Искусство острова Пасхи - Хейердал Тур - Страница 72

Упомянутый выше «плачущий глаз» на изображениях ао в Оронго, вероятно, служит не менее надежным указателем происхождения ритуального весла, чем двойные лопасти. Фердон (1961, с. 254–255, 535) указывает, что мотив «плачущий глаз» в Полинезии неизвестен и может считаться верным указателем внеостровных связей, так как он является характерным элементом культуры Тиауанако. Из древнего высокогорного культового центра он распространился в обширных областях тихоокеанского приморья, его даже считают индикатором названной культуры.

Не все двойные весла на острове Пасхи служили ритуальным целям. Хотя в исторические времена пасхальцы уже не были мореходным народом и вряд ли располагали крупными судами, они сохраняли несколько рабочих весел. Томсон (1889, с. 537–538) пишет о приобретенном его отрядом двойном весле: «Использовалось на древних пирогах так же, как индейцами Америки».

В поисках возможной внеостровной родины неполинезийского весла ао мы снова находим искомое на побережье материка с наветренной стороны Пасхи. В древней иконографии северного побережья Перу видим вождей или богов, которые в каждой руке держат в виде эмблемы по веслу. И в том числе двойные весла, во всем подобные ао. Нижняя лопасть гладкая, а верхняя оформлена человеческой головой с характерными чертами личины ао: венец из перьев, уши с оттянутыми вниз мочками.

О значении двойного весла ао в морских культурах Перу говорит то, что этот самый мотив представлен на красноглиняной посуде Мочика и Раннего Чи-му, а затем и на черной посуде Позднего Чиму (цв. фото XIV, справа, фото 320). Вряд ли можно считать совпадением, что две морские культуры, не разделенные океаном, а соединенные морским эскалатором, используют двойное весло как знак ранга и к тому же оформляют одну лопасть личиной с венцом из перьев и оттянутыми мочками ушей. Будь перуанские рельефы ао выполнены в дереве, а не на керамике, возможность заимствования с острова Пасхи в доевропейские или европейские времена могла бы изменить толкование этой параллели. Но так как материковые ао представлены на подлинной керамике Мочика и Чиму, речь идет о периоде и материале, которые исключают вероятность того, что остров Пасхи мог быть родиной мотива, специфического для северного побережья Перу. Головной убор из перьев и поза перуанского мореплавателя между двумя ритуальными веслами — еще одна хорошо известная черта, представленная в религиозном искусстве Пасхи; это относится и к мотиву животного с двумя головами, вроде изображенного на перуанском сосуде. Наличие деревянных эмблем в виде двойного весла ао на известном своим мореходством, ближайшем к Пасхе участке материка — это уже след, который можно толковать лишь как указание на то, что у важной формы магико-религиозного искусства Пасхи был внеостровной источник. Поскольку культуру Мочика принято датировать первой половиной первого тысячелетия нашей эры, а Средний период острова Пасхи длился примерно с 1100 до 1680 года, весло ао могло попасть на остров Пасхи в Раннем периоде и пережить все три местных культурных периода. Но так как в Перу двойное весло существовало и на позднем этапе культуры Чиму, который принято ограничивать датами 1200–1470, оно могло попасть на Пасху и в Среднем периоде. А вот возможность заимствования в Позднем периоде или даже в исторические времена исключена, потому что в исторические времена в Перу уже не было весел ао, неизвестны они и в Инкском периоде, который начался за два столетия до Позднего периода на Пасхе.

Кохау ронго-ронго (дощечки с письменами); фото 58—59

Если не считать статуи Среднего периода, ни один памятник некогда высокой пасхальской культуры не пользуется такой известностью, как дощечки с письменами. В историческом обзоре мы видели, что для потомства сохранилось лишь несколько дощечек; большинство то ли погибло в тайниках, то ли было сожжено по велению прибывших на Пасху миссионеров. И если церковники, к сожалению, сумели навязать свою волю местным жителям, то не потому, что миссионеры желали заменить местную письменность собственной, — просто ни пасхальцы, ни святые отцы не могли прочесть дощечки, которые были всего лишь ритуальными атрибутами определенных языческих культов. Об этом важно помнить, чтобы понятнее были нелепые на первый взгляд действия миссионеров.

Убедительно показано (Eyraud, 1864, р. 71, 124–125; Roussel, 1869, р. 464; Zumbohm, 1880, р. 232), что даже самые развитые и сведущие пасхальцы не могли объяснить смысл хотя бы одного из вырезанных на дощечках знаков или изобразить идеограммой простейшие слова и понятия. В исторические времена островитяне пользовались дощечками только как мнемоническими приспособлениями. Они считали, что на каждой дощечке запечатлен определенный текст, но который текст на какой дощечке — тут их мнения расходились. Не отдавали они себе отчета и в том, что знаки на дощечках можно делить и группировать в иной последовательности, получая другой текст. Другими словами, само понятие письменности им было неизвестно. При передаче текста им не обязательно было смотреть на дощечки, и если в это время одну дощечку заменяли другой, они продолжали декламацию по-прежнему. И возмущались, если их обвиняли в обмане: пасхальцы вовсе не хотели никого обманывать, они не знали, что подразумевалось под настоящим чтением.

Поскольку никто из пасхальцев в 1864 году, когда на остров прибыли миссионеры, не понимал письмен, выгравированных на их дощечках, нередко высказывалось предположение, что искусство писать и читать ронго-ронго было утрачено в связи с набегом работорговцев в 1862 году. Однако такая гипотеза лишена оснований, Эйро видел дощечки с письменами во всех лачугах, и вряд ли верно будет считать, что секрет письма был известен только физически сильным мужчинам, увезенным в рабство, а из оставшихся на острове стариков ни один не был способен истолковать хотя бы единый знак. Более вероятно, что искусство подлинного чтения ронго-ронго было утрачено около 1680 года, когда избиение «Длинноухих» положило конец культуре Среднего периода со всеми ее замечательными достижениями.

Оформление каждого знака ронго-ронго, с преобладанием птичьих голов и длинноухих личин, которые пририсованы даже к не поддающимся определению предметам, позволяет предположить, что если не сама письменность, то, во всяком случае, письмена в дошедшем до нас виде родились в Среднем периоде. Археология показывает, что в искусстве Раннего периода этих черт не было. О длительности традиции копирования дощечек ронго-ронго говорит то, что некоторые найденные дощечки рассыпались от прикосновения; впрочем, один аутентичный экземпляр был сделан из обломка европейского весла. Пасхальцы благоговейно копировали старые дощечки, хотя не умели их читать; несомненно, при этом какие-то первоначальные знаки были искажены, появились несколько отличные версии одного и того же символа.

Художествениые качества кохау ронго-ронго, или дощечек с письменами, всецело определяются формой идеограмм, а не формой дощечек или другой основы, на которой они вырезаны. Отдельные идеограммы ронго-ронго высечены рельефом на хранившихся в пещерах каменных плитах; известны единичные случаи, когда один или несколько знаков вырезаны на реи-миро или статуэтках птицечеловеков, но чаще всего основой служил любой (большой или маленький) кусок плавника или дощечка. Очень редко использовались круглые палки; известен также кусок кости кашалота, будто бы найденный в пещере (ныне во владении К. Диксона, антропологический факультет Калифорнийского колледжа) и сплошь покрытый знаками ронго-ронго, которые производят впечатление подлинных.

Знаки гравировали на гладкой поверхности дощечки острым орудием, обычно — осколком обсидиана или акульим зубом. «Текст» начинается в нижнем левом углу, откуда идеограммы следуют сплошной чередой слева направо. Завершив нижнюю строку, резчик (а за ним и будущие читатели) переворачивал дощечку вверх ногами и продолжал двигаться слева направо. Так повторялось снова и снова, и получался сплошной серпантин, в котором каждая вторая строка была написана вверх ногами. Хотя теперь никто не может прочесть эти строки, нетрудно убедиться в том, что перед нами система перевернутого бустрофедона, об этом говорит и чередование строк, и то, что верхние идеограммы, особенно в конце строки, часто сжаты резчиком, чтобы все уместилось. Определив по этому признаку конец текста, легко сообразить, что его начало — в противоположном конце серпантина. В самом деле, когда дощечки выносили во время ритуалов, «чтец», держа их двумя руками и глядя на магические знаки, декламировал наизусть некий известный ему текст, причем переворачивал дощечку, ориентируясь на головы и ноги вырезанных фигурок.