Слушайте звезды! (сборник) - Шитик Владимир - Страница 60

Винклер прошелся по рубке, заложив руки за спину. Потом спросил Ланского:

— Эмиль Юлианович, какое сегодня число по местному времени?

— Пятое апреля, — недоуменно сказал Ланской.

— А не третье?

Вместо ответа Ланской сделал шаг к командиру и молча приложил ладонь к его лбу. Винклер отмахнулся.

— Ты не того… не этого. Ты на таймер посмотри, нечего меня щупать, эскулап.

Ланской посмотрел. И сразу же быстро вышел из рубки.

— Куда это он? — спросил, глядя вслед врачу, Сергиенко.

Ему никто не ответил, а Винкрел снова подошел к таймеру и постучал по нему. Сергиенко, рассмотрев цифры на шкале времени, в полном обалдении уставился на командира.

— Знаешь, Саймон, — сказал он, — мне кажется, все аппараты мыла объелись.

Вернулся Ланской и сказал негромко:

— Эти… корни… погибли.

— Не понравилось, значит, — резюмировал Сергиенко. — Ну и ну… А мы-то думали, что это метафора — возвращение прошлого. Выходит, действительно возвращается?

— И очень часто возвращается, — уточнил Ланской. — Каждый раз в дни ураганов… а ураганы бывают каждый месяц, иной раз и дважды.

— И ничего особенного, — фыркнул Тронхэйм, — а мы-то головы ломали, как спасти островитян от штормов. Как же, опасность.

— Но где все-таки может быть Скрибнер? — сказал командир. — Если успел добраться до какого-нибудь атолла — хорошо, а вдруг остался в океане?

— Вряд ли в океане, — сказал Сергиенко. — Он бы тогда ответил на вызов до начала этих… штучек с расцветками. Я думаю, он на островах. Какой-то атолл раньше Ки-Нтот провалился в этом самое прошлое, и Скрибнер не смог ответить.

— Думать не возбраняется, — пробормотал Винклер. — Ладно, — решил он после небольшой паузы. — Сейчас мы все равно ничего не можем предпринять. Оставим постоянный вызов, и давайте делом займемся.

Какое дело имел в виду командир, стало ясно через несколько минут, когда Винклер, дав задание автоматам выйти в океан, включил экраны. Автоматы резко выбежали из корабля и направились к берегу. Но шлюпка, которую они попытались столкнуть в воду, натыкалась на невидимую преграду и не двигалась с места, словно врастала в песок у кромки воды. Понаблюдав некоторое время за бесплодными попытками автоматов, Винклер дал им команду вернуться и попробовал поднять зонд-наблюдатель. Зонд взвился над пальмами, но в пятнадцати метрах над верхушками замер.

— Стоп, — сказал Винклер. — Граница. Наше поле абсолютно ни к чему. Мы под колпаком более основательным. И не мудрено, что автоматы доложили — поле выключилось. Как оно могло выключиться третьего числа, если мы его включили только пятого? Все в порядке, в смысле аппаратуры.

— Позвольте, — сообразил вдруг Тронхэйм, — но ведь это значит, что тахи…

— Поймать бы этот арбуз, — мечтательно произнес Сергиенко, — да распотрошить, да посмотреть, какой такой у него внутри таймер направленного действия…

— И Анен Сима не нашел колдуна на острове потому, что видел в тот момент все в черно-белом варианте, — сказал Тронхэйм. — Колдун-то был дома, да только в другой день… Ай да тахи. Не советую ловить такого зверя, — повернулся он к Сергиенко. — Ты его поймаешь, а он тебя в прошлый год отправит, как ты к этому отнесешься?

— Плохо отнесусь, — сказал Сергиенко. — В прошлом году я ногу сломал. Три дня ходить не мог, ничего приятного.

…Тронхэйм второй час бродил по острову, рассматривая черные пальмы с темно-серыми листьями, черные волны, белый песок… Унылость мира, лишенного живых ярких красок, навевала грустные мысли, иногда Тронхэйму казалось, что теперь остров никогда не вырвется из-под колпака прошлого, люди не вернутся в свое собственное сегодня… Сегодня, четвертого апреля по местному времени (или все-таки шестого?) за обедом исследователи развлекались теоретизированием на тему тахи, розовых, табличек с загадочными рисунками… Тронхэйма раздражала болтовня товарищей, и, хотя он прекрасно понимал, что причина раздражения в нем самом, ему не становилось от этого легче. После обеда он ушел в пальмовую рощу, и теперь бессмысленно шагал взад-вперед, иногда в задумчивости натыкаясь на мохнатые серые стволы. В ушах завязла дурацкая песенка, которую с утра напевал Ланской:

Итак, теперешние островитяне ушли с материка потому, что там появились растения, нападающие на людей. Аборигены переселились на коралловые острова, и теперь живут под охраной тахи. Тахи, оберегая собственные гнезда, устроенные в песке, в дни ураганов отправляют острова в прошлое… на два-три дня, не больше, а потом? В какой день вернутся острова, когда кончится ураган?

Видимо, в тот, в который буря окончательно утихнет? И все пойдет по-прежнему. Знают ли сургоры, что творится вокруг в те дни, когда возвращается прошлое?.. И еще Тронхэйм думал о колдуне Карпацико-тине. Что-то беспокоило Ипполита Германовича, и он вновь и вновь перебирал в памяти подробности разговора со знахарем, детали встречи.

И еще Тронхэйм хотел понять, по каким причинам вождь сургоров приказал разведгруппе покинуть острова перед началом шторма. То есть ясно, что Дек-Торила отдал распоряжение по подсказке колдуна, желая гибели чужаков. Но почему колдун боится розовых? Именно колдун, никто больше. Возможно, он не хочет, чтобы чужие узнали тайну тахи? Тогда колдун должен знать об ураганах. Наверняка знает. И все же Тронхэйму казалось, что дело совсем не в тахи. Его настораживало воспоминание о стене за домом колдуна — той стене, о которой Карпацико-тин отказался говорить. Сургоры не имели привычки прятать что-либо от соседей, жизнь каждой семьи проходила на виду всего поселка, никаких тайн, ничего скрытого. Ну, разумеется, колдун — дело особое, ремесло знахаря требует таинственности, и возле дома Карпацико-тина может находиться огород с лекарственными растениями, или… или там он дрессирует тахи, прежде чем эти круглые зверьки попадут в поселки сургоров. И Тронхэйм сообразил, что пропуск в легенде, рассказанной учеником колдуна, касался именно тахи — «Розовые погибли, потому что у них не было тахи». Почему у них не было тахи — вопрос особый, так же как и причина попытки розовых переселиться обратно на большой остров — дело давнее, между племенами вполне мог произойти конфликт, начало которого забылось — или о нем не хотят вспоминать. Ученик колдуна сказал о розовых: «Они погибли. Их сожгли лучи Ди-талилы». Сургоры не знают, отчего погибли их соплеменники? А если знают… если знают… Тронхэйму показалось, что он нащупал ускользавшую нить. Колдун, понимая, что чужаки обладают большой и непонятной силой, догадывается, что они могут уничтожить хищные растения, — и с какой-то неясной пока целью стремится не допустить этого. Возможно, Карпацико-тин научился каким-то образом добывать корни, использовать их для лечения, — а может быть, просто не хочет, чтобы островитяне вернулись на материк, полагая, что тогда придет конец его неограниченной власти…

Лацца склонилась к горизонту, но вместо пышно расцвеченного заказа глазу предстало печальное зрелище пыльно-серого угасания дня. Тронхэйм смотрел на океан — и не видел его, думая о своем. Но вот… В тот момент, когда белый диск коснулся краем горизонта, мозг социолога пронзили тысячи иголок, — и сразу же боль прошла, а мир обрел прежние краски. Ипполит Германович охнул и побежал к «Эксору».

Когда он вошел в рубку, то увидел Винклера, Сергиенко и Ланского, разглядывающих таймер.

— Ну что? — спросил Тронхэйм с порога.

— Местное время — седьмое апреля, двадцать один час сорок три минуты, — торжественно провозгласил Сергиенко.

В тот же миг они услышали голос Скрибнера:

— Эй, как вы там? — вопрошал Адриан Антонович. — Живы-здоровы?

— У нас все в порядке. — сердито откликнулся командир. — А ты где?