Наша светлость - Демина Карина - Страница 4

«…Также, если говорить об угрозе, то я согласен с Сержантом: нельзя убирать охрану. То, что покушений больше не было, безусловно, меня радует, однако не является поводом терять бдительность. До тех пор пока убийца не найден — а рано или поздно он себя обнаружит, — рядом с тобой каждую секунду должен находиться кто-то, кому я в достаточной мере доверяю.

Прости, сердце мое, если тебя это утомляет.

Что же касается ферм, то будь добра, передай как можно более полную информацию о том, что тебе удалось обнаружить, Магнусу. Я попрошу его держать тебя в курсе этого дела, хотя ты совершенно права: он полагает его чересчур грязным и опасным. Если все действительно так, как ты описала — а с „Золотым берегом“ ты не ошиблась, и значит, скорее всего, права и в данном случае, — то ситуация крайне серьезна. Организовать подобное предприятие в одиночку невозможно, следовательно, будут затронуты интересы некой группы людей…»

«…Сердце мое, я не пытаюсь умалить твои достижения, но лишь хочу защитить тебя. Если кому-то станет известна твоя роль в данном деле или хотя бы факт участия в нем, то я не берусь предсказать последствия. Ненависть людей, потерявших многое, — а я предвижу, что дело будет громким, — беспредельна. Поэтому прошу тебя: осторожнее.

В пределах замка и города ты — полновластная хозяйка. И сенешаль обязан выдать тебе все бумаги, которые ты только пожелаешь видеть. Констебль — исполнить любой самый безумный твой приказ. Но все, что касается дел протектората, должно проходить через Магнуса или Урфина.

Похоже, я действительно слишком многое спускал на доверии, чего больше не будет. Спасибо, что ты помогаешь мне и, надеюсь, будешь помогать впредь, поскольку самому мне легче воевать с людьми, чем с цифрами. Однако воздержись пока предпринимать что-либо. Я вернусь и сам спрошу, как вышло так, что люди, принесшие присягу моей семье, ее же обворовывали. Нужны будут лишь явные и однозначные свидетельства вины, которые исчезнут, если ты начнешь задавать вопросы сама.

Меня печалит то, что ты, похоже, слишком много времени уделяешь вещам утомительным и неприятным. Магнус писал мне о казни. Он был категорически против твоего на ней присутствия, но ты переупрямила дядю, что редко кому удавалось. Мне жаль, что тебе все-таки пришлось увидеть нечто подобное, и если увиденное все-таки сказалось на тебе, если появится дурнота, или плохие сны, или еще что-либо, пожалуйста, не молчи.

Я хотел бы быть рядом с тобой. Тогда, сейчас и каждую минуту.

Ты пишешь, что ревнуешь. И я понимаю это чувство, которое прежде было незнакомо. Иногда я начинаю думать о замке, о людях, тебя окружающих, о том, сколь много среди них мужчин. Что ты красива. И одинока. И несмотря на то, что считаешь себя взрослой, наивна. А нравы в замке — скрепя сердце вынужден признать и это — весьма вольные.

Вот, получилось, что я тебя подозреваю в неверности.

Это совершенно не так!

Я верю тебе, но ревность сводит меня с ума. Вчера едва не ударил одного барона, который стал хвастаться тем, как соблазнил жену вассала. Это был грязный и подлый поступок, но прежде я относился к подобным историям куда как спокойней, полагая их вымыслом.

Они так и не поняли, что меня разозлило.

Да я и сам не понимаю. Едва не вспыхнул из-за пустяка. Отчего-то мне кажется, что испытываемое мной состояние вполне подходит под определение „муста“.

Сегодня встретился с Эдвардом. Рука у него по-прежнему крепкая, но булава — не самый удобный вид оружия, хотя щит искрошила в щепу. Наша стычка длилась всего несколько секунд, но мне показалось, что Эдвард рад меня видеть. Возможно, если бы нам удалось договориться о поединке за спорные территории, вся эта возня завершилась бы быстрее. Но правила диктуют мне обороняться, а Эдвард не шлет переговорщиков. Выходит, что даже среди них, пусть бы и тех, кто был знаком со мной прежде, я все равно чужак. Они признают за мной право держать эти земли, но самого лишь терпят, не имея возможности заменить кем-то другим.

Чудо, что у меня есть ты.

Подумалось, что строки о поединке ты истолкуешь превратно. Не волнуйся, сердце мое, Мюррей не собирается убивать меня, как и я его. Это запрещено, да и выходит за пределы наших возможностей. Скорее, мы определили бы плотность поля и вектора его распределения, на основании чего и была бы — или не была бы — перенесена граница. К сожалению, я не знаю, как это можно объяснить нормальным языком. Все еще не хватает информации.

Но я сильнее. Я чувствую это.

Значит, прямой стычки Мюррей будет избегать. И опять же все затянется до первых морозов…»

«…Что же касается свадьбы представленного тобою Лорда Мыш, который видится мне существом в высшей мере ответственным и способным содержать семью, то проследи, чтобы данная церемония прошла с должным размахом. Возможно, в весьма скором времени тебе предстоит организовать другую свадьбу.

Кстати, Урфин все-таки соблаговолил переслать мне договор о намерениях, который я отправлю с этим письмом. Пожалуйста, ознакомься. И если тебя устраивают предложенные им условия — они соответствуют устному соглашению, достигнутому перед отъездом, — поставь свою подпись. И с этой минуты ты перестанешь нести ответственность за Тиссу. Она и ее репутация — всецело забота ее будущего супруга.

Но ты все равно присматривай. Урфин, что бы я ни говорил, надежен, но порой из самых лучших побуждений делает вещи, о которых потом жалеет. А поскольку впервые дело касается не моих, но его интересов, я опасаюсь, что он вынужден будет столкнуться с последствиями собственных поступков. Это — болезненный опыт, которого я хотел бы избежать для него.

Возможно, ты была права, когда говорила, что я слишком надавил на девочку. Но ты, дядя и Урфин — вся моя семья. Я хотел бы, чтобы ее стало больше. И чтобы вы были счастливы. Наверное, порой я тоже из самых лучших побуждений делаю вещи, о которых потом сожалею. Однако в этом случае обратного пути нет. И я лишь надеюсь, что Урфину хватит терпения.

Дети ведь растут. Взрослеют. Главное, чтобы, взрослея, не теряли душу.

Ну вот, меня потянуло на отвлеченные размышления, и это верный признак, что мне нечего рассказать, однако я не желаю завершать письмо. Каждое как расставание. На время, но все же болезненное, ведь, дописав, я останусь один…»