Милые чудовища - Линк Келли - Страница 56

Я кинулся в ангар, пробежал мимо Оливаса и остальных охранников, мимо доктора Меноза и Зулеты-Аранго, мимо двух ребятишек, бегавших кругами специально, чтобы голова закружилась.

— Пап, — сказал я. — Папа! И вы все! Пришельцы! Они здесь! Они снаружи! Их много!

Отец встал. Беременная женщина перестала рыдать. И тоже встала. Они устремились ко мне, пробежали мимо.

Я же никак не мог сообразить, что к чему. У меня было ощущение, будто надо что-то выбрать, но это же глупо! Какой тут может быть выбор? Я и сам не знал. Снаружи ангара были пришельцы и будущее. Внутри — только я, пара сотен страхолюдных летучих мышей, спящих под крышей, остатки импровизированного зоопарка и весь тот хлам, который мы оставили после себя. Раскладушки. Мусор. Смятые пластиковые бутылки из-под воды, скомканные одеяла, использованные хирургические маски и уже-не-стерильные салфетки. Самодельное футбольное поле. Во мне возник странный позыв, как будто бы мне нужно пойти к полю и прибраться. Встать у собранных на скорую руку ворот. Защищать их. Естественно, сейчас, в отсутствие Оливаса, защищать их куда как проще. Знаю, все это звучит глупо, знаю, вы наверняка гадаете, почему, когда прибыли инопланетяне, я все еще околачивался там, в пустом ангаре, почему валял дурака. Я не могу вам это объяснить. Может, вы мне объясните? Я просто стоял там, чувствуя опустошение, растерянность и стыд, стоял, пока не услышал отцовский голос.

— Дорн! Адорно, ты где? Адорно, беги сюда! Они прекрасны, еще прекраснее, чем говорил этот идиот. Выходи наружу, выходи и посмотри!

И я пошел смотреть.

Констебль из Абала

Они покидали Абал в спешке, после того, как мать Озмы убила констебля. Такая досада, ведь бизнес шел хорошо. Мать Озмы, Зилла, почти ежедневно получала приглашения на вечеринки в лучшие дома города. Богатые джентльмены восхищались ее красотой, а их жены с нетерпением ждали ее предсказаний. Озму, ходившую в блестящем тесноватом платье с черными лентами, всегда привечали и угощали рулетами и горячим шоколадом. Талисманы и брелоки на концах ленточек, какие носили Озма и ее мать (маленькие фарфоровые и медные кораблики, черепа, куклы, короны и кубки), предназначались для привлечения духов, но вскоре все местные модницы стали носить такие же — как украшения. За несколько месяцев до приезда Озмы и ее матери по Абалу прошлась чума. Все, что связано со смертью, было в моде.

Благодаря матери Озмы теперь каждая высокородная дама из Абала прогуливалась по городу в облаке призраков — облаке, которое могли видеть только Озма и ее мать. Зилла зарабатывала огромные деньги, сперва продавая ленточки и талисманы, а потом просвещая покупательниц насчет той мистической компании, которой они теперь обзавелись. Некоторые духи, разумеется, пользовались большей популярностью, чем другие, их хотели заполучить все. И если вам не нравились ваши духи, что ж, тогда мать Озмы могла прогнать их и продать вам новые талисманы и новых духов. Для состоятельной дамы поменять духов было не труднее, чем переодеться, а производимое на публику впечатление — даже больше.

Озма была мала для своих лет. Голос у нее был нежный, а ручки и ножки миниатюрные, как у куклы. Она заматывала грудь куском ткани. Она никогда не отказывалась от горячего шоколада, хотя предпочитала вино. Но от вина можно сделаться сонной или неуклюжей, и тогда будет трудно тихо и аккуратно пробираться в спальни, гардеробные и кабинеты и оставаться незамеченной, когда на тебе болтаются сотни приманивающих духов талисманов. Они, как рыболовные грузила, свисали с воротника, лифа, с подола и из швов. Удивительно, как Озме вообще удавалось двигаться.

Зилла звала дочку Принцессой-Обезьянкой, но Озма чувствовала себя скорее вьючным животным — так много тайн и секретов нагрузила на нее мать. Среди талисманов Озмы имелись отмычки и маленькие зубила. В том, как Озма проникала в запертые покои и вскрывала ящики столов, не было никакой магии. А если бы ее застали за делом, всегда можно было сослаться на поиски одного из ее духов. Он, видите ли, затеял с ней игру в прятки. Случайный свидетель увидел бы только мрачную маленькую девочку, охотящуюся за своим невидимым приятелем.

Зилла не была алчной. Она была умелой шантажисткой. Она не выпивала из своих клиентов всю кровь досуха, она их доила. Можно даже сказать, что она это делала по доброте душевной. Ну зачем нужна тайна, если о ней так никто и не узнает? Если человек не может позволить себе скандал, шантажист для него — сущая находка. Озма и Зилла собирали свидетельства интрижек, супружеских измен, младенческих смертей, краж наследств и убийств. Они были внимательнее любого биографа, бдительнее любого надзирателя.

Зилла скармливала кусочки трагедий, романтических историй и комедий голодным призракам, болтавшимся на кончиках ее лент. Иногда духов надо кормить деликатесами, и лучше, если это что угодно, только не кровь женщины и малорослой девчонки.

В констебле оказалось много крови. Молодой, довольно миловидный, амбициозный и на содержании у госпожи В. То ли Зилла где-то прокололась, то ли госпожа В. была умнее, чем казалось. И уж точно ума ей досталось куда больше, чем красоты, заявила Зилла в ярости. Зилла ткнула констебля в шею демонической иглой. Кровь хлынула сквозь полую иглу, как красные чернила. Все духи Озмы принялись неистово дергать за ленточки, как будто они были детворой, а она — майским шестом с подарками.

Сперва констебль был юношей, полным жизни и надежд, потом стал мертвецом в луже собственной крови, и в конце концов сделался духом, таким крошечным, что Зилла могла бы зажать его в ладонях и, хлопнув, разорвать, как пакет с тестом — если бы, конечно, в нем оставалась хоть какая-то плоть. Он вцепился в один из Зиллиных талисманов, висевший на ленточке, как будто это была спасительная веревка, брошенная тонущему с корабля. На лице его застыло комичное удивленное выражение.

Озма подумала, что из него получился симпатичный дух. Она подмигнула ему, но дела не позволяли отвлекаться. Нужно было разобраться с трупом, а потом упаковать одежду Зиллы, и книги, и украшения, а всякие чрезвычайно хрупкие талисманы предстояло обернуть ватой и тряпками.

Зилла была в отвратительном настроении. Она пнула мертвого констебля. Пока Озма трудилась, она мерила шагами комнату и пила. Разворачивала карты и снова скатывала их в трубочку.

— Куда мы теперь отправимся? — спросила Озма.

— Домой, — сказала Зилла. И высморкалась прямо на карту. Летом ее терзала сильная аллергия. — Мы едем домой.

На седьмой день пути бандиты пристрелили слугу Зиллы Нерена. Он поил лошадей из ручья, тут-то его и убили. Зилла, оставшаяся в карете, вытащила пистолет. Она подождала, пока бандиты не подойдут поближе, а потом уложила обоих выстрелами в голову. Зилла стреляла метко.

К тому времени, как Озма успокоила лошадей, дух Нерена уже уплыл вниз по реке. У нее не было при себе лишних ленточек, чтобы тратить их на такую шваль, как бандиты. Зилла перед отъездом развязала большинство лент и отпустила духов. Когда духов слишком много, это затрудняет путешествие — они пугают лошадей и привлекают ненужное внимание. К тому же, обустроившись на новом месте, всегда можно наплести новых ленточек и наловить новых духов. Озма оставила при себе только трех любимчиков: старую злобную императрицу, мальчишку, чей призрак почему-то был убежден, что он котенок, и констебля. Но ни императрица, ни мальчик в последнее время почти ничего не говорили. До них не достучаться. А вот в констебле еще оставалось немножко жизни, а может, это было просто воспоминание о его удивленном лице и яркой-яркой крови.

«Она чудовище», — сказал констебль Озме. Он глядел на Зиллу как будто даже с восхищением. Озма ощутила укол ревности, а может, наоборот, гордость от обладания чем-то ценным.

— Она убила сотню мужчин и женщин, — сообщила ему Озма. — У нее в книжице хранится список их имен. Мы ставим в храме свечки в память о них.