Наша светлость - Демина Карина - Страница 13

Страшно.

Как он вообще ходит-то?

И не просто ходит, но, упершись руками в борта, пытается вылезти из ванны.

— Пожалуйста, потерпите. — Тисса положила руки на плечи и поняла, что удержать его просто не сумеет. — Скоро жар пройдет. Вы должны прогреться. А я — осмотреть вашу голову.

Его трясло то мелкой, то крупной дрожью, переходившей в судорогу. Но это — хороший признак. Мышцы отходят. Всегда больно, когда мышцы отходят. Их надо бы растереть… Тисса пытается, но это то же самое, что растирать камень.

— Гавин, помоги, пожалуйста.

Помогает. Сосредоточенно, не обращая внимания на шипение их сиятельства. И лучше бы кричал в самом-то деле…

— Я добавлю горячей. Выдержите?

Кивок. А пульс еще ускорился, но не настолько, чтобы бояться за сердце.

— Ребенок…

— Что?

— Спасибо.

— Не за что. Сейчас посидите, пожалуйста, смирно.

Тиссе нужны были таз, тряпка и ножницы, потому как она подозревала, что просто расчесать слипшиеся волосы не выйдет. И оказалась права. Все спеклось в черно-бурый ком, который не желал размокать. Их сиятельство терпели молча. Лишь однажды попросили Гавина добавить горячей воды.

Волосы вокруг рваной раны Тисса выстригала аккуратно, а когда достригла, тан — ну неймется ему! — оттолкнул руку и сам ощупал затылок.

— Ты шить умеешь? — поинтересовался он.

— Я пробовала… на овцах.

К людям мама ее не допускала.

— Хорошо. Представь, что я овца.

— Скорее уж баран, — не удержалась Тисса и поспешно добавила: — Овца — девочка, а вы…

— Мальчик. Мальчик-баран. Примерно так себя и чувствую.

В кофре, который принес Гавин, имелся набор игл разной формы и толщины, шелковые нити, ножи и даже струнная пила — ее Тисса только на картинках и видела.

— Извини, но я буду ругаться.

И тан сдержал слово.

К счастью, рана была не такой и длинной, Тисса в пять стежков уложилась. Страшнее всего было прокалывать кожу в первый раз. И она все медлила, уговаривая себя, что это все равно надо сделать, даже если будет больно. А больно будет, потому что Тисса не умеет шить и руки у нее трясутся, но отступать некуда. Второй стежок дался легче. А на третьем тан сказал что-то такое, отчего Тисса едва иглу не выронила… и перестала его слушать.

— Все, — объявила она, отрезая нить. — И вам пора выбираться из воды.

— Сейчас. — Он опять сунул пальцы в волосы, точно проверяя, хорошо ли сделана работа. — Ребенок, глянь, пожалуйста, что у меня за ухом. Жжется…

Он наклонился, чтобы Тиссе было лучше видно.

Не за ухом — на шее.

Красное пятно, размером с медяк. Яркое такое… круг и перекрещенные мечи.

— Это… — Тисса поняла, что сейчас расплачется. — Это клеймо…

Кто-то ударил их сиятельство по голове. Подло. Сзади. И когда тан потерял сознание, избил. Но показалось мало. Еще и клеймо, которое рабам ставят.

И это же навсегда!

Как можно быть настолько жестоким?

— Клеймо, значит. — Тан накрыл ожог большим пальцем. — Вот с-с… сволочи. Ничего. Я злопамятный. Найду — сочтемся. Так, о том, что тут было, никому. Ясно?

Тисса хотела ответить, что само собой не собирается никому рассказывать, и вовсе не потому, что их сиятельства боится. Но вместо слов получился всхлип. И тан обернулся.

— Эй, ребенок, ты чего? Плачешь?

Если бы не спросил, Тисса справилась бы. А тан спросил, и она разревелась.

— Из-за этой ерунды? Оно и стоит-то так, что не увидишь. А волосы отращу, совсем скроется…

Да разве в этом дело? Он же сам будет знать про клеймо. И про то, что Тисса знает. И тот, кто поставил, тоже. И вообще нельзя так с людьми.

— Так чего плакать?

— Мне… мне вас жалко.

Она вытерла глаза рукавом, убедившись, что тот уже мокр и грязен. И кроме земляных пятен виднелись другие — крови. Их-то точно не выйдет застирать. Но это уже не казалось важным.

Надо успокоиться.

Леди не ревут.

Хотя они и не сидят ночью в чужой ванной комнате в то время, когда хозяин этой комнаты изволит принимать ванну.

И выглядят иначе… а Тисса в мокрой грязной рубахе похожа… да лучше не думать о том, на кого она сейчас похожа. Наверное, Тисса никак не леди, если легко забыла, чему ее учили.

Но тана удалось из ванны извлечь, уложить в кровать и напоить горячим вином. Он больше ничего не говорил, но только смотрел как-то грустно. И от этого взгляда ушедшие было слезы грозили вернуться. Уснул он почти сразу, и Тисса решилась-таки обработать ожог мазью, благо в кофре имелось множество средств, и некоторые Тиссе удалось опознать.

— Это дашь завтра утром. — Тисса отставила флакон темно-красного стекла. — Три капли в горячей воде. А это — в обед. Если будет сильный кашель или вдруг лихорадить начнет, зови доктора. Даже если возражать станет. Проводишь меня?

Гавин кивнул. К счастью, на пути никто не встретился. И лишь у самых дверей в комнату Гавин осмелился сказать:

— Мой лорд очень хороший.

Замечательный просто. Если бы он еще и помалкивал иногда…

…и вел себя как подобает лорду…

Хотя разве вправе Тисса требовать от кого-то пристойного поведения, когда она сама недавно нарушила все мыслимые и немыслимые правила?

К счастью, Долэг спала. Бедняжка испугалась бы, проснись одна среди ночи. После ухода девочек в комнате стало совсем пусто… и Тисса, конечно, им не завидовала. Ничуть. Зависть — очень плохое чувство. Она радуется, что у них будет настоящий дом. И семья… и вообще, у Тиссы тоже будет и дом, и семья. Если, конечно, их сиятельство доживут до свадьбы.

Это было бы крайне любезно с их стороны.

— Леди, — этот голос Тисса узнала бы из тысячи, — соблаговолите объяснить, где вы так… интересно провели ночь.

Утро началось не очень хорошо.

К завтраку подали записку от леди Льялл, где сообщалось, что «по ряду уважительных причин леди Тисса не имеет возможности сегодня исполнять возложенный на нее долг, в чем бесконечно раскаивается…».

Слов было много. И смысл как-то среди них потерялся, хотя я трижды прочла послание.

— Возможно, — Ингрид, взяв серую бумагу, пробежалась взглядом по ровным строкам, — сегодня тот день месяца, когда девочке лучше немного отдохнуть.

То есть… о, мне следовало бы самой додуматься. В последнее время наша светлость стала утомительно недогадлива.

Навестить Тиссу? Она смутится. И нервничать будет, что вряд ли на пользу…

Нет. Пусть отдыхает.

Второй неприятной неожиданностью — вернее, я чего-то подобного как раз и ожидала — стал дерзкий побег Лорда Мыш. Обнаружив, что роскошный особняк пуст, фрейлины пришли к единогласному решению — Лорд Мыш предпочел опорочить имя и скрыться, но избежать навязываемого брака. Имелась у меня другая версия, связанная с одной наглой рыжей мордой, которая изо всех сил делала вид, что не возражает против пребывания посторонних мышей на вверенной ему территории. Однако озвучивать версию было бы крайне бесчеловечно. Пусть лучше леди придут к очевидному выводу, что все мужчины, вне зависимости от наличия или отсутствия хвоста, — сволочи, нежели проникнутся неприязнью к Коту.

Майло, раздав фрейлинам бумажные сердечки в утешение, клятвенно пообещал найти другого Лорда, более склонного к брачным узам, но все согласились, что это уже будет не интересно.

В общем, свадьба откладывалась на неопределенный срок.

А бумаги оставались.

И неприятное чувство, что наша светлость что-то упускает из виду. Мыслей было слишком много. Ответственности, свалившейся с небес. И надо бы что-то решать. Сейчас, пока для моих воздушных замков даже фундамент не заложен.

Всем помочь не выйдет: это аксиома. А как выбрать? Как бы цинично ни звучало, но хоть ты кубик бросай. Или бери то, что сверху лежит… Нет, попробуем подойти логически. Те вопросы, которые терпят, потерпят еще немного. Остается то, что касается здоровья и выживания.

— Ингрид, а золотой — это много? — Я попыталась оценить предстоящие расходы.