Часовые свободы - Макбейн Эд - Страница 12

Лежа на том чужом берегу и с ужасом глядя на свои руки, обагренные кровью сраженного рядом незнакомого солдата, он испытал такое потрясение, что заплакал, как ребенок.

В 1960 году его дух снова подвергся тяжелому испытанию: тогда он едва удержался, чтобы не рухнуть в безумном отчаянии на жалкие остатки уничтоженной ураганом его лодочной пристани в Исламорада. Ему было уже тридцать шесть лет, слишком серьезный возраст, чтобы заплакать, ведь он уже не был тем юнцом, который дрожал от страха, вжимаясь в далекий берег во Франции. Он молча смотрел на обломки своей пристани, разнесенной мощным ураганом Донна, который не пощадил даже пилинги. Он сорвал огромный плакат с надписью «Добро пожаловать на пристань Костигэна», который Люк установил на высоком столбе лицом к океану; он схватил своими жадными щупальцами строение конторы, сломав его, как хрупкую детскую игрушку. Ненасытный и неутомимый, ураган уничтожил три небольших домика, построенных Люком для отдыха своих клиентов. Хорошо еще, что он решил перевести их лодки на северо-восток к Уиндли-Ки и выше по течению Снейк-Крик, когда услышал штормовое предупреждение. По крайней мере, эти лодки были спасены.

Он знал, что страховка покроет только жалкую часть понесенного ущерба.

Впервые после 1944 года его переполняло бурное негодование против несправедливости судьбы, он задыхался от жалости к себе, граничащей с яростью. В первый раз с тех пор, как его ранили, он был близок к тому, чтобы воспринимать себя как калеку, который никогда не сможет оправиться от катастрофы, черт их побери, провались они ко всем чертям!

Он тупо смотрел на плавающие на поверхности воды обломки.

Я могу продать подъемную стрелу, подумал он, получу за нее тысяч тридцать пять, меньше, чем заплатил, но по крайней мере я смогу уладить дела с банком.

Когда в 1961 году Люк Костигэн открыл для себя Охо-Пуэртос, тот представлял собой деревушку из семи домиков, выстроившихся в ряд на берегу островка, и еще одного более солидного дома на северной стороне. В дополнение к этому деревушка располагала ресторанчиком, принадлежавшим одному из ее постоянных жителей по имени Лестер Пэрч. Люк сразу решил, что это местечко очень подойдет для пристани. Море сразу за Спэниш-Харбор кишело сардинами и тунцом, королевской макрелью и пеламидой. Севернее, в сторону пролива у Байя-Хонда и среди тысяч крошечных островков, усеивающих залив Флорида, водились тарпуны и золотая макрель, марлины, горбыли и форель. В Гольфстриме вы могли поймать голубую макрель, желтую умбрицу, тунца Аллисона или дельфина. Люк знал, что рыбы здесь великое множество, он только не был уверен, сумеет ли убедить кого-нибудь оставить свою лодку на маленькой пристани на практически изолированном островке. Но надеялся, что сможет. Он попросил у банка новый кредит, и банк его предоставил.

В новой пристани не было ничего особенного, и тем не менее начало было положено. Он смог соорудить только тридцать пять стапелей и один небольшой подъемник, помещения для отдыха клиентов еще не было. На краю пирса были установлены три насоса системы «Эссо» (два для бензина и один для дизельного топлива) и вывеска, аналогичная той, что красовалась над его пристанью в Исламорада: «Добро пожаловать на пристань Костигэна». Он предлагал услуги по заправке топливом и постановке лодок в док, а кроме того, здесь можно было купить или арендовать обычный набор оборудования и предметов, предлагаемых каждой пристанью: фонари, флажки, болты, помпы, сирены и разное в этом роде, все это он держал в небольшом сарае за конторой. С ним рядом был еще один сарай, где он предполагал хранить паруса и батареи для лодок своих клиентов, устроил мужской и женский туалеты, автомат по продаже кока-колы рядом с конторой и большой длинный сарай с высоченными дверями, где он мог ремонтировать лодки. Вот и все. Он наблюдал, как растет на берегу его детище, и сердце его наполнялось гордостью и уверенностью, что больше он никогда не позволит этой проклятой жизни сбить его с ног и превратить в жалкого калеку, которым он не был и не собирался быть.

Саманта появилась у него в конторе на той неделе, когда открылась его новая пристань. Работы по ее сооружению длились почти полгода, но Люк никогда прежде не видел Саманту и очень удивился, когда она сказала ему, что живет здесь, в четвертом доме, как раз между Стерном и Амбросини.

— Я унаследовала этот дом, — сказала она, — от матери, которая недавно умерла. — Она помолчала. — Вам здесь нравится?

— Да, — сказал он, — очень.

— И мне тоже. — Снова пауза. — У меня десять кошек, — сказала она. — Мне нужно кормить их два раза в день. Сейчас я сижу на мели, денег совсем нет. — Она еще раз запнулась. — Мне нужна работа.

— В данный момент я никого не могу нанять, — сказал Люк.

— Я не ожидаю, чтобы вы мне сразу много платили.

— Я вообще ничего не могу вам платить.

— Хорошо, — сказала она. — Понятно.

— Слушайте, мисс...

— Уотс, — представилась она, — Сэм, вернее, Саманта.

— Понимаете, мне просто не нужна помощь.

— Если у вас появятся клиенты, она вам понадобится.

— Пока что я не заполучил ни одной лодки.

— Вы их получите, но тогда будет слишком поздно налаживать конторскую работу.

— А что вам известно об этой работе?

— Я работала в финансовой компании в Сент-Пите до того, как умерла моя мать. — Она помолчала. — Я знаю, как организовать контору. А кроме того, я знакома с большинством капитанов в округе. Когда вы развернетесь, вам понадобится сдавать лодки напрокат для рыболовных команд.

— Может быть, но...

— Испытайте меня.

Она начала работать в ближайший понедельник, отвечала на письма и телефонные звонки, занималась рекламой, уговаривала клиентов, поддерживала связи с хозяевами лодок, разговаривала с продавцами. Она понимала толк в лодках. Она говорила о них со знанием дела и со страстью. Она надоедала, изводила и обхаживала всех капитанов в округе, пока не добилась, наконец, того, что человек десять из них согласились подыскивать Люку компании рыболовов, звоня ему первому, минуя пристани на более крупных островах. Она разговаривала с рыбаками, выведывая, где лучше клюет рыба, и передавая эту информацию клиентам Люка. Она была скупа на трату денег, постоянно спорила с продавцами, выторговывая скидки на парусину, лак для покраски или глыбу льда. Привлекательная, но не красавица, она не отпугивала жен капитанов. Напротив, они любили останавливаться около конторы, чтобы поболтать с ней о магазинах в Ки-Уэст или Майами или просто выпить с ней стакан чаю со льдом, подальше от лодки, провонявшей рыбой. Она много работала в начале их бизнеса, но больше того, ей удалось установить тон спокойной деловитости, который окрашивал все их дела и не в последней степени обеспечивал им успех.

Принимать Саманту на ее собственных условиях оказалось, конечно, проще, чем попытаться узнать ее как женщину сложную, каковой она являлась. Она управляла пристанью у Люка и делала это легко и толково. Он никогда не расспрашивал ее о себе. Их отношения были приятными и деловыми. В феврале 1962 года, спустя каких-нибудь пять месяцев после того, как Сэм начала у него работать, он оказался вовлеченным в новые отношения с ней, которых не ожидал и не желал.

В тот вечер около девяти часов в конторе появилась последняя группа рыболовов и заплатила Люку за прокат лодок. Он уладил все расчеты с капитаном — одноглазым человеком, жившим на Рэмроде и чудесным образом избежавшим прозвища Пучеглазый, а потом, так как было уже поздно, а они с Самантой страшно устали за этот длинный день, он предложил ей немного выпить перед уходом. Он почувствовал легкое сожаление сразу же, как только эти слова сорвались у него с языка, как будто этот прорыв в их деловом партнерстве неизбежно приведет к осложнениям.

— Пожалуй, стаканчик я бы выпила, — сказала Саманта и посмотрела на него долгим томительным взглядом, точно с таким же выражением на лице, как в тот день, когда обратилась к нему за работой и сказала, что вынуждена кормить десять кошек.