Весенние сны - Арчер Джейн - Страница 19

Ночь тянулась бесконечно. Хок задремал. Заснуть он не мог себе позволить – слишком близко уже были родные места. Он ловил себя на мысли, что сам впрягается в упряжь и мчится, изо всех сил помогая лошадям, однако ни сократить мили, лежавшие впереди, ни убавить часы путешествия было невозможно.

Наконец на востоке забрезжил рассвет, заливая бледным светом убегавшую к горизонту бесконечную равнину, испещренную глубокими колеями от колес дилижансов и повозок, сновавших по пыльным дорогам северной Аризоны. Пассажиры зашевелились и начали просыпаться, желая расправить затекшие руки и ноги, перекусить и передохнуть, в конце концов, но кучер и не думал останавливаться и все гнал и гнал лошадей вперед, стремясь успеть в срок по одному ему ведомому расписанию.

Анастасия медленно пробудилась ото сна, с удовольствием ощущая уверенно и нежно обнимавшую ее руку Хока, и, открыв глаза, улыбнулась ему. Ей подумалось, что с тех пор, как они познакомились, и особенно с тех пор, когда они впервые поцеловались, ее ночные кошмары прекратились. А теперь, когда прядь его волос, аккуратно и бережно завернутая в кружевной платочек, припрятана в складках ее рубашки, прямо над сердцем, она может уже не бояться, что этот ужасный сон вернется снова. Девушка до сих пор терялась в догадках: было ли то, что он ей сказал тогда, у реки, сказано всерьез или просто под влиянием момента и давно и прочно забыто? Она надеялась, что это не так, но все не решалась спросить.

Хок улыбнулся в ответ. На какое-то мгновение эта улыбка смягчила суровые черты его лица. Анастасия сразу почувствовала его внутреннюю напряженность и поспешно огляделась по сторонам. Все вокруг выглядело по-прежнему – те же пассажиры, та же унылая бескрайняя равнина, покрытая пыльной жесткой низкорослой травой и песчаными проплешинами. Вдали, у самого горизонта, виднелись зубчатые пурпурные контуры гор.

За эту ночь Хок переменился. Анастасия пристальнее вгляделась в его отрешенное лицо. Сощурившись, он явно высматривал впереди что-то очень для него важное. Она вдруг поняла, что они приближаются к какому-то знакомому только Хоку месту. «Ведь сегодня последний день нашего путешествия!» – вдруг осенило ее. К вечеру они должны въехать в Джозеф-Сити. Там их встретит отец и отвезет на ранчо. Анастасия даже задрожала от предвкушения долгожданной встречи.

Она вновь покосилась на Хока. Он тоже бросил на нее взгляд, оставаясь мрачным, с непроницаемым выражением лица. О чем он думает сейчас? Радуется ли, что эта поездка наконец благополучно завершается? Доведется ли им свидеться еще раз? Ни он, ни она не строили на будущее никаких планов. Он всегда говорил, что будет присматривать за ними до самого их приезда в Джозеф-Сити и, может быть, сейчас ждет не дождется, когда наконец освободится от них? Доволен тем, что с его плеч упадет ответственность, которую он сам и взвалил на них? Анастасии не хотелось допускать такой мысли. Но что еще могло прийти ей в голову? Ведь Хок ни разу не заикнулся о том, чтобы увидеться после приезда. То, что они обменялись прядями своих волос, казалось, означало выполнение каких-то обязательств друг перед другом, но Хок никогда больше не заговорил об этом. Очень может быть, что его единственным чувством к ней было плотское желание, а если ее не будет рядом, он с легкостью забудет о ней! Даже сейчас мыслями он был не с ней, а где-то далеко, думая о чем-то, что ждало его в северной Аризоне.

Анастасия внезапно замерла от поразившей ее как гром среди ясного неба мысли – а если здесь его ждет другая женщина? Девушка постаралась не думать об этом. Что касается ее, то она спокойно обойдется без мужчины. Хок ей вовсе и не нужен. У каждого из них была, есть и будет своя собственная жизнь. С чего она взяла, что когда приедет на ранчо, то будет и дальше встречаться с ним? Анастасия сердито тряхнула головой, стараясь отогнать беспокойные мысли. В этот момент Хок повернулся к девушке и озадаченно уставился на нее, застав за этим странным занятием.

– Устала? – сочувственно поинтересовался он.

– Пожалуй, да, – негромко ответила Анастасия. Сердце ее внезапно сжалось от тоскливой боли. Неужели она больше никогда его не увидит? Как ей пережить это расставание?

– Скоро будет остановка. Там, около Вершин, есть большой родник.

– Вершин?

– Ну да, – улыбнулся Хок. На миг он задумчиво уставился прямо перед собой, затем кивнул: – Индейцы называют их Горы в Снежных Шапках, а испанцы прозвали Вершинами Святого Франциска. Это самое высокое место в округе – их видно на много миль вокруг.

Анастасия потянулась к окну посмотреть, но в предрассветных сумерках мало что можно было разглядеть.

– Они близко от ранчо моего отца? Хок негромко рассмеялся:

– По сравнению с Миссисипи, конечно, очень близко, но, чтобы добраться до них от ранчо, потребуется по меньшей мере полный день, и то верхом.

Они замолчали, а дилижанс все катил вперед, и утро постепенно все больше входило в свои права. В какой-то момент Хок показал рукой в левое окно дилижанса и наклонился к Анастасии:

– Смотри, вон они – Вершины!

Анастасия посмотрела, и от восторга у нее даже перехватило дыхание. Более потрясающего зрелища ей до сих пор видеть не приходилось. Посреди плоской равнины, лежавшей вокруг, к небесам величественно возносились две громадные скалистые вершины, увенчанные белыми шапками снега.

– Какая красота! – только и смогла выдохнуть Анастасия.

– У моего народа, хопи, они считаются священными.

– Священными?

Хок кивнул, продолжая смотреть на Вершины:

– Да. Хопи верят, что на них живут духи их предков, которые каждое лето возвращаются на родину в виде туч, несущих дожди этой изнывающей от засухи земле. Земли хопи к востоку отсюда.

– А во что веришь ты?

Хок бросил на девушку короткий взгляд и снова стал смотреть на горы.

– Я научился не думать об этом. Каждый человек может знать только то, что он увидел или узнал. А вера... она выше этого, она где-то там... Поэтому я и не могу о ней судить. Я просто рассказал тебе, во что верят хопи... а это мой народ.

Анастасия замолчала. Она толком не поняла, что именно он хотел сказать, разве что он никогда и ни с кем не обсуждает свою веру. Но был еще какой-то смысл в его словах, который упорно ускользал от нее. Она всегда уважала чужую веру, какой бы та ни была, и ей не составило труда понять, как легко считать эти вершины священными – настолько те выглядели могучими и величавыми.

Дилижанс катил вперед, и Вершины становились все ближе и ближе. Анастасия поймала себя на том, что непрерывно смотрит на них, любуясь игрой лучей восходящего солнца на обрывистых склонах. Она разглядела, что у самого основания горы покрыты густым лесом, который чем выше, тем все больше редел, пока не сходил на нет, уступая место серому скальному камню.

От гор тянуло прохладным ветерком, приносящим лесные запахи. Анастасия зябко передернула плечами и теснее прижалась к Хоку, удивляясь, насколько на севере Аризоны холоднее, чем на юге. С другой стороны, путешествовать по такой прохладе было намного приятнее, чем под палящими лучами высоко стоявшего в небе солнца.

Местность вокруг все больше нравилась Анастасии. Она понемногу понимала, что имел в виду Хок, когда говорил, что второго такого места в мире не найти. Он любил эти места, и Анастасия начала ощущать и в своей душе похожие чувства. Пожалуй, она готова принять Аризону как вновь обретенную родину.

Дилижанс наконец достиг подножия Вершин и остановился у почтовой станции. Неподалеку действительно журчал родник. Пассажиры донельзя были рады вылезти из экипажа – распрямить затекшие спины и размять уставшие ноги.

Позавтракали они, как обычно, вяленой говядиной с горчицей, бобами и кофе. После пыльной тряской дороги эта простая еда не могла не показаться изысканным лакомством. А вкуснее ледяной родниковой воды, от которой ломило зубы, пить им ничего не доводилось.

Покончив с трапезой, Лорели, Анастасия и Хок отошли немного в сторону и остановились, любуясь величавыми Вершинами, которые теперь были накрыты пушистыми кучевыми облаками. Хок немного рассказал Лорели об этих священных для хопи горах, и та была потрясена и заинтригована не меньше Анастасии. Ей тоже все больше и больше приходилась по душе эта земля, но самой большой радостью было предвкушение встречи и воссоединения с любимым мужем после такой долгой разлуки. В сравнении с этим чувством все остальное безнадежно меркло.