Секрет рисовальщика - Майзингер Рольф - Страница 38

Со слов майора, они играли с лейтенантом в карты до тех пор, пока не вернулся из деревни Кащей. Галкин не выпускал Астафьева из виду даже в том случае, когда последний выходил на крыльцо покурить. Однако сопровождать его повсюду он все же не мог. И поэтому, когда лейтенант изъявил желание сходить по нужде, был вынужден положиться на волю рока. Астафьев долго не возвращался, а потом стало ясно, что он исчез. Идти и искать его одному, да еще и ночью, было, по меньшей мере, не совсем разумно. И все-таки, если учесть, что пока лейтенант мог свободно перемещаться, и ничто не было в силах его остановить, Галкин решился отправиться на поиски. Нехорошее предчувствие и страх за возможные жертвы среди местного населения не давали ему покоя. Посоветовав Кащею запереться в своей избушке, Галкин ушел в темноту. Несколько раз майору казалось, что он слышит крадущиеся шаги. И он останавливался, чтобы определить направление, откуда они слышались, но всякий раз убеждался, что виной всему было, скорее всего, его расшалившееся воображение. Через час поисков Галкин вышел к крайним домам на востоке села. От избушки Кащея теперь его отделяла не только сама деревня, но еще и неширокий массив леса, словно длинный язык выдающийся вперед. Так что между крайними деревенскими огородами, с их покосившимися и почерневшими от времени заборами, оставалось достаточно места лишь для протоптанной скотиной дорожки. Галкин присел на корточки и стал размышлять. И тут он услышал шум. Кто-то с большой скоростью бежал в его направлении. Галкин резко развернулся и громко крикнул «Стоять! Буду стрелять!» Но так как шум быстро приближался, и это было единственной реакцией на его окрик, Галкин открыл огонь. После первых двух выстрелов навалилась тишина. А потом что-то огромное метнулось в сторону буквально в нескольких шагах от замершего майора. Тот снова выстрелил. А десятью минутами позже Галкин услышал приближающиеся голоса Синицына и Стрижа.

Потом несколько нескладно о своих переживаниях поведал я. И закончил повествования о наших похождениях лейтенант Синицын. Он почему-то особенно задержался на описании сорванного со стены выключателя.

Вся последующая неделя прошла в терпеливом наблюдении за озером, однако в раскрытии его тайны мы не продвинулись ни на шаг. Оно все так же мерцало по ночам и радовало нас своей чистой улыбкой в светлое время суток. Но, за исключением четырех довольно крупных щук, мы так и не смогли извлечь из его глубин что-либо действительно стоящее. На восьмой день из лесу вышел майор Галкин. Он пожелал нам всем доброго дня и коротко справился, все ли в порядке. После чего прямиком отправился в свою палатку. Мне он показался уставшим, а поэтому меня бы ничуть не удивило, если бы наш командир просто завалился спать. Видимо, так оно и было, ибо, когда Галкин появился снова, что-то около четырех часов дня, выглядел он посвежевшим. Он самодовольно потирал руки и поминутно осматривался по сторонам. Потом быстро перелистал книги, в которые заносились замеры и показания со всех приборов. Затем недолго побеседовал со Стрижом, Журавлевым, Синицыным и только после этого заговорил во всеуслышанье:

— Ну что, друзья-товарищи, работой я вашей доволен, — сказал он и, помолчав, добавил с усмешкой: — Хотя результаты хреновые. Но, видимо, в этой луже и вправду ничего нет. А если так, то завтра нас здесь уже не будет.

— Товарищ майор, — обратился к нему Щеглицкий, — уж очень срок маленький. После неполных двух недель изучения объекта трудно утверждать, что сделано все возможное. Мы вон даже запланированных исследований еще не закончили.

Старшему прапорщику явно нравилось здесь, на природе.

— Все верно. Однако новое задание не может ждать. Если у нас вновь появится время, мы всегда сможем сюда вернуться и продолжить. Кстати, товарищ старший прапорщик, — хитро прищурился Галкин, — почему бы вам не приехать сюда на время отпуска?

По лагерю прокатилась волна смеха.

— Увольте, товарищ майор, — в тон командиру возразил Щеглицкий, — отпуск — это святое.

— Вот и я говорю, завтра же снимаемся отсюда. А пока давайте-ка все к костру. У меня есть что вам рассказать.

Мы не заставили себя ждать. И вот мы уже все семеро расселись на разложенных вокруг тлеющих углей березовых чурбаках. Майор Галкин сделал какую-то запись в синей тетрадке, нашем «судовом журнале», и только после этого подсел к нам.

— А что, сержант, не попить ли нам чайку? — обратился к Вороняну капитан Стриж.

— Запросто, — отозвался тот и, повесив над костром чайник, стал раздувать огонь.

— Вам всем, конечно же, не терпится узнать, кто же такой лейтенант Астафьев, — без предисловия начал Галкин.

Мы все дружно закивали головами.

— Ну так слушайте…

Гроза проходила стороной. И словно в погоне за стихией туда же улетал самолет. Вот он превратился в маленькую точку, последний раз сверкнул в лучах заходящего солнца и растаял в замызганной палитре облаков. Десантники, словно призраки, по одному выныривали из зарослей фисташковых деревьев и, как сомнамбулы, устремлялись к месту сбора. Последним подошел Рустам, здоровенный киевлянин.

— Там, — указал он рукой, ни к кому персонально не обращаясь, — нужное нам ущелье. За ним долина, где их высадили.

— Вперед! — коротко выдал капитан Астафьев.

Командование в очередной раз тормознуло, и на поиски пропавших рязанцев людей выслали только неделей позже. Но в этом ли заключалась действительная проблема? Черта с два! Проблема была совершенно в другом. А именно в том, что, по идиотской ошибке, подразделение спецназа, набранное в основном из рязанских десантников, высадили не там, где нужно. Всего в каких-нибудь ста пятидесяти километрах дальше на юго-восток. На территории Пакистана. Вот здорово! Да ладно бы еще опытных бойцов. А то ведь молодых, еще ни разу не нюхнувших в бою пороха пацанов. Правда, с ними были двое «наставников». Однако, случись что с этими двумя, и ребята могли оказаться в серьезной ситуации. Группа капитана Астафьева, которая вот уже несколько лет воевала в Афганистане, как нельзя лучше подходила для поиска потерявшихся новичков. И все же командиру группы многое в данной операции не нравилось. Ну, к примеру, то обстоятельство, что рязанцев было шестьдесят человек. А это целая армия. А армию спрятать труднее, чем его двадцать бойцов. Нет, не бойцов, а, скорее, их теней.

Астафьев довольно улыбнулся. Они двигались очень быстро. Иной раз, если на пути попадались отдельно стоящие деревца или крупные валуны, приходилось перебегать свободные пространства. В ущелье зашли затемно, а когда оно, словно книга, открылось в широкую долину, была глубокая ночь. Перед людьми капитана Астафьева расстилалось огромное маковое поле. Мак стоял в самом цвету. Над плантацией вовсю благоухало.

— Я надеюсь, они не додумались здесь заночевать, — прошептал Рустам.

Но не успел Астафьев ответить на шутку своего друга, как его ослепила яркая вспышка. Граната взорвалась слишком близко, и друзей отшвырнуло назад в ущелье. За первой гранатой разорвалась вторая, а чуть позже — третья. Когда Астафьев пришел в себя и, выглядывая из-за обломка скалы, осмотрелся, то понял, что более серьезной ситуации, наверное, нельзя было себе и представить. У выхода из ущелья лежало шестеро убитых. А еще трое из его бойцов корчились на земле от боли. Остальные ждали его команды. Астафьев сделал им пару быстрых знаков, и вниз, в долину, метнулось несколько теней. Раздались короткие очереди. Громыхнули взрывы, и все стихло. Астафьев и Рустам, чудом уцелевшие после первой гранаты, спустились к самому полю. Подбежавший десантник коротко сообщил, что нападавших было от силы десять человек. Судя по одежде и вооружению — духи. Семерых они убили. А трое спрятались в маках. Судя по всему, группу Астафьева здесь ждали. У одного из убитых обнаружили ладанку с выгравированным на ней именем «Сережа». Другой имел при себе автомат с насечкой «Вепрь».

— Слушай, а ведь такое прозвище имел один из рязанских офицеров, — сообщил Рустам.