Ядерный будильник - Гайдуков Сергей - Страница 38

— Новая спецслужба… Много денег… Мечтать не вредно, — сказал Лапшин. А потом добавил: — Так что, у американцев-то очко взыграло? Испугались?

— Они не испугались, им просто не нравится, когда у них под носом какие-то люди делают свои дела, не спрашивая разрешения. Они привыкли, что у них спрашивают разрешение. А тут просто взяли и убили человека, который приехал встречаться с конгрессменами. Ему воткнули в шею такую штуку, с ядом… Американцы сильно возмущались.

— А так им и надо. А пусть не расслабляются, — с довольной ухмылкой сказал Лапшин.

Позже он подошёл к Бондареву и тихо сказал, тоскливо морщась:

— Месяц в «Плазе»… Ну почему одним — все, а другим — ослы на дороге?

— Вернёшься, спросишь у Дюка, — ответил Бондарев.

2

В полдень пришёл паром с материка и выгрузил толпу легкомысленно одетых туристов, мгновенно рассосавшихся по побережью. Когда пристань опустела, Бондарев обнаружил, что рядом с ним стоит Директор — в шортах, пляжной шляпе с широкими полями и майке с неприличной английской надписью.

— У меня есть два часа, — сказал Директор.

— Успеете искупаться, — вежливо сказал Бондарев.

— Не успею.

Они ушли с пристани в сторону кипарисовой рощи. Бондарев по дороге показывал местные достопримечательности, Директор, как и положено, щёлкал «Поляроидом».

Отсняв плёнку, Директор покосился на Бондарева и спросил:

— Ну теперь-то я похож на нормального отдыхающего?

— Если вы ещё немного расслабитесь и проявите живой интерес вот к этой хреновине…

— А что это за хреновина?

— Развалины древнеримской крепости.

— Какие-то несолидные развалины. У меня неподалёку от дачи — развалины химического комбината, вот это развалины так развалины, впечатляют.

— Всё-таки на отдыхающего вы не похожи.

— А на кого я похож?

— На профессионала, который хочет прикинуться отдыхающим, но не может этого сделать, потому что не представляет, что такое быть отдыхающим.

— Это ты загнул… Будь попроще, Бондарев, особенно с начальством. А на самом деле я действительно не понимаю, как можно две недели кряду шататься по жаре и глазеть на эти руины. Какой в этом смысл? Какое мне до них дело?

— Согласен, — усмехнулся Бондарев. — Никакой оперативной ценности они не представляют.

Директор согласился и посмотрел на часы.

— Осталось час пятьдесят. Давай к делу…

Они расположились в тени несолидной римской развалины.

— Селим, — сказал Директор. — Он пока сам разговаривает? Или ты ему помогаешь?

— Пока — сам.

— И про кухонный комбайн — сам?

— Сам. А это самое важное из того, что он сказал?

— Ты просто не понимаешь. И Селим не понимает. Иначе не сболтнул бы об этом по своей воле. Дело не в самой коробке с кухонным комбайном, а в том, когда и где это было. Это было в Индонезии два года назад. Там как раз был экономический кризис, который вызвал цепную реакцию на всех азиатских рынках. Американский рынок в конце концов тоже пострадал. Потом выяснилось, что кризис первого дня был чисто спекулятивной акцией — кто-то взял и выбросил на рынок кучу акций, вот и пошла-поехала паника. Но на второй день это должно было прекратиться, все бы убедились, что реальных причин для волнения нет. А на второй день случилось вот что — утром, за полчаса до открытия биржи, неподалёку от здания этой самой биржи нашли коробку из-под кухонного комбайна.

— Хм. Это что, так страшно? Какая-то индонезийская примета — если встретил на дороге кухонный комбайн, не будет удачных сделок?

— За месяц до этого в супермаркете взорвалась такая же коробка. За две недели такая же коробка рванула возле офиса национальной телекомпании. Ещё через неделю обезвредили взрывное устройство возле школы — тоже в такой коробке. Короче говоря, никаких торгов на бирже в тот день быть не могло, потому что район оцепили, нагнали техников, минёров… Потом проверяли само здание. Бомбы в коробке не нашли, но торги были сорваны.

— То есть Селим сорвал торги на индонезийской бирже. Молодец.

— Слушай дальше. Раз торгов не было, то все цены на акции остались прежними, то есть низкими. Но официально никто ничего не покупал и не продавал, хотя были напуганные вчерашним кризисом люди, которые хотели бы продать свои ценные бумаги. Теперь у них окончательно не выдержали нервы. Они увидели, что кризис продолжился, и они уверились, что надо все продавать по любой цене. Они побежали к внебиржевым брокерам, и те скупали акции по копеечным ценам.

Ещё более низким, чем были на бирже. А на третий день биржа открылась, и цены начали понемногу стабилизироваться. Но за эти два дня произошло гигантское перераспределение акций. Причём за внебиржевыми брокерами явно стоял какой-то один крупный игрок, который все себе и заграбастал. Он сбил цены, он усугубил панику этой «бомбой» и все забрал себе. Примерно миллионов на триста-четыреста, и это только на индонезийском рынке. Зная, что будет в Индонезии, он мог предугадать ситуацию на всех азиатских рынках и тоже навариться. Тут уже счёт шёл бы на миллиарды.

— Такое бывает?

— Бывает. Ты оцени размах — во-первых, диверсионная группа организует все эти настоящие взрывы, во-вторых, работает куча легальных финансовых операторов, в-третьих, идёт нелегальная скупка акций за наличные. Все очень быстро и чётко. Селим тут даже не пешка, а так, щепка от шахматной доски.

— Ему всё равно будет обидно, если узнает — заварил кашу на миллиарды, а получил за это жалкие двадцать тысяч баксов.

— Ты не Селима жалей, ты подумай о том, кто за этим стоит!

— Да, Селим говорил — какой-то богатый дядя, который даёт Акмалю задания. Непонятной национальности, но не араб. Цели этого дяди тоже непонятны. Я так понял из ваших слов, что это финансовый авантюрист, игрок на большие деньги. Я знаю, что быть жадным нехорошо, но всё-таки — за каким чёртом он нам сдался? Это же была Индонезия, не Россия, даже не Европа…

Бондарев посмотрел на хмурящегося Директора и понял:

— Вы знаете.

— Ну как тебе сказать…

— Вы знаете, что это за деятель.

— Теперь знаем.

— Что значит — теперь?

— После обработки рассказов того бухгалтера, которого вы с Воробьём в Милане… После рассказов Селима. Ну и ещё кое-что у нас раньше было. Теперь всё сложилось кирпичик к кирпичику.

— Я буду очень рад, если меня поставят в известность.

— Ты не будешь рад.

— С чего это?

— Бондарев, ты патриот? Если патриот, то радуйся, — сказал Директор, но на его собственном лице радости не наблюдалось.

— Что мне радоваться-то?

— Этот сукин сын — наш сукин сын, — мрачно произнёс Директор.

— В смысле — из России?

— И ты его знаешь. Лично.

Вот тут Бондарев начал удивляться.

3

Это было как будто воспоминание о другой жизни — сидя на средиземноморском острове, Бондарев думал о давней зиме в России.

Тогда он был немного моложе, носил в кармане удостоверение сотрудника ФСБ, считался перспективным работником, а попутно встречался с девушкой, которая работала бухгалтером в торговой фирме. На третьем месяце их знакомства Бондарев вдруг понял, что его больше интересует не сама девушка, а её фирма — уж больно странно там были организованы дела, судя по рассказам бондаревской пассии. Как выяснилось, это была банальная контрабанда с участием местных таможенников. Бондарев пошёл по всей цепочке и нашёл связующее звено между коммерсантами, таможенниками и бандитами. Звено звалось Кузнечик, это был очень деятельный мужчина неопределённого возраста, который всегда хотел покупать и продавать, неважно что и кому. Несколько раз он наживал состояния и столько же раз спускал все в прах. Когда он в тёмном переулке встретился с Бондаревым, единственным его сокровищем на тот момент был бесценный опыт, накопленный за годы взлётов и падений. Кузнечик знал в регионе всех и вся. Бондарев знал гораздо меньше, но то, что он знал, грозило Кузнечику выходом из коммерческой деятельности на срок от пяти до семи лет.