Часовые свободы - Макбейн Эд - Страница 41

Он думал, что все удалось провести без осложнений.

По веревочному трапу на борт «Меркурия» поднялись двое мужчин. Лейтенант Формэн, смененный на вахте, спустился с мостика и стоял на корме рядом с дымовой трубой, чтобы приветствовать прибывших. Старший боцман Рокси, стоящий справа, наклонился над трапом и предложил руку первому мужчине, когда тот достиг верхней перекладины. Человек принял руку Рокси, спрыгнул на палубу и потянулся другой за пазуху, когда над палубой показалась голова второго.

Формэн увидел быстрое движение руки первого, мгновенно сообразив, что тот достает оружие.

— Рокси! — крикнул он. — Берегись!

Рокси оглянулся на голос лейтенанта и увидел револьвер, вытягиваемый из-за спины мужчины. На какое-то время он ошеломленно застыл, и возможность спасительного движения была упущена. Второй мужчина был уже наверху трапа. Над бортом корабля появилась верхняя половина его туловища с револьвером в руке. Нет, подумал Рокси, слишком поздно, но в следующую секунду пренебрег собственной интуицией и прыгнул на револьвер. Однако человек, высившийся над палубой, не терял времени на раздумья. Он выстрелил дважды, первая пуля попала Рокси в горло, а вторая — в живот. Застигнутый в момент своего мощного броска, Рокси был откинут назад пулей крупного калибра, неловко скользя, перевернулся, высоко задрав ногу, в то время как его другая нога поползла в противоположном направлении, пролетел по палубе и всем телом рухнул на нее, подмяв под себя свою руку.

Формэн бешено зарычал и стиснул горло первого, и тут же удивленно охнул, ощутив сильный толчок в живот, показавшийся ему ударом плоской стороной железнодорожной шпалы. Удар заставил его закружиться и отступить назад футов на пять, где он наткнулся на стену радиорубки. Внезапно утратив способность дышать, он попытался ухватиться за поручень, посмотрел вниз и увидел свой китель, залитый кровью. По трапу карабкались еще несколько вооруженных человек. Еще один вооруженный появился из коридора, ведущего к капитанской каюте. Дверь радиорубки открылась. Прозвучал новый выстрел. Формэн увидел, как из рубки вылетел радист Дэнби, который вдруг схватился рукой за лицо, потом она упала и он свалился спиной на палубу с огромным кровавым пятном на лбу. О Господи, подумал Формэн, они убили меня, у меня рана в животе!

Спотыкаясь, он побрел к лестнице, ведущей на капитанский мостик, собираясь поднять тревогу свистком или по громкоговорителю или постараться предупредить капитана, что корабль захвачен вооруженной бандой, но почувствовал, что у него слабеют ноги, что они подгибаются под ним. Он упал на колени, успев крикнуть:

— О, дьявол!..

И больше ничего, потому что в следующее мгновение, уже мертвый, упал лицом вниз.

— Корабль в наших руках! — разнесся по палубе чей-то голос, усиленный рупором. — Мы вооружены и будем стрелять на поражение! Каждый, оказывающий сопротивление, будет убит! Повторяю, будет убит каждый, кто попытается оказать нам сопротивление!

Часть вторая

Глава 11

— Ты мертва! — воскликнул он.

— Я?.. Нет!

— Я попал в тебя!

— Ты никуда не попал, — ответила она, — и я не хочу больше играть в эту глупую игру. — Она отшвырнула игрушечное ружье и стояла посреди дороги, глядя на него, поджав губы, с выражением крайнего раздражения на лице.

— Почему ты бросила ружье на землю? — спросил он.

— Потому что все это очень неразумно.

— Полагаешь?

— И ты глупый, — заявила она.

— Уверена в этом?

— И этот берег тоже глупый, — сообщила она и захихикала.

— Во что же ты собираешься играть, если не желаешь играть в это?

— Я хочу играть в глупых, — ответила она.

— И как же ты собираешься играть?

— Да так... просто ты будешь глупым, вот и все, — отозвалась она, пожимая плечами и продолжая хихикать.

Ей было пять лет, а ему шесть, и он пристально взирал на нее с вечным терпением, присущим старшим братьям во всем мире, размышляя, почему он всегда должен играть с ней всякий раз, когда приходит из школы и целыми днями по воскресеньям. У нее постоянно текло из носу, нижние штанишки сползли, и она стояла посреди дороги, на расстоянии нескольких футов от брошенного ружья, а он, переведя взгляд с ружья на нее, стоял и думал.

— Ну, и что же ты хочешь делать? — допытывался он. Казалось, он всегда спрашивал: что она хочет делать? Будучи всего лишь курносой девчушкой, она почему-то всегда оказывалась тем, кто решал — что же они вместе собираются делать. Как будто он сам не мог предложить ничего лучше.

— Давай играть в воскресенье?

— А что такое воскресенье?

— Воскресенье — это когда ты надеваешь шляпу и идешь гулять.

— У меня нет шляпы.

— Ты наденешь воображаемую шляпу.

— Для чего?

— Чтобы мы могли отправиться на прогулку.

— Я не хочу отправляться на прогулку.

— А почему?

— А что плохого в том, во что мы сейчас играли? — поинтересовался он.

— Ты всегда застреливаешь меня, — пожаловалась она.

— Но ты же знаешь, что можешь тоже застрелить меня.

— Я не хочу стрелять в собственного брата.

— Предполагается, что я вовсе не твой брат.

— Нет, ты мой брат!

— Я имею в виду во время игры.

— Надень свою шляпу, — настаивала она. — Мы пойдем на прогулку. Собирайся!

Он поднял ружье и терпеливо взглянул на нее, ожидая, когда она смягчится, но ее взгляд оставался невозмутимым; затем она подтянула за резинку нижние штанишки и вытерла нос тыльной стороной ладони. Они стояли посреди дороги, пристально разглядывая друг друга.

— Пошли же! — начала она подлизываться.

— Хорошо, я пойду на прогулку, но не собираюсь надевать никакой дурацкой шляпы.

— Чтобы играть в воскресенье, ты должен надеть шляпу.

— А я не хочу!

— Но папа всегда ее надевает. Когда они с мамой идут на прогулку, он всегда надевает шляпу.

— Ох, да ладно! — сдался он. — Ну, надену я эту проклятую шляпу! — Он сделал несколько движений, свидетельствующих о том, что воображаемая шляпа наконец водружена на голову.

— Это очень мило, — сообщила она.

— Прекрати вытирать нос рукой, — недовольно посмотрел он.

— Пошли же!

И они пошли по середине дороги. Он нес в каждой руке по игрушечному ружью. Она семенила рядом, стараясь не отставать.

— Вот кто мы такие, — объявил он, — арабы в сердце пустыни Сахары.

— А где это?

— Ну в каком-то месте, которое я не знаю. У нас нет воды. Все верблюды умерли.

— Ты играешь во что-то еще? Но это не игра в воскресенье!

— Нет, я играю в воскресенье.

— Тогда при чем здесь мертвые верблюды?

Он соображал, что ответить, и некоторое время они шли молча. Прибрежная полоса всюду была замутнена травой и глиной.

— Знаешь, кто мы? — спросил он после долгого молчания. — Первые люди, высадившиеся на Марсе!

— Ура! Мы первые люди, которые приземлились на Марсе! — воскликнула она. Птица, чистившая клювом перья в высокой траве, отозвалась на звук ее голоса. Она повернулась к ней и захихикала, а потом вдруг опять воскликнула: — Мы первые люди на Марсе!

— Ты даже не представляешь, где Марс, — заявил он.

— А вот и представляю!

— И где же он?

— В некотором месте, — последовал ответ.

— В пустыне?

— Нет.

— Тогда где?

— Я знаю, — упорствовала она.

— В воде?

— Нет!

— На небе?

— Конечно нет!

— Ха! — возразил он. — Это тоже на небе!

— Ха, ха! — рассмеялась она. — Это луна на небе!

— И Марс — тоже! Спроси любого!

— Здесь некого спрашивать, — заявила она. — Покажи мне его. Если это на небе, то покажи — где?

— Ты не можешь его видеть. Без телескопа.

— Давай вообразим, что он у нас есть. — Она поднесла кулачок к уху и сказала: — Хэлло! Это Диана Гриффин, позвольте мне поговорить с марсианскими песками!

— Это не марсианские пески, — возразил он, не обращая внимания на ее хихиканье. — И это не телефон, а телескоп — вещь, через которую ты смотришь. — Он сомкнул большой и указательный пальцы и стал вглядываться куда-то сквозь этот круг.