не отличался от других. Люди привычно спешили по своим делам и, судя по всему, были настроены вполне миролюбиво — по крайней мере сейчас, в данный момент, в десять часов утра этого погожего летнего дня.

Так что же стало причиной свершившегося здесь насилия? Что подвигло троих парней из Итальянского Гарлема, находящегося за три квартала и тридевять земель отсюда, прийти на эту улицу и лишить жизни безвинного слепого подростка? Конечно, можно было бы списать все на расовую неприязнь, но это было бы слишком уж просто. Хэнка не покидало ощущение, что это был лишь один из симптомов, но не сама болезнь. Так что же это за недуг и чем он мог быть вызван? И если те трое юных убийц были им одержимы, если они и в самом деле были больны, то оправданно ли стремление государства вычеркнуть их из рядов общества?

Такая постановка вопроса шокировала его.

«А что еще ты можешь предложить? — мысленно спрашивал он себя. — Ведь прокаженным же не позволяют свободно разгуливать по улицам, правда?»

И тут же возражал сам себе: но ведь их и не убивают лишь за то, что они больны. И даже если действенного лекарства пока не найдено, то это вовсе не означает, что поиски его бессмысленны.

«Да брось ты, — снова урезонивал он себя. — Ты не психолог и не социолог. Ты юрист. Твое дело — юридические аспекты преступления. Твое дело — наказывать виновных. Виновных», — с горечью подумал он.

Хэнк вздохнул и поглядел на часы. Пять минут уже прошло. Он закурил новую сигарету и бросил спичку на землю, когда из подъезда, поправляя на ходу форменную белую панамку, вышел молоденький морячок.

— А погодка-то замечательная, да? — сказал он.

— Погодка что надо, — отозвался Хэнк и подумал, что теперь-то Луиза Ортега, надо полагать, уже наверняка освободилась и он может смело подниматься к ней.

— Жрать хочу — умираю, — объявил моряк. — Не было времени позавтракать. Не подскажешь, где тут можно найти поблизости какую-нибудь приличную забегаловку?

Хэнк пожал плечами:

— Попробуйте пройтись по Сто двадцать пятой улице, — сказал он.

— Спасибо. А это где?

— Жилые кварталы. Вон в той стороне. — Хэнк указал направление.

— Огромное спасибо, приятель, — поблагодарил моряк. Он задержался на крыльце. — А ты… это… собираешься сюда, наверх?

— Да, — подтвердил Хэнк.

Веселый моряк заговорщицки подмигнул:

— Тогда тебе лучше основательно позавтракать. Силы тебе еще пригодятся, уж можешь мне поверить.

— Я уже завтракал, — с улыбкой ответил Хэнк.

— Так держать, — похвалил моряк. — Что ж, еще увидимся. Только смотри до тех пор не загреми в тюрьму. — После чего удалился в направлении Парк-авеню.

Хэнк выбросил сигарету и снова поднялся наверх. На этот раз дверь Луиза ему открыла сразу же. На ней был розовый халат в цветочек, перехваченный поясом у талии. Длинные черные волосы распущены по плечам. Она была без макияжа и босиком. У нее было узкое личико, но худой она не казалась.

— Входите, — смущенно улыбнулась девушка, впуская Хэнка в квартиру. — Извините, что заставила вас ждать. — Она закрыла за ним дверь.

— Да нет, ничего. Все в порядке, — заверил ее Хэнк.

— Присаживайтесь, — предложила ему Луиза. Он обвел взглядом комнату. У одной стены стояла смятая, неприбранная постель. У стены напротив — шаткий деревянный стол и два стула. Рядом — старый холодильник и раковина умывальника.

— На кровати вам будет удобнее всего, — сказала она. — Сядьте там.

Он подошел к кровати и присел на краешек. Девушка устроилась на другом ее конце, поджав под себя ноги.

— Я очень устала, — пожаловалась она. — За всю ночь глаз не сомкнула. Он будил меня через каждые пять минут. — Она замолчала, а потом добавила с подкупающей искренностью:

— Я же проститутка, вы об этом уже, наверное, знаете.

— В общем-то догадывался.

— Si. — Она пожала плечами. — А чего в этом особенного? Уж лучше я буду продавать свое тело, чем наркотики или еще что-нибудь в этом роде. Verdad[14]?

— Луиза, а сколько тебе лет? — спросил Хэнк.

— Девятнадцать, — сказала она.

— Ты живешь с родителями?

— У меня нет родителей. Я приехала с острова и первое время жила у своей тетушки. А потом перебралась сюда. Не хочу ни от кого зависеть.

— Да, понимаю.

— Ведь в этом нет ничего особенного, правда? — повторила Луиза.

— Это твое личное дело, — сказал Хэнк, — и оно меня не касается. Я лишь хочу выяснить, что здесь произошло вечером десятого июля. В тот самый вечер, когда был убит Рафаэль Моррес.