Все это очень странно - Линк Келли - Страница 4

— В море.

— В Сикомора.

Лули смотрят на мертвеца. Он идет к себе в комнату. Запирает дверь. Пенис встает торчком, твердый, как дерево. Тащит мертвеца через всю комнату, прямо к кровати. Человек умер, но тело еще не знает об этом. Телу до сих пор кажется, что оно живо. Мертвец начинает произносить вслух все имена, которые знает, — обычные, красивые, глупые, нелепые. Лули тихонько подкрадываются к двери. Стоят и слушают поток имен.

Дорогая Бобби? Билли?

Как я хотел бы получить ответ от тебя!

Ты знаешь кто.

Когда небо меняет цвет, лули выходят на пляж. Мертвец смотрит, как они подбирают с песка комья странного серовато-бежевого вещества. Тщательно прожевывают, сосредоточенно поглощают. Покончив с одним комком, подбирают следующий. Мертвец тоже выходит из отеля. Подбирает с песка комок. Ангельские пирожные? Манна? Мертвец нюхает серовато-бежевый шарик. Он пахнет цветами: лилией, лилией, розой, жасмином. Мертвец отщипывает кусочек и кладет в рот. Абсолютно никакого вкуса. Мертвец разочарованно кривится в сторону почтового ящика.

Дорогая Дафна?.. Прозерпина?.. Рапунцель?

Кажется, есть такая сказка, где маленький человечек делает то же самое, что я сейчас — пытается угадать имя женщины. Я придумываю себе разные варианты смерти. Одна смерть, например, такая: я спускаюсь в метро, сильный порыв ветра, и скульптура рядом со станцией, та, что поворачивается, как флюгер, вдруг слетает и падает на меня. Или другая смерть: мы с тобой летим в какую-то другую страну… в Канаду? Билеты с трудом удалось купить, самолет забит пассажирами, и тебе досталось место в ряду передо мной. Раздается жуткий треск, и самолет разламывается надвое, как соломинка. Та половина, где ты сидишь, взмывает еще выше, а моя половина падает. Ты оборачиваешься и смотришь на меня, я тяну к тебе руки. В воздухе носятся стаканы с чаем, газеты, клочья одежды. Небо горит. А может быть, я попал под поезд. Или ехал на велосипеде, а кто-то открыл на ходу дверцу машины. Или я катался на лодке и утонул?

Нет, вот что точно. Я куда-то ехал. Да, этот вариант кажется мне самым правдоподобным. Мы были в постели, вместе, ты и я, а потом ты встала и посмотрела мне в глаза. Я думал, ты меня простила, и жизнь наша теперь снова наладится и пойдет, как раньше. «Бернис? — сказала ты. — Глория? Патрисия? Джейн? Розмэри? Лора? Лора? Хэрриет? Джослин? Нора? Ровена? Антея?»

Я встал с постели. Оделся и вышел из комнаты. Ты шла за мной. «Мэрли? Женевьева? Карла? Кити? Милдред? Марни? Линли? Тереза?» — ты бросала имена стаккато, одно за другим, будто била ножом. Я не смотрел на тебя — схватил ключи от машины и вышел из дому. Ты стояла в дверях и смотрела, как я сажусь на водительское сиденье. Губы у тебя шевелились, но я ничего не слышал.

Сикомор выскочил на дорогу, я увидел его и резко вывернул руль. Скорость была приличная, половину дорожки я уже проехал. Я придавил его к почтовому ящику, машина вильнула и въехала в большой сиреневый куст. Взлетело облако белых лепестков. Ты закричала. Что было дальше, я не помню.

Может быть, так я и умер, а может, и нет. Может быть, я умирал не один раз, но в конце концов это случилось. И вот я здесь. Думаю, никакой это не остров. Думаю, я мертвец, запертый в деревянном ящике. Если лежать тихо и не дышать, я почти слышу, как другие мертвецы царапают стенки своих ящиков.

А может, я призрак. Может быть, волны, напоминающие кошачью шкурку, действительно кошачья шкурка, а вода, которая шипит и плюется в меня, и правда твой кот — кот ведь тоже может стать призраком.

Может быть, я здесь для того, чтобы что-то понять, заслужить прощение. Лули меня простили. Может быть, и ты простишь тоже. Когда море само подойдет к моим ногам и уютно заурчит, это будет значить, что ты простила меня за то, что я сделал. За то, что ушел от тебя после этого.

Или я просто турист, торчащий на этом острове с лули, пока не придет время возвращаться домой, пока ты не приедешь и не заберешь меня… Ирис?.. Ирэн?.. Долорес?.. вот почему я так надеюсь, что ты получишь это письмо.

Ты знаешь кто.

ВОДА ПО ЧЕРНОЙ ШЕРСТИ

— Что тебе нужнее — любовь или вода?

— В каком смысле?

— В таком. Ты скорее проживешь без любви или ты скорее проживешь без воды?

— А почему нельзя иметь и то и другое?

Рейчел Рукк пригласила Кэролла домой познакомиться с родителями спустя два месяца после того, как переспала с ним. Для девушки, легко поддающейся настроению и запросто скидывающей одежду, временами она была удивительно скрытной. За два месяца Кэролл узнал лишь то, что родители Рейчел живут на ферме у городской окраины, торгуют летом клубникой, а зимой новогодними елками. И почти никуда не выходят, мир сам навещает их — заглядывают выехавшие на пикник горожане, проезжие туристы.

— Как думаешь, я понравлюсь твоим родителям? — Кэролл полдня готовился к визиту, словно к экзамену. Подстригся, подрезал ногти, вымыл шею и за ушами. Выбранная одежда — брюки защитного цвета, синяя рубашка без галстука — была аккуратно сложена на кровати. Он стоял перед Рейчел в простом белом белье и носках, вглядываясь в нее, словно в зеркало.

— Нет, — она впервые оказалась у него и теперь стояла посреди комнаты, сложив руки, будто стеснялась сесть или боялась ненароком задеть что-нибудь.

— Почему?

— Отцу ты понравишься, это точно. Но ему все всегда нравятся. А вот мама разборчивее — считает, что тебе не хватает серьезности.

Кэролл надел брюки и полюбовался отутюженной стрелкой.

— Значит, ты ей обо мне рассказывала?

— Да.

— А вот мне о ней — нет.

— Нет.

— Может, ты ее стесняешься?

Рейчел фыркнула. И вздохнула так, будто уже жалеет о своем решении познакомить его с родителями.

— Ты меня стесняешься?

Она только поцеловала его и улыбнулась.

Рейчел все еще жила с родителями — тем более странно выглядело ее стремление держать своего парня на расстоянии от них. Жизнь за городом требовала ежедневной самодисциплины, и эта черта Рейчел вызывала у Кэролла восхищение и вожделение. Ей было девятнадцать, на два года меньше, чем ему, и каждый будний день Рейчел вставала в семь утра, чтобы проехать на велосипеде четыре мили до города, в колледж Джеллико, а вечером, уже в горку, вернуться обратно.

Они познакомились в библиотеке колледжа, где подрабатывал Кэролл. В тот день он сидел за стойкой, ставил штампы на новые книги, читал «Тристрама Шенди» и уже начинал клевать носом, когда кто-то над ухом сказал:

— Извините…

Он поднял голову. У стойки стояла рыжая девушка. Из высокого окна падал солнечный свет, он скользнул по руке, зажег вышивку на воротничке белой блузки. Волосы вспыхнули в утренних лучах; Кэролл едва мог взглянуть на нее.

— Чем могу помочь? — спросил он.

Девушка положила на стойку растерзанный томик, Кэролл потянул его к себе. Страницы свисали лохмотьями, обложка была оторвана и изгрызана.

— Я хочу заплатить за испорченную книгу, — сказала девушка.

— Что случилось? Собака съела на завтрак? — пошутил он.

— Ага, — сказала девушка и улыбнулась.

— Как тебя зовут? — спросил Кэролл. Он уже понял, что, наверное, влюбился.

Издали ферма выглядела старой и заброшенной. Дом стоял на холме, окна смотрели в сторону города и колледжа Джеллико, на длинный зеленый склон с саженцами новогодних елок. Крыльцо походило на большой полукруглый фартук.

Рядом с домом стоял сарай, за которым виднелся круглый черный пруд, окаймленный соснами. В сумерках с дороги казалось, будто он подмигивает, словно большой блестящий глаз. Солнце катилось в пруд по зеленому склону холма, и длинные тени елей, острые, как ведьминские шляпы, лежали узкими треугольниками на малиново-сером газоне. Все было залито текучим закатным светом.