Искусство острова Пасхи - Хейердал Тур - Страница 10

После этого первого знакомства с европейцами пасхальцев почти полвека никто не беспокоил.

Повторное открытие острова Гонсалесом в 1770 году

Когда дои Фелипе Гонсалес де Хаедо, выйдя на двух кораблях из Перу, в 1770 году повторно обнаружил Пасху, испанцы тоже застали на острове смешанное

население; в их записях говорится о трех разных цветах кожи. Спутник Гонсалеса, Агуэра (1770, с. 96), пишет: «.. цвет кожи этих островитян различный, есть белые, есть смуглые, есть с красноватой кожей; губы у них не толстые, и нос не плоский; волосы каштановые, мягкие, но есть и черные, а у других— рыжие или цвета корицы». Смешанное происхождение пасхальцев отражалось тогда и в языке. Испанцы простояли на якоре у Пасхи шесть дней, и они составили первый краткий словарик местного языка (там же, 1770, с. 109–110), в котором мы видим как полинезийские, так и совершенно неизвестные слова. К ним можно отнести записанные испанцами числительные (в скобках те же числительные на современном пасхальском диалекте полинезийского языка): 1 — кояна (этахи), 2 — корена (эруа), 3 — когохуи (этору), 4 — кироки (эха), 5 — махала (эрима), 6 — феуто (эоно), 7 — фегеа (эхиту), 8—мороки (эва-ру), 9 — виховири (эива), 10 — керомата (этахи те ангухуру).

Ни в одном из полинезийских диалектов ныне нет подобных слов, будь то для обозначения числи-тельных или других понятий.

И еще Агуэра сообщает о местных жителях (1770, с. 98–99): «.. у них так сильна страсть присваивать чужое имущество, что если один что-то получил, другой забирает у него эту вещь, и владелец не возмущается, разве что сопротивляется немного, потом уступает, и они остаются друзьями. И я полагаю, что свое имущество они сохраняют под землей, так как мы не видели снова ничего из тех вещей, которые им давали».

Испанцы первыми более тщательно обследовали остров и заметили: «Большинство островитян обитает в подземельях и пещерах, причем входы настолько узки и неудобны, что я видел, как некоторые пасхальцы проникают в них необычным путем — вниз ногами и вверх головой» (там же, с. 102).

За все дни, проведенные на острове, испанцы не увидели каких-либо мобильных изделий искусства. И что важно отметить, их поразило отсутствие личной собственности у пасхальцев. Рыболовные лески, сети и маленькие костяные иглы — вот и все, что они видели. Тело мужчин ничем не было прикрыто, лишь немногие носили перьевые повязки на голове и цветные накидки «вроде пончо». Испанцам не показали даже украшенных великолепной резьбой палиц уа и паоа; из оружия они видели только заостренные камни, которые причиняли такие же рапы, как режущий инструмент из стали (там же, с. 99). Несомненно, подразумеваются обсидиановые матаа.

Хотя пасхальцы по-прежнему предусмотрительно хранили в тайниках все мелкие резные изделия из камня и дерева, их творческая активность наглядно проявилась, когда они выносили напоказ огромные паина. Речь идет о легких куклах выше человеческого роста, искусно сделанных из крашеной лубяной материи, набитой прутьями, травой, камышом. Процессии пасхальцев несли их к древним платформам и устанавливали возле аху, словно некий эрзац каменных исполинов Среднего периода, каких в Позднем периоде вытесывать и воздвигать не умели. Агуэра (там же, с. 95) после рассказа о древних каменных статуях, которые еще стояли на аху, так описывает паина: «Есть еще у них фигура или идол, обтянутый материей, переносной, высотой около четырех ярдов; это нечто вроде чучела Иуды, начиненного соломой или сухой травой. У него есть руки и ноги, на голове грубо обозначены глаза, ноздри, рот; есть черная бахрома свисающих на спину волос из тростника. В определенные дни этого идола несут туда, где собираются все люди, и по движениям и жестам некоторых из них мы поняли, что идол этот служит для увеселения…»

Кроме огромных кукол из тапы (лубяная материя), которые можно было показывать иноземцам, не боясь кражи, о художественных способностях пасхальцев гостям и на этот раз оставалось судить лишь по живописным узорам татуировки, надежно зафиксированной на коже островитян: «Их предводители или начальники расписывают все тело каким-то растением или жидкостью, дающей ярко-красный цвет; они рисуют множество линий, пирамид, закорючек и жутких личин, однако располагая все так упорядоченно и симметрично, что лишь очень искусная рука смогла бы их воспроизвести. Особенно спина расписывается всевозможными завитушками с мастерством, которое нас поразило; что справа, что слева все пятнышки, все линии расположены совершенно правильно. На животе они изображают два страшных чудовища, именуемых паре, и мне показалось, что изображения эти священны в их глазах; во всяком случае, они против того, чтобы к ним прикасались руками. Молодые люди не украшают тело такими узорами, лишь у некоторых на шее изображен воротник такого же цвета, с подвешенным к нему небольшим животным, похожим то ли на жабу, то ли на лягушку, которое они называют коге» (там же, с. 98).

В чрезвычайно скудной фауне острова Пасхи не было никаких чудовищ и ничего похожего на лягушку или жабу. Жабы и лягушки широко представлены в фауне и в искусстве Южной Америки, а в Полинезии они вообще не водятся. Так что приведенное наблюдение ранних путешественников особенно интересно для данного труда, ведь животные, напоминающие лягушку, — распространенный мотив каменной скульптуры, полученной нами из пещерных тайников (с. 140, 148; фото 172, 173, 216 а, 217, 238–241).

Визит Кука в 1774 году

Когда капитан Джемс Кук через четыре года после испанцев подошел к Пасхе, на острове, судя по всему, успела отбушевать еще одна из катастрофических войн Хури-моаи. Плантации были заброшены, численность населения сильно сократилась, люди отчаянно бедствовали. С продовольствием было так плохо, и вся обстановка была настолько тяжелой, что Кук (1777, с. 285) отметил: «Только крайняя необходимость может побудить кого-либо зайти на этот остров». Его спутник Форстер (1777, с. 598) писал: «Право, как подумаю о бедственном положении островитян, удивляюсь, что они поделились с нами провизией, выращивание которой наверно стоило им больших трудов и мучений».

Если испанцы четырьмя годами раньше, а до них первооткрыватели Пасхи голландцы говорили о цветущем населении смешанного расового состава (Behrens, 1722, р. 134, 136; Gonzalez, 1770, p. XIV; Aguera, 1770, р. 96, 99; Herve, 1770, р. 127) численностью около трех тысяч (Gonzalez, 1770, p. XIV), то англичане застали всего шестьсот-семьсот человек, причем женщины составляли одну треть, и все жители были полинезийцы — малорослые, щуплые, робкие и жалкие (Forster, 1777, vol. 1, p. 564, 584–585, 594–595; Cook, 1777, vol. 1, p. 290). Это резко отличается от того, что незадолго перед тем наблюдали испанцы, утверждавшие, что мужчины в большинстве отличаются высоким ростом. Из любопытства они даже измерили двоих пасхальцев — рост одного был 1,96 м, другого 1,99 м (Agiiera, 1770, р. 99).

Кук и сопровождавшие его натуралисты Форстеры были зоркими наблюдателями, и, как уже говорилось, они подчеркивали, что каменные статуи — памятники старой культуры, о которых новые поколения пасхальцев ничуть не заботились. О платформах и водруженных на них статуях сообщается, что они подверглись выветриванию и пострадали как от времени, так и от вандализма; большинство изваяний было повержено на землю. Англичане дошли до заброшенных карьеров Рано Рараку — они заросли бурьяном, а сползающий сверху обломочный материал и делювий уже погребли высокие статуи у подножия по грудь, почти как мы это видим сегодня (рис. 1). Даже деревьев, необходимых для изготовления лубяной материи, стало так мало, что они не обеспечивали местных нужд.

Несомненно, крайняя нужда заставила островитян извлечь из тайников личное имущество, которого прежде гостям не показывали, считая слишком ценным и священным, чтобы торговать им. Форстер младший (1777, т. 1, с. 580–581) сообщает, что обедневшие пасхальцы умоляли уступить им типу, приобретенную англичанами на Таити, и добавляет: «Желание получить эту материю побудило их предложить для продажи вещи, с которыми они при других обстоятельствах, вероятно, не расстались бы так легко. Тут были различные местные головные уборы, ожерелья, подвески для ушей, а также несколько человеческих фигурок из узких кусков дерева длиной около восемнадцати дюймов или двух футов, причем фигурки эти были вырезаны куда более изящно и пропорционально, чем можно было ожидать после знакомства с грубо исполненными статуями. Фигурки изображали людей обоего пола; черты лица не очень приятные, и вся фигура в целом непомерно длинная; однако было в них что-то характерное, обличающее художественный вкус. Плотная древесина изделий прекрасно отшлифована, цвет темно-коричневый, как у казуарины… Махине пришел в восторг от этих резных человеческих фигурок, которые по исполнению намного превосходили э Тээс (Тики) на его собственной родине, и он приобрел несколько штук, заверив нас, что на Тахеитее они будут оценены очень высоко. Старательно собирая такие редкие вещицы, он однажды напал на вырезанную из желтой древесины женскую руку, почти в натуральную величину. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все пальцы изогнуты вверх, как это принято в танцах на Тахеитее, и ногти изображены очень длинными, выступая по меньшей мере на три четверти дюйма от кончика пальцев. Материалом для изделия послужило редкое ароматное дерево, произрастающее на Тахеитее… Махине потом подарил эту вещицу моему отцу, а тот в свою очередь преподнес ее Британскому музею» (см. в этом томе фото 94).