Благие намерения - Макалистер Кейти - Страница 37

– Чарлз, Дикон, погрузите собак в карету! – скомандовал Крауч.

Помогая Джиллиан сесть в экипаж, Ноубл оглянулся, и его взгляд упал на стоявшего рядом с Шарлоттой сына, который смотрел на него серыми, ярко сияющими на полуденном солнце глазами.

– Николас, ты едешь с нами.

– Лорд Уэссекс! – яростно обмахиваясь веером, Шарлотта, подавленная необходимостью разыгрывать из себя скромницу и изображать неподдельный ужас от мужской перебранки, вдруг осознала, что ей придется возвращаться домой в старой колымаге в обществе Пиддла и Эрпа. – Я… Собаки… Вы же не думаете, что я… милорд, я… – Взгляд Шарлотты метался между Ноублом и лордом Карлайлом.

– Уверена, что это впервые, милорд, – высунувшись из окна кареты, заметила Джиллиан. – Мне еще не приходилось видеть, чтобы моя кузина не могла подобрать слов.

Ноубл хмыкнул и оставил бы Шарлотту путешествовать в карете с собаками, если бы не Джиллиан, у которой были все основания сходить с ума. Ей совсем не улыбалось остаться наедине с Ноублом, которому ничто не помешало бы излить на нее весь гнев по поводу ее визита к лорду Карлайлу. Она скорее зашла бы в клетку со львом.

– Не сомневаюсь, дорогая жена, что вы предпочли бы ехать в клетке со львом, – процедил сквозь зубы Ноубл и, не обращая больше внимания на своих спутников, отвернулся и стал обозревать пейзаж за окном.

– Мы как раз собирались в зверинец, – начала было Джиллиан, но один взгляд ледяных глаз Ноубла дал ей ясно понять, что прогулка отменяется.

Она виновато посмотрела на сына и была тронута, когда мальчик тепло ей улыбнулся и чуть заметно пожал плечами. Джиллиан беззвучно дала ему знать, что они пойдут в зверинец в другой раз, и отвернулась от Ноубла. Всю дорогу Шарлотта сочувственно смотрела на кузину и вздохнула с облегчением, когда экипаж остановился у ее дома. Джиллиан очень хотелось обменяться с кузиной парой слов, но Ноубл с мрачным видом помог Шарлотте выйти из кареты, а затем, снова заняв свое место, жестом приказал продолжать путь.

В карете царила напряженная тишина, а на улице ржали лошади, лаяли собаки, шумели люди, кучера и грумы обсуждали своих хозяев, торговцы расхваливали товары – эти звуки и еще тысячи других сплетались в сложный гобелен, который был жизнью Лондона. Пока Джиллиан придумывала оправдания и объяснения причин своего визита к лорду Карлайлу, карета катилась, подпрыгивая на ухабах, и под знакомый перестук копыт постепенно приходили в порядок мысли Джиллиан. Закрыв глаза, она прислонилась к Ноублу, и вдруг на нее снизошло спокойствие и умиротворение, несмотря на то что муж был готов задать ей словесную трепку, какой она еще никогда прежде не получала. Джиллиан погладила тыльную сторону его руки, потом ладонь и стала слегка массировать подушечки его пальцев, ощущая силу этих длинных изящных рук. Ноубл не отвечал на ее ласки, но и не убирал руку. Продолжая поглаживать и похлопывать его по руке, Джиллиан размышляла над результатами своего дерзкого визита к шотландскому графу. Теперь у нее был список из четырех имен женщин, которые были любовницами Ноубла на протяжении последних пятнадцати лет – именно столько лет лорд Карлайл был знаком с графом. Джиллиан надеялась, что бывшие наперсницы мужа помогут ей выяснить, каковы были отношения Ноубла с его любимой Элизабет – или вовсе нелюбимой, если то, что рассказал лорд Карлайл, было правдой. Но шотландец, должно быть, ошибался. Она знала Ноубла и была уверена, что, как бы ни был он взбешен, он не мог убить свою жену, даже застань он ее с другим. Именно на это намекал лорд Карлайл, а его слова о том, что Ноубл угрожал Элизабет, просто не могли быть правдой. Покусывая нижнюю губу, Джиллиан погладила запястье Ноубла, и ее нежные пальцы снова перебрались на тыльную сторону его руки. Нет, шотландец, несомненно, заблуждался; очевидно, он верил нелепым слухам, которые распространялись в великосветских салонах. Но Джиллиан непременно должна открыть правду и вернуть Ноублу его доброе имя. Тихий вздох слетел с ее губ, когда она представила себе все, что ей предстояло сделать, и этот вздох проник в самое сердце Ноубла. Он перестал сопротивляться желанию ответить на ласки Джиллиан и доверительно стиснул ей руку. Джиллиан не взглянула на него, а лишь еще раз вздохнула и крепче прильнула к нему, веря, что все будет хорошо – в конце концов, Ноубл на нее не сердится.

Ноубл был в ярости. В экипаже он держал себя в руках железной силой воли, удивившей его самого, но, прибыв домой, потребовал, чтобы Джиллиан явилась на ковер в библиотеку. Вскоре она с бледным и заплаканным лицом вышла из комнаты.

– Но, Ноубл, почему я не могла нанести ему визит, если у меня была надежная охрана? – воскликнула Джиллиан после того, как на нее выплеснулся поток неистовой ярости и на кончиках ее ресниц задрожали слезы.

– Потому что этот человек подлый убийца, мадам. – При виде ее слез у Ноубла сжалось сердце. – Именно поэтому вам нельзя его посещать! Отныне и впредь у вас с ним не будет ничего общего!

При слове «убийца» Джиллиан побледнела. Обвинение Ноубла, в точности повторявшее обвинение против него лорда Карлайла, привело ее в замешательство.

– Он убийца? Кого же он убил?

– Это тебя не касается. – Лицо Ноубла приняло столь знакомое Джиллиан каменное выражение, и он, опершись руками о подлокотники ее кресла, наклонился над ней так близко, что оказался у самого ее лица. – Выслушай меня внимательно, жена, и изволь подчиниться моему требованию: ты больше не будешь иметь никаких дел с Макгрегором. Если ты встретишься с ним в обществе, то сделаешь вид, что не замечаешь его. Если он подойдет и попытается с тобой заговорить, ты отойдешь в сторону. Если он пришлет тебе письмо, ты немедленно передашь его мне. Поняла?

Заглянув в глубину ледяных серых глаз, Джиллиан увидела, что злые духи стараются взять верх над Ноублом. В его глазах были гнев и мужская властность, но там была забота и что-то еще, чего она не могла распознать: что-то, что заставило ее почувствовать себя женщиной и пробудило в ней ощущение тепла и согласия с мужем, несмотря на то что в эту минуту его гнев был направлен на нее.

– Что я для тебя? – прошептала она, не в силах сдержаться.

– Ты моя жена.

– И это все, Ноубл? – Ощущение тепла и спокойствия исчезло, остались только непрошеные слезы. – Значит, это правда – я всего лишь вещь? Вещь, которую ты купил с какой-то особой целью? Я для тебя не больше, чем предмет, который должен находиться на своем месте, и ты будешь пользоваться им, когда захочешь?

Ноубл не знал, что ответить, не знал, как облегчить боль, которую он видел в ее волшебных зеленых глазах. Ответ был начертан в глубине его сердца, но его слова были для него внове, он не привык к таким словам и не мог их выговорить. Ноубл смотрел в глаза Джиллиан страдальческим взором и молчал, проклиная себя за неспособность говорить, за желание обрести то, что поклялся себе никогда больше не искать, и за то, что позволил этой женщине проникнуть в самые потаенные уголки своей души, в которые прежде не допускал никого. Джиллиан безуспешно старалась оттолкнуть его руки, а когда он убрал их, разрыдавшись, выбежала из комнаты.

«Боже, как же все запуталось! – Чувствуя, что ноги отказываются ему служить, Ноубл сел в кресло, где только что сидела Джиллиан, и спрятал лицо в ладонях. – Почему все так получилось? Когда жизнь вышла у меня из-под контроля и превратилась в бестолковый фарс? Разве можно ожидать нормальной жизни, если все, что человек намечает сделать, на что надеется, идет прахом? Какой смысл притворяться перед самим собой? Моя жизнь была размеренной и упорядоченной, пока в нее не вошла Джиллиан, это правда. Но это была бесцветная и пустая жизнь, жизнь без радости, без тепла… без любви. Джиллиан всюду вносит хаос, но это малая плата за ее любовь. И что я сделал с ее любовью? Я набросился на нее, кричал, пока она не разрыдалась от моей жестокости, и слезы не хлынули у нее из глаз, когда она поняла, что я не скажу – не могу сказать – тех слов, которые она надеялась услышать». Ему на память пришли слезы другой женщины, тоже вызванные его жестокостью. Ноубл сжимал подлокотники кресла, пока его ногти не впились в дерево, причинив ему боль. Но он не обращал внимания на эту боль. Он стремился победить мучения, терзавшие его душу. «Боже милостивый, не дай мне потерять ее, как я потерял Элизабет», – взмолился он, и в его мозг вторглись картины той жуткой ночи, когда умерла его жена, а он точно узнал, что ад существует, потому что сам оказался в аду. Тогда, чуть было не сойдя с ума от ужаса, он нашел сына, сжавшегося в крошечный комочек посреди лужи крови. То давнее чувство вины снова накатило на него и слилось с новым потоком вины за то, как он обошелся с Джиллиан.