Стёртые буквы - Первушина Елена Владимировна - Страница 10

Немного разобравшись с затылком и плечами, Ксанта пересела в ноги, подвела ладонь под колено и нажала на связки. Керви аж скрипнул зубами, но не запротестовал. Ксанта осторожно разминает мышцы голеней и стоп, снимая защитные зажимы, затем берется за руки и снова возвращается к спине.

Керви помалкивает, но Ксанта и не ждет ответа. Она прекрасно понимает, что для парня все происходящее по-настоящему серьезно, и, может быть, даже трагично, но не может удержать внутренний смех. Вся эта кутерьма ужасно смешна. Один юный господин не поладил с девушкой, через сто лет другой поладил слишком хорошо. Кошмар, мечи наголо, окна заложены, виновники наказаны. Нашли из-за чего огород городить. Не видели они настоящей войны, вот и охота мечом помахать. И этот страдалец битый тоже хорош! Подумаешь беда — не дали в папином кресле посидеть! В дне пути отсюда — славный торговый город Кла-ретта, где можно жить безбедно, приложив минимум усилий. Поухаживай вон за Дариссой, устройся Храм охранять от всяких там воронов Атли — и Храму почет, и тебе, а делать ничего не надо, только ходить с важным видом, звенеть красивой амуницией да отдавать команды таким же, как ты, представительным оболтусам.

Ксанта вздыхает. Правда, всем хорош город, да только есть ли ей самой там место?! Ей-то наверняка есть, а вот насчет Гесихии, своей богини, она не уверена. Но богиню бросать нельзя, это уж — нив какие ворота. А может это намек, что слишком уж засиделась она За Пазухой, пора дальше топать. Но понимать этот намек очень не хочется. Слишком Хорошо здесь. Ах, Кларетта, Город Ясного Неба, город меж двух огромных озер, город, у имени которого вкус хорошего старого вина! И тут жрица снова негромко смеется. На этот раз над собой. Можно подумать, она разбирается в винах! Здесь, в Мешке, виноград не вызревает — слишком холодно, а потому местные жители готовят вина из яблок, груш, малины, крыжовника. А там, в Королевстве, попробовать вино Ксанте довелось едва ли пару раз, когда Великие Храмы устраивали складчину по случаю свадьбы или родин в королевской семье. Было ли то вино старым и хорошим, Ксанта понятия не имеет, так что хоть и красиво звучит ее хвалебное слово Кларетте, смысла в нем ровным счетом никакого. Но ив здешнее ясное небо она еще не нагляделась, глаза еще не отдохнули от черного едкого дыма пожарищ. Она полюбила свой маленький храм, по-' любила здешний певучий язык, полюбила Амику, которая лет через десять сможет ее заменить, и уходить отсюда раньше времени ей совсем не хочется. Может, правда, надо подружиться с Дариссой?

Тут Ксанта замечает, что мышцы под ее руками совсем расслабились, размякли, как масло, дыхание Керви стало ровным, глубоким. Осторожно Ксанта заглядывает ему в лицо и убеждается, что парень спит. Ну, вот и молодец, нам тоже на боковую пора.

Вот только как я в темноте одна буду дорогу искать? Ну, да ладно, не в первый же раз в самом деле!

6

Дарисса просыпается резко от стука двери. Она вскрикивает от ужаса, но тут же слышит, как ночной пришелец бормочет: «До чего люблю в потемках гулять», — и с облегчением узнает Ксанту.

Ксанта опускается на колени перед очагом, раздувает угли и начинает осматриваться. Обойдя комнату, потеребив пальцами верхнее покрывало из белой, удивительно мягкой и нежной шерсти, она решительно направляется к маленькому шкафчику, на который Дарисса уже сложила верхнее платье. Ксанта хмыкает, проводит пальцем по щели между верхним ящиком и крышкой, находит задвижку, распахивает дверцы, откидывает крышку — и взору изумленной Дариссы открывается довольно удобное сиденье, под которым расположена ночная ваза. Надо сказать, что юную жрицу уже давно беспокоила эта проблема, и теперь она может только всплеснуть руками в восхищении.

Потом обе забираются в свитое и нагретое Дариссой гнездо, и Ксанта говорит:

— Ты почему не спрашиваешь, где я была?

— А можно?

— Нужно.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, Ксанта начинает рассказывать печальную историю Керви, Которому Как Следует Врезали По Затылку, А Потом Лишили Прав На Наследство и Доброго Имени.

— Мы должны обратиться к Ласпису — предстоятелю Храма Первенцев, — рассудила Дарисса, выслушав жрицу Тишины. — Это ему решать.

— Угу, я тоже так подумала, — согласилась Ксанта. — И даже дошла до самой двери. Вернее, до ковра. Постояла там и повернула назад.

— Почему?

— Во-первых, я не хочу поднимать шум. А лишние уши — это лишний рот. А во-вторых, я не могу угадать, что он скажет. Дети довольно часто не слишком похожи на законных родителей, а разные родовые метки Могут передаваться и через поколение, это тебе любая повитуха скажет. Вот насчет седой пряди я не знаю и не уверена, что знает Ласпис. Поэтому неизвестно, что он ответит.

Потрясенная Дарисса села, разметав покрывала, и гневно уставилась на подругу.

— Он скажет, является ли Керви законным наследником или отродьем лесной нечисти. Это его дело — разбираться в подобных вещах. Лишь его богу ведомы пути, какими дитя приходит в чрево зверя, птицы или женщины. И я диву даюсь, зачем говорю тебе это, когда ты все прекрасно знаешь сама.

Ксанта перевернулась на живот, уронив голову на сложенные руки.

— Понимаешь, — сказала она тихо, — если бы с этим делом о наследстве все было чисто, незачем было бы собирать сюда нас всех. Чтобы утвердить наследника, достаточно было бы одного предстоятеля Храма Первенцев, ну еще кого-нибудь из главных храмов можно было бы позвать для большей солидности. Тебя, например. Но Кервальс созвал всех. Так, чтобы ни одна собака потом не смогла утверждать, что введение Лаха в наследство было незаконным. И с другой стороны, — знаешь, как сейчас Ласпису нужны расположение и деньги Кервальса. Гм… Примерно так же, как и мне. Так что он нас всех повяжет, и никого уже не будет интересовать, с кем развлекалась Граннор семнадцать лет назад. Хотя по большому счету это и не важно.

— Как так?

— Ну представь себе, что все так и было — Граннор действительно оказалась слаба в коленках. И что, Керви теперь не жить? Кервальс может назначить наследником кого угодно, но вся дружная Компания, которая ввалилась в этот замок, через три дня раструбит по всей Кларетте, а значит, и по всему Мешку об обстоятельствах зачатия Керви, и парню вовек не отмыться. Понимаешь, крыть его позором за то, что случилось до его рождения, — это как-то слишком. Ты не находишь?

— Не знаю. Ты бы выдала дочь за человека, отцом которого был лесной или болотный дух?

Ксанта хмыкнула:

— Если ты хорошенько вспомнишь легенды, такое случалось, и не всегда эти браки приносили только зло.

— Сейчас не те времена. Ксанта сердито тряхнула головой:

— Да времена точно не те, и вообще мы говорим не о том. Кем бы там ни был отец Керви, парень заслуживает того, чтобы смотрели на него самого, а не на косую полосу на щите.

— Прости, я не понимаю.

Ксанта вздохнула:

— Похоже, без легенд мы сегодня и вправду не обойдемся. Но ты не переживай, я коротенько. Так вот, послушай, что рассказывают у нас, на юге. Как будто в стародавние времена был у одного князя сын, и когда прошло ему время получить щит и герб, отец так же позвал в дом всех жрецов Пантеона. Юноша скакал перед ними на коне, пронзал чучело копьем, показывал приемы с мечом, танцевал, играл на лютне, — словом, демонстрировал всевозможные умения и достоинства. Вечером за ужином князь спросил жрецов: «Ну, что вы думаете о моем сыне?» И те наперебой и по справедливости принялись восхвалять молодого княжича. Молчал лишь старый жрец из Храма Первенцев. «А ты почему молчишь? — гневно спросил его князь. — Или ты видишь в моем наследнике какой-то порок, но не хочешь говорить нам об этом»? «Ну что вы, светлейший, — ответил старик. — Только пусть мальчик что-нибудь скажет, чтобы я его наконец увидел».

— Он был слепец?

— Он был мудрец. Слава, дурная или хорошая, часто обманчива. Искусство учителей может придать блеск самому заурядному юнцу. Важно то, что человек говорит сам. Не обязательно словами, возможно, поступками. И я просто хочу, чтобы Керви, как и любого из нас, судили по его собственным деяниям, а не по тому, что наплетут о нем ближайшие родственники, будь они даже сто раз правы.