Весенние сны - Арчер Джейн - Страница 3

– Анастасия... Спенсер?

– Вы абсолютно правы, – улыбаясь, подтвердила Лорели. – Анастасия Спенсер.

– Очень необычные и красивые имена, – задумчиво покачал головой Хок. – Рад знакомству.

– Благодарю вас, – наклонила голову Лорели.

– Кстати, я не мистер Хок. Просто Хок.

Лорели слегка покраснела.

– О, но мы... не настолько хорошо знакомы...

– Нет-нет, миссис Спенсер, я не это имел в виду, – улыбнулся Хок. – Мое полное имя Хок Райдер. Но в этих краях мы не очень-то следуем условностям. Так что здесь для всех я Хок.

– Понимаю... – в замешательстве протянула Лорели. – И все же...

– Мама, почему бы вам не поспать? – вмешалась в разговор Анастасия, которой не хотелось продолжения беседы. Больше всего на свете она не любила, когда ее представляли Анастасией. Ее полное имя всегда казалось ей напыщенно театральным. Но такой уж оказалась воля ее матери, начитавшейся во время беременности древнегреческих трагедий. Когда она была девочкой, отец звал ее Стейси, и это имя ей нравилось гораздо больше. Да и подруги все время ее так называли.

– А ведь ты, пожалуй, права, моя дорогая, – чуть удивленно согласилась Лорели. – Я и правда устала. Благодарю вас еще раз, мистер... Райдер.

– Не за что. Если сможете, постарайтесь немного поспать.

– Обязательно. Спасибо, – ответила Лорели и, бросив на дочь вопросительный взгляд, попыталась по возможности устроиться поудобнее.

– А вы, мисс Спенсер?

Анастасия, сосредоточенно пытавшаяся заправить выбившуюся прядь волос на место, удивленно подняла глаза: – Что?

– Я говорю, вы тоже могли бы поспать. Если прикорнете у меня на плече, я потерплю, – улыбнулся Хок.

– Полагаю, в этом нет необходимости, – ледяным тоном ответила Анастасия, все еще стесненная их вынужденным соседством.

– Ну, как хотите, – усмехнулся Хок. – А я таки сосну пару часиков. Ночь долгая. – С этим словами он привалился плечом к стенке дилижанса и закрыл глаза.

Давно затерялся где-то в ночи оставшийся позади Тусон, а Анастасии все не спалось. Она изо всех сил старалась сидеть как можно прямее, но на ухабистой дороге дилижанс немилосердно швыряло из стороны в сторону, и девушку то и дело кидало на ее попутчика. Как она ни отстранялась от Райдера, толку в этом было мало.

Сумерки стремительно сменились ночью, расправившей свои угольно-черные крылья над аризонской пустыней. Клубы пыли, летевшие из-под колес дилижанса, застили бледное пятно луны, плывшей высоко в небе, и, серебрясь в лунном свете, белым покрывалом ложились на спящих пассажиров.

Сон все не шел к Анастасии. Чем дольше тянулось их путешествие, начавшееся на Миссисипи, тем сильнее она беспокоилась о матери. Лорели за эти недели заметно сдала, но упрямо отказывалась это признавать. Ничто и никто не могло удержать ее от немедленного исполнения указаний, что были написаны в письме, которое она все время носила у сердца.

Анастасии никогда не забыть того дня, когда они его получили. Долгих тринадцать лет они с матерью ждали этого письма. За это время Анастасия успела вырасти из маленькой девчушки в юную женщину, а ее мать слишком быстро постарела. После отъезда отца они полгода кое-как перебивались, оставаясь жить в своем имении, дожидаясь сначала весны, а потом лета. Кормились они фруктами и овощами из сада, приторговывали хлопком и все ждали вестей от отца. К следующей осени письмо так и не пришло, а янки ввели такие налоги, что мать предпочла продать имение, не особо беспокоясь о цене. Одинокая женщина с невзрослой еще дочерью на руках, без рабочих и денег была не в силах вести хозяйство и присматривать даже за небольшой хлопковой плантацией. Жить здесь становилось даже опасно – вокруг все чаще шныряли какие-то подозрительные личности.

Они перебрались в Виксберг, городишко на берегу Миссисипи, недавно восстановленный из послевоенных руин. Друзья помогли им обустроиться. Лорели начала работать портнихой. Поначалу Анастасия ей помогала, а потом, повзрослев, стала шить наравне с матерью. Это был тяжкий, утомительный труд. Обшивали они в основном южан, сотрудничавших с янки, да северян-саквояжников. Платили те и другие неплохо, поэтому жили они скромно, зато не в долг. Лишь надежда получить письмо да глубокая любовь к мужу придавали Лорели сил. Анастасия же надеялась только на себя, и сердце ее ожесточилось ко всем, кроме родной матери.

В Виксберге у Анастасии была пара-другая подружек, а вот от дружбы с мальчиками мать ее отвадила. Она объяснила, что романтические чувства лучше оставить на потом. Ведь, когда отец пришлет письмо, им придется, бросив все, сразу уехать. К двадцати годам эта мысль стала казаться Анастасии довольно глупой. Да вот только отец, оставивший их, поселил в душе девушки глубокое недоверие к мужчинам, и она оставалась равнодушной ко всем робким попыткам ухаживания со стороны молодых джентльменов. Для любви Анастасия заперла свое сердце на замок и не собиралась его отпирать, потому что видела, как эта самая любовь искалечила жизнь ее матери.

И вот, когда девушка уже решила, что отец никогда не пришлет за ними, они получили от него письмо. В конверт были вложены билеты, немного денег и подробные объяснения, как им добраться до его ранчо на реке Литл-Колорадо, что в северной Аризоне.

Как ни странно, предстоящая поездка на Запад полностью захватила Анастасию. Она вдруг поняла, какой неинтересной и однообразной была ее жизнь. Но в отношении отца сомнения у нее оставались. Годы наверняка изменили не только их с матерью, но и его. Каким он стал? Понравится ли им на новом месте? Что за люди там живут? Какая там жизнь? Лорели все эти вопросы не интересовали совершенно. Он прислал за ними! Они должны ехать, и чем скорее, тем лучше.

Лорели согласилась отложить отъезд лишь на то время, чтобы успеть уладить в Виксберге все дела, уложить самое необходимое и сшить дорожные платья. И – прощайте, друзья и знакомые!

Поездка оказалась намного тяжелее, чем представлялось Анастасии, хотя они все делали так, как написал отец. Лорели не очень хорошо переносила дорогу и совсем не отдыхала, но ничто не могло ослабить ее стремления как можно скорее воссоединиться с горячо любимым человеком. Добрались они до Тусона за рекордно короткое время, но до конца пути было еще далеко.

Незаметно для самой себя Анастасия расслабилась, мысли перестали беспокоить ее. Девушка задремала, потом бессильно уронила голову на грудь и заснула. Под скрип и раскачивание катившего сквозь ночь дилижанса ей начал сниться сон, который она часто видела в течение многих лет.

В этом сне она стояла в крытой галерее с колоннами, примыкавшей к белому особняку, – это был дом ее детства. Она счастлива, но вдруг начинает понимать, будто что-то не так. Она совершенно одна. Девушка оглядывается, но вокруг стоит мертвая тишина, никого не видно и не слышно. В душе поднимается смутное беспокойство, которое быстро перерастает в панический страх. В ужасе Анастасия бросается бежать со всех ног через широкую зеленую лужайку перед домом, отчаянно крича в надежде, что хоть кто-нибудь откликнется, хоть кто-нибудь...

И тут она видит, как к ней широкими шагами направляется мужчина, и впервые за все эти годы она различает его лицо. К ней идет Хок Райдер. Пристальный взгляд его темных глаз обещает защиту, а мускулистое крепкое тело – надежную гарантию от всех несчастий. Она бросается в его объятия, и вдруг все меняется. Ей становится жарко и с каждым мгновением все жарче. Она запрокидывает лицо вверх, к его требовательным глазам. Он склоняется к ней все ближе и ближе. Наконец их губы встречаются в поцелуе, и Анастасия чувствует, как страсть накрывает их обоих горячей волной...

Девушка, вздрогнув, проснулась, все еще переполненная волнительным томлением и с явным привкусом реального поцелуя на губах. Впервые этот повторяющийся сон не оставил после себя ставшего уже привычным чувства ужасной потери и одиночества. Ей было тепло и отчего-то радостно на душе. Вдруг со смущением она сообразила, что бессовестно устроилась на широкой груди незнакомца по имени Хок Райдер. Каким образом умудрился он вторгнуться в ее сон? По правде говоря, сейчас он был к ней намного ближе, чем во сне, настолько ближе, что она явственно чувствовала его теплое дыхание у себя на щеке, когда он что-то бормотал во сне на каком-то чужом языке. Пахло от него крепким табаком и старой кожей.