Слушайте звезды! (сборник) - Шитик Владимир - Страница 58

— Н-да, — сказал ему Скрибнер. — Ты, значит, и есть тахи. И без тебя, значит, в океане делать нечего. Интересно…

Внезапно поднялся ветер, вода потемнела, на рифы накатились огромные волны, пальмы пригнулись, и орехи посыпались с них дождем. Скрибнер огляделся. «Черт, кажется, шторм…» Адриан Антонович поспешил связаться с лагерем, но едва он коснулся пальцем кнопки на поясе, как виски на долю мгновения сжало мучительной болью, и Скрибнер, охнув, закрыл глаза.

А когда открыл их — мир предстал перед ним спокойным и черно-белым.

Боль прошла так же быстро, как и возникла, и Скрибнер, встряхнув головой, нажал кнопку связи. Но лагерь не ответил на вызов. Адриан Антонович встревожился, подошел к шлюпке и попытался вызвать Винклера по аварийному фону. Ответа по-прежнему не было. Скрибнер сел на песок и задумался. Прошлое… так это и есть, выходит, то прошлое, наступления которого ждал островитянин? Черно-белое? Откуда оно взялось, это прошлое? И как долго продлится? И какой день сейчас, если уж на то пошло? Конечно, в таком случае не может быть связи, — Скрибнер в прошлом, лагерь в будущем… Стоп. Начинался шторм — в тот момент, когда Скрибнер ощутил боль в висках. И прекратился. Скрибнер видел перед собой спокойную черную гладь океана, только на рифах бурлили и пенились волны. Пальмы, дома — все стало черно-белым. «Он наступил на гнездо тахи», — вспомнил Адриан Антонович объяснение сургоров по поводу случая с Анен Симой. На гнездо тахи.

Скрибнер вскочил и направился к поселку.

Подойдя к дому, указанному ему рыбаком, Скрибнер позвал:

— Эй, кто есть?

Сначала выглянула молодая женщина — и Скрибнеру показалось, что на ее лице мелькнул испуг, — а потом вышел рыбак.

— Эй, — сказал рыбак, — пришел? Тебя зовут как, я не знаю. Меня — Гике-та.

— А меня — Скрибнер.

— Ск… — рыбак запнулся, покачал головой. — Ой-ой, такое и не сказать, языку больно. Ск… Скире-не?

— Ага, — согласно кивнул Адриан Антонович, — почти похоже. Слушай, Гике-та, расскажи мне про тахи, ты ведь обещал. И о прошлом. И о розовых, а? Я никому не скажу.

— Да-а, — протянул Гике-та, — обещал… Знаешь, давай пойдем лучше к Ду-лализе. Он все знает, хорошо рассказывает. Пойдем?

— Я не против, — сказал Скрибнер, — пойдем, конечно. Только Ду-лализе уже один раз рассказывал моему другу — и плохо рассказал, забыл про тахи, про розовых. Старый он уже, не помнит ничего.

— Ай, нет, — рассмеялся Гике-та. — Ду-лализе все помнит, только твой друг пришел не в то время, когда можно говорить. Колдун не велел — Ду-лализе не говорил. А сейчас, я думаю, скажет.

Перед домом старого сказителя сидел на песке мальчишка и колол орехи. Здоровенный тесак из твердой древесины взлетал над чурбаком, на который мальчишка укладывал орех, и со свистом опускался на черную скорлупу. Орех с негромким щелчком разваливался на две половинки, открывая белое ядро. Ядра мальчик складывал в корзинку, стоящую рядом. Скрибнер и Гике-та некоторое время наблюдали за мальчиком, а он, словно не замечая их, продолжал работу. Наконец Гике-та заговорил:

— Здравствуй, Наза-ло. Дед твой что делает?

— Дед ждет, когда я орехи принесу, — ответил Наза-ло.

— А можно с ним говорить?

— Пойду спрошу.

Наза-ло встал и пошел в дом, прихватив корзинку, наполовину наполненную ореховыми ядрами. Через несколько минут вышел и сказал:

— Ду-лализе хочет говорить с розовым. А ты, Гике-та, иди домой.

Гике-та, ничуть не обидевшись, отправился восвояси, а Скрибнер пошел в дом.

Старый Ду-лализе сидел в центре комнаты на жесткой циновке; перед ним на полу стояла большая каменная ступка, и в ней Ду-лализе толок ядро ореха, превращая его в полужидкую кашицу. Когда Скрибнер вошел, старик отодвинул ступку и посмотрел на гостя так, словно искал в лице пришедшего знакомые черты. Но не нашел. И предложил:

— Садись.

Наза-ло уже принес и расстелил вторую циновку, и Скрибнер уселся, поджав под себя ноги. Садясь, Скрибнер незаметно включил запись — он не слишком надеялся на свою память.

— Ты хочешь знать о тахи, о прошлом и о розовых, — начал старик. — Но я тебя спрошу сначала — ты сам розовый, почему не знаешь ничего? Или ты хочешь меня обмануть, хитрость это?

— Никакой хитрости нет, — категорически отверг подозрение Скрибнер. — Я, конечно, розовый… правда, сейчас этого не видно, я хотел бы и в этом тоже разобраться. Но я ничего не знаю о вас. А почему ты думаешь, что я должен знать?

Ду-лализе помолчал немного, потом сказал:

— Давай подумаем вместе, должен ли ты знать.

— Давай, — согласился Скрибнер.

— Были розовые — дети младшей дочери Корилентио-лека и дикого анаталта. И были розовые — пришедшие неизвестно откуда и ушедшие неведомо куда. Так?

— Наверное, так, — пожал плечами Скрибнер. — Я не знал этого.

— Не знал… — старик пожевал губами, посмотрел на Адриана Антоновича скептически. — Ты сам — откуда?

— Я? — Скрибнер немного растерялся. — Я… пожалуй, можно сказать, что я неведомо откуда. Во всяком случае, издалека.

— Вот! — Ду-лализе назидательно поднял палец. — Издалека. Неведомо откуда. В этом все дело. И уйдешь неведомо куда. И разве можно знать, что ты оставишь после себя?

— А что я могу оставить? — удивился Скрибнер. Старик промолчал.

— Расскажи, пожалуйста, подробнее, — попросил Скрибнер. — Ты говоришь загадками, я ничего не понимаю.

— Расскажу, — Ду-лализе поерзал по циновке, устраиваясь поудобнее. — Очень давно все потомки Корилентио-лека жили на большом-большом острове. Остров не имел другого края, там росли разные деревья и много трав. И зверей там было много, диких зверей. Я не стану говорить тебе о жизни на большом острове, жизнь везде одинакова, всегда нужно строить дома и добывать еду. Но скажу, что на большом острове жить было хорошо. Но вот однажды пришли другие розовые. Чужие, неведомо откуда. Нельзя сказать, что они были злыми, нет. Пожалуй, они были даже добрыми — на свой лад. Они хотели, чтобы дети Корилентио-лека научились строить другие дома и другие лодки — не такие, какие строили предки. Кстати сказать, лодки розовых были хороши, теперь сургоры делают такие. Еще они хотели научить всех рисовать на тонких сухих листьях непонятные и ненужные знаки. Они предлагали свою одежду — прочную, но неудобную для ловли рыбы и сбора травы. Долго они жили на большом острове — год или два. А потом заболели. Колдуны хотели вылечить их, болезнь была старой и известной, но розовые отказались от помощи — наверное, у них было такое табу. И ушли неведомо куда, и никогда не возвращались. И вот когда они ушли — начались беды.

Старик закрыл глаза, словно желая увидеть картины прошлого, — и сказать так, чтобы розовый, пришедший неведомо откуда, понял безмерность несчастий, постигших потомков Корилентио-лека…

— Розовые оставили на большом острове свои огороды. В песок розовые сажали корни тодит, рождающие клубни, и предлагали всем есть эти корни, уверяя, что от такой пищи люди умнеют. Но в то время над племенами стоял очень сильный колдун Лорпи-са, он сказал «Нет». И вот розовые исчезли, а огороды остались. И одичали. Корни расползлись по большому острову и стали нападать на людей. И потомкам Корилентио-лека пришлось бросить дома, все бросить и переселиться на маленькие острова в океане. Вот и все.

— Все? — удивился Скрибнер. — А тахи?

— А что — тахи?

— Ты обещал рассказать про тахи — откуда они взялись и зачем вам нужны.

Ду-лализе развел руками.

— Такой вопрос может задать только очень маленький ребенок. Ну что ж, скажу… Тахи ниоткуда не взялись, они всегда жили на маленьких островах. И когда на острова приплыли люди, тахи стали ручными, домашними. Не все, конечно, есть и дикие тахи, они живут сами по себе. Когда у диких тахи наступает брачная пора, они танцуют на Ки-Нтот, — поэтому мы и не живем на том острове, пусть танцуют спокойно.

— А мы как же? — спросил Скрибнер. — Мы им не помешаем?