Стёртые буквы - Первушина Елена Владимировна - Страница 89

Когда Ксанта спрашивала, кто научил болотных людей этому искусству, ей отвечали: «самринас из нижних земель». Теперь одним из этих «самринас» стал Дреки. Он помнил множество коротких пьесок про хитрецов, которые обманывают глупых, жадных и злых людей, и эти хорошо приправленные солью шутки пришлись Болотным Людям по вкусу. Молодые люди, игравшие в деревенских спектаклях, были в восторге от такой новинки и с энтузиазмом принялись разучивать роли. Вскоре Дреки и его «труппу» стали приглашать в соседние поселки. Начинающий режиссер был недоволен только одним: ему никак не удавалось заставить своих актеров импровизировать, из-за чего, по его мнению, спектакли теряли львиную долю очарования.

— В Венетте все было наоборот, — жаловался Дреки матери и Дю-мосу, который как раз зашел проведать земляков. — Там, бывало, все так разойдутся, что про пьесу забудут, гонят сплошную отсебятину, а потом сами не знают, как выпутаться. А тут глухо. Как я в первый раз показал, так все и будут говорить, ни полслова не изменят. Каждый вечер одно и то же, одними и теми же словами. По мне, так это ужасно скучно, а они довольны.

— Это они во всем так, — ответил Дюмос. — Всегда рады у нас учиться, и уж как выучат что, так на ноготь от образца не отступят. Для них все, чему мы их учим, — священное. Так что ты уж, брат, не ропщи. Нам это их почитание только на руку. Не забывай, мы тут от них зависим.

— Да, сынок, тут уж лучше не спорить, — поддержала Дюмоса Ксанта. — Люди всегда пугаются, когда нарушают обычаи или установления, признанные священными. И что они с перепугу учудят, предсказать невозможно. Решат, например, что только бог может нарушать старые установления и захотят проверить, не бог ли ты. А проверка может оказаться весьма жестокой. Помню, у нас в Королевстве одного умника, который призывал господ возлюбить своих слуг и наоборот, обмазали медом и посадили в клетку к медведю, чтобы тот для начала медведя научил любви.

— И что?

— Медведь его кое-чему научил.

31

Однажды, за несколько дней до летнего солнцестояния, Рависса объявила своим гостям:

— Завтра поедем за молоком. Берите свою лучшую одежду и украшения — будет большой праздник.

Больше она ничего объяснять не стала, и Ксанта строго-настрого запретила Дреки выспрашивать. Она уже поняла, что их хозяйка любит удивлять, и решила не лишать Рависсу этого невинного удовольствия. Дюмос тоже понятия не имел, о чем идет речь, и тоже изнемогал от любопытства, хоть скрывал это гораздо успешнее, чем Дреки.

Итак, на следующий день они всей деревней погрузились в лодки и поплыли сначала по главной реке, а затем вновь углубились в водяной лабиринт. Лодки Болотные Люди делали из шкур, натянутых на деревянные рамы, а потому они были еще легче, чем шлюпки, построенные Керви, и могли проходить по совсем уж мелким и полузаросшим протокам. Если же лодка где-то застревала, пассажиры просто выпрыгивали на влажный и пружинящий гамак болота и без всякого труда тащили лодку, пока она снова не ложилась на воду.

Путешествие продолжалось целый день, и на закате они вошли в большое озеро, на берегу которого раскинулся еще один поселок. У пристани и у берегов было уже полно лодок, а рядом с домами стояли разукрашенные шатры. Похоже, на праздник собирались все, кто спускался летом на болота. Односельчане Ксанты едва успели причалить, выбрать место и раскинуть свои шатры, как к ним тут же повалили гости. Вновь прибывшим помогли обустроиться, затем началась пирушка, которая продолжалась всю ночь. Многие приходили посмотреть на гостей из нижних земель, а Дреки и его актеры, показав короткий спектакль, вновь заслужили всеобщее восхищение.

Спать улеглись перед самым рассветом, и вскоре все снова вскочили, умылись, принарядились и с песнями пошли к озеру. По прикидкам Ксанты, здесь было не меньше двух-трех сотен человек. Однако, не доходя до пристани, толпа разделилась на несколько рукавов. Несколько десятков человек, в том числе Рависса, Ксанта, Керви, Дреки и Дюмос, повинуясь знаку распорядителя в алой рубахе и синем плаще, свернули в сторону, по хорошо утоптанной тропе вошли в прибрежные заросли ольхи и шагали довольно долго, пока снова не вышли к воде. На этот раз глазам Ксанты открылся глубоко вдающийся в сушу мелководный залив, берега которого сплошь заросли травой и тростником. Люди остановились и стали бросать в воду подношения — желтый корень, острую траву, куски свежей рыбы. И вскоре залив ожил — из прибрежных кустов поднялись чайки, а в заливе замелькали темные спины, и мгновение спустя Ксанта поняла, что видит перед собой стадо тюленей. Люди стали скидывать обувь, женщины подоткнули юбки, мужчины засучили штанины и спустились в воду, навстречу тюленям. Те и не думали бояться, наоборот подплыли ближе, терлись о ноги людей мохнатыми спинами, принимали угощение прямо с рук, выставляя из воды добрые усатые морды с мягкими губами. Люди почесывали им спины и крохотные ушки, как собакам, а те фыркали, пускали губами фонтаны, били хвостами и жмурились от удовольствия. Ксанта, поначалу державшаяся сзади, скоро осмелела, подошла к ближайшему тюленю и осторожно потрепала его по жирной, складчатой, покрытой коротким мягким мехом холке. Тюлень хрюкнул, перевернулся на спину и оказалось, что это тюлениха — ряд темных сосков на ее пузе набух от молока. Тут же под коленку Ксанте ткнулся тюлененыш, и жрица почтительно отступила, пропуская его к матери. Малыш мгновенно присосался, и Ксанта, как любая мать, тут же умилилась и растаяла.

С другой стороны к тюленихе подошла Рависса, почесала ее за ухом, проворковала что-то нежное, затем сняла с пояса кожаный мешок с костяной воронкой и ловко надела тюленихе на сосок. Та даже не вздрогнула. Рависса пощекотала основание соска, и Ксанта увидела, как мешок наполняется молоком. Тюлениха при этом не выказывала ни малейшего неудовольствия и только смотрела на обеих женщин своими темными детскими глазами. Рависса сняла мешок с соска пригубила и протянула Ксанте. Молоко было жирным, с сильным привкусом рыбы и трав, но жрица отпила несколько глотков и благодарно поклонилась и Рависсе, и тюленихе. Она чувствовала себя причастившейся от крови и плоти болот, чувствовала, что отныне ее связывает с этой землей нечто большее, чем простое любопытство.

Праздник продолжался почти целую декаду, каждое утро начиналось со сбора молока, а вечером люди пировали и веселились. Молодежь знакомилась друг с другом, старики обменивались подарками и обсуждали новости. Молоко пили сырым, варили, вытапливали, делали из него творог и сыр. В один из дней Ксанта носмелилась взять с собой к озеру свою богиню, и маленькая черепашка с удовольствием поплескалась вместе с людьми и тюленями.

Как объяснила Рависса, озеро было связано рекой с морем, и испокон веков каждое лето по этой реке поднимались тюлени и тюленихи, чтобы сыграть здесь свои свадьбы и вывести малышей в безопасных, богатых рыбой и съедобными корешками местах. Люди, живущие на берегу озера, занимаются заготовкой молока все лето, а потом обмениваются с другими поселками. Жирное и сытное молоко, превращенное в сыр, может храниться довольно долго и становится хорошим подспорьем в голодные зимние дни.

Осенью самки с детенышами первыми уходили в море, а мужчины из поселка открывали охоту на оставшихся в озере самцов. Мясо варили и коптили, а шкуры шли на изготовление лодок, шатров, зимней обуви и одежды. Головы тюленей, говорила Рависса, уносят с собою в леса, а потом в высокие земли и хоронят, как людей. «Чтобы они потом снова с нами поиграть приплывали».

32

Но вот праздник закончился, и Болотные Люди, запасшись сыром и озерными водорослями, разъехались по своим деревням. Снова потекла уже привычная размеренная жизнь. Женщины собирали грибы, ягоды и болотный мох, мужчины чинили снасти, готовясь к приходу на нерест красноспинки и змееголова. Лето стояло жаркое, даже необычно жаркое, как говорила Рависса, она уверяла, что обычно в это время бывает больше дождей и меньше солнечных дней.