Чужой монастырь - Краснов Антон - Страница 51

Лишь на шестой день работ, когда наращиваемая модифицированными транспортерами металлическая балка достигла длины где-то пять сотен метров, Костя Гамов рискнул добраться до гравиплатформы, зависшей над болотами. У него непрестанно кружилась голова, и Элькан, взглянувший в его зеленовато-бледное лицо, проговорил:

— Ты не смотри вниз. Это болото для тебя как огромный магнит. Я, конечно, никогда не знал, ЧТО это такое, но фантазия у ученого — одно из важнейших качеств…

— Знаешь, дядя Марк, не будем о фантазии у ученого, — прервал его Гамов, прикрывая глаза рукой, — мне кажется, что твой азарт исследователя начинает брать верх над другими качествами, в том числе над благоразумием. Ты сам рассказывал о том, что ставил опасные опыты на людях. Теперь следующие подопытные мы?

Элькан прищурил глаза, как он всегда делал, когда проявлял недовольство или недоумение:

— К чему ты сейчас мне это говоришь? Что мне мешает проявлять свой, как ты выразился, азарт исследователя?

— Да есть моменты, — твердо проговорил Константин. — О том, что мы развернули работы на Нежных болотах, знает вся округа, знает Дайлем, могут знать находящиеся в нескольких десятках белломов отсюда города-государства, где имеются гарнизоны Обращенных. Наконец, найдутся такие, кто сообщит в Горн сардонарам. Ты не думал о том, дядя Марк, что следует ждать гостей? Или, — Гамов широко, саркастично улыбнулся, — ты уже готов их встретить?

— Готов. Знаешь, готов. Если бояться всего, то когда же работать? А нам слишком много всего нужно успеть. Да и с тобой, знаешь…

— Элькан! — прозвучал голос Бер-Ги-Дара, стоявшего в паре шагов от двоих участников глобального проекта «Дальний берег», на самом краю пятиметровой гравиплатформы. — Смотри! Кажется, ЕСТЬ!..

Оба собеседника — и «дядя», и «племянник» — одновременно прянули к краю платформы и замерли. На четырехсотом метре разработок углубившийся котлован, закрепленный силовым каркасом излучателей, был выведен точно на угол какого-то сооружения. Это сооружение находилось примерно четырьмя десятками метров ниже уровня болот, и при появлении фрагмента перекрытия, облепленного густым, черным илом, Элькан испустил вопль и прокричал:

— Я знал! Я знал! Пусти меня!

Он отстранил Бер-Ги-Дара от распределительного пульта и решительным движением увеличил глубину проникновения силового поля в толщу болот, и верхушка сооружения была взрезана и обнаружила под собой пустоту, наполненную сероватым нежным сумраком.

Элькан поднял вверх обе руки. В голосе его звучало торжество, когда он сказал:

— Да! Я знал, что источники не врут, и это в самом деле здесь! Все указывало на это! Химические примеси в воде, анализ источников информации… преданий… Пусть эти болота напоминают филиал преисподней, но это рай для исследователя! Главное, — повернулся он к Константину, — мы успели обнаружить артефакт ДО того, как сюда явились разного рода соискатели… бессмертной славы! — Он задыхался.

Гамов, быть может, и хотел сказать, что, в то время как любезный дядя Марк-Элькан рассуждает о рае для исследователя и о бессмертной славе, большая часть встреченных ими в последнее время людей уже мертвы. Или вот-вот найдут свою гибель… Нельзя сказать, что и они сами, люди из отряда Элькана, вгрызающиеся в лоно болот и радующиеся этому как дети, — исключение. Но Гамов сказал только:

— Артефакт… Да тут, собственно, весь мир — артефакт…

Элькан скользнул по его лицу невидящим взглядом, в котором было густо разлито торжество. Судя по всему, последние слова Гамова он попросту не воспринял.

Основной транспортный отсек Корабля

Переброска людей под началом альда Каллиеры и майора Неделина к Нежным болотам осуществлялась не через тоннели турболифтов, а через основной транспортный отсек Корабля.

Сеть скоростных лифтов, пронизывающая Корабль, предназначена для локальных перебросок ограниченного контингента и не рассчитана на транспортировку громоздкого и массивного оборудования. Собственно, в эпоху Строителей, создавших Корабль, для последнего использовали Большие транспортеры.

Загрузку отряда Каллиеры — Неделина на огромное подъемное плато курировал лично Ихил, начальник основного транспортного отсека, почетный магистр Академии, один из первых Обращенных и лицо, которое удостаивал своим благоволением сам Леннар. Ихил, маленький, лысеющий уроженец Арламдора (Пятый уровень), стоял в некотором отдалении от гигантской серебристой стены транспортного отсека, вздымающейся на неохватное глазом расстояние, и говорил альду Каллиере:

— Да, почтенный альд! Интересно, что бы сказали славные Строители, когда б увидели, что куратор транспортного отсека присутствует при отправлении двух с небольшим сотен людей? О, не обижайтесь, славный альд Каллиера! Просто ваши удальцы выглядят… гм… несколько сиротливо на фоне подъемного плато, рассчитанного на двадцать две тысячи по максимуму. Впрочем, если постараться, можно впихнуть все сто, конечно!

Майор Неделин, находящийся на таком удалении от двух высоких лиц Академии Обращенных, мысленно согласился с Ихилом. В свое время майору приходилось бывать в Китае и видеть крупнейшую на Земле пекинскую площадь Тяньаньмэнь, и следовало признать, что своими размерами подъемное плато, примыкающее к стене транспортного отсека, не очень существенно уступало размерами знаменитой китайской площади. Впрочем, диаметр транспортного отсека, гигантской вертикальной шахты, пронизывающей всю носовую часть и все Уровни звездолета, доходил до четырех километров. В стенах этой громадины виднелись рабочие желоба еще для двух десятков таких же плато, но не было ни малейшего смысла расконсервировать их.

Через зависший в сорока анниях от перекрытия отсека огромный шар шла прямая трансляция происходящего на Центральный пост Корабля. Беседуя с альдом Каллиерой, Ихил время от времени кидал взгляд туда, где на матовой поверхности шара время от времени выворачивалась картинка с неподвижным лицом омм-Алькасоола.

— Я слышал, что на ряде Уровней дно транспортного отсека было сплошь покрыто людскими костями, — произнес альд Каллиера. — Последствия бойни много веков назад… Потом кости убрали, захоронили… Вы раньше меня стали Обращенным и попали в Академию, скажите, это соответствует истине, сьор Ихил?

У того скривился рот. В трансляционном шаре провернулась картинка из Ланкарнака, где на главной площади был установлен экран и собравшиеся горожане обсуждали только что показанные случаи каннибализма в Горне. Ихил ответил сдержанно:

— Мы оба долго жили в Ланкарнаке, правда? На нашем родном Пятом уровне все дно транспортного отсека на протяжении шести белломов было сплошь усеяно людскими останками.

Альд Каллиера передернул широкими плечами так, словно ему было зябко (хотя пространство транспортного отсека было вполне прогрето); он бросил быстрый взгляд на то, как его люди затаскивали на плато оружие, вспомогательную технику и провиант, и сказал:

— Я не просто так спросил. Вы, сьор Ихил, кажетесь мне одним из самых проницательных людей в Академии. Из числа тех, что остались…

— Да. Мы понесли очень тяжелые потери, — многозначительно откликнулся Ихил. — Ушли почти все Первообращенные.

— И потому мне не кажется постыдным рассказать вам кое о чем. Мне приснился дурацкий сон. Ничего особенного, просто сон, клянусь железнобоким Катте-Нури! Я иду вот по этому транспортному отсеку, а ноги мертвеют. Сначала разваливаются сапоги, потом лезут клочья ткани, вот сама собой взрезается кожа, из-под нее фонтанчики крови. Мясо начинает отваливаться кусками… И вот так от меня остается один скелет, потом и он начинает разваливаться, и боль такая — жуткая!.. И уже когда остается от меня один череп и стукается об пол, я вижу нового альда Каллиеру, молодого, свежего, во плоти. Каким-то страшным усилием я перепрыгиваю из черепа в новое тело, и все начинается снова: сначала разваливаются сапоги, потом — лезут клочья кожи… Ну и вот так, сожри меня свинья! Очень страшно. Очень страшно, — заворожено повторил альд Каллиера, — я проснулся в холодном поту. А ведь я далеко, не трус и хаживал с одним копьем на боевого кабана, обученного в стране Сорока Озер!