Дорога на две улицы - Метлицкая Мария - Страница 34

Марина Валерьевна Ким ходила легко и грациозно. Точеная фигурка – длинные и стройные ноги, прелестная головка на изящной шейке чуть задрана вверх. Она не была воображалой. И заносчивости в ней не было ни на грош. Просто она так ШЛА. ТАК она себя НЕСЛА. И только. На ее прелестном лице всегда блуждала очаровательная и доброжелательная улыбка. Казалось, она радовалась всем – старухам-уборщицам, нянечкам, больным и коллегам. Со всеми раскланивалась – с той же милой и непринужденной улыбкой.

Хороша она была так… Боже, как бухало сердце, давно отвыкшее от подобных нагрузок!

На конференциях он смотрел на ее прилежно склоненную, словно глянцевую, головку с гладкими блестящими волосами. На сдвинутые брови – она записывала все дотошно и крайне внимательно, словно отличница, боящаяся уронить свой справедливо отвоеванный статус.

В ушах покачивались золотые колечки. Верхняя пуговица халата была расстегнута. Нет, не из-за легкомыслия или кокетства, не приведи бог! Просто высокая и довольно большая грудь не помещалась в узком пространстве белоснежного халата. Что поделаешь – размер халата, подобранный по размеру фигуры, увы, не совпадал с размером груди. И Марина Валерьевна переживала. И постоянно теребила и застегивала непослушную верхнюю пуговицу.

Ему казалось, что иногда она смотрит на него – смущенно и внимательно.

Потом обнаружил – не без отчаяния, – что Марина Валерьевна Ким одинаково смотрит на всех.

Восточные люди просто умеют улыбаться. Без причины, по рождению.

И еще Марина Валерьевна Ким стала героиней (стыд, ужас и позор) его ночных эротических сновидений.

Такое случилось с ним впервые. Даже в подростковом возрасте его не терзал подобный грех.

И он – старый и безнадежный дурак – искал предлог, чтобы спуститься на третий этаж, в сосудистое отделение, и вдруг – о, чудо – столкнуться с Мариной Валерьевной.

Иногда везло. И эти мимолетные встречи были отличной питательной средой для дальнейших фантазий и «мечт».

Слава богу, все кончилось довольно быстро. Через полгода Марина Валерьевна выскочила замуж за аспиранта-кубинца. Огромного красавца-мулата, похожего больше на стриптизера дорогого заведения, чем на молодого ученого.

Говорили, что уехали они в Европу. По желанию молодой жены, которая решительно отказалась ехать на веселую и щедрую солнцем, но голодную мужнину родину.

Так закончилась его тайная страсть к прелестной кореянке. Тогда он сказал другу Яшке: «Хватит с меня японских гравюр!» И слава богу, что закончилась. С глаз долой, из сердца вон. А то и до второго инфаркта недалече – с его-то прытью!

Кстати, напрасно он думал, что жена его Елена ничего не замечала. Все замечала – и то, что он начал франтить и прикупил пару новых рубашек и ботинки. И то, что зачастил в парикмахерскую. И то, что украдкой стал душиться польским одеколоном. Ну, это поди не заметь!

Все его умная жена видела и понимала. Вот знала, естественно, не все. Да и что там было знать!

Поделилась с Элей. Та сказала:

– Не волнуйся! Борис не из тех, кто уйдет в такой ситуации.

Елена усмехнулась:

– Да? А разве один раз он уже не попробовал?

Эля махнула рукой и уверенно возразила:

– Ну, ты сравнила! Тогда он был мальчишка, сопляк. Экспериментов не боялся. А сейчас… Что ты! Столько пройдено и пережито! А сколько еще надо будет пройти и пережить! Да и не потянет он молодую, свежую бабу! Силенок не хватит.

– Почему обязательно молодую? – удивилась Елена.

Эля посмотрела на нее внимательно:

– А потому, дорогая, что старая квочка у него уже есть! Рядом, под боком, – и тяжело вздохнула.

Елена не обиделась – рассмеялась.

И, наблюдая за мужем, она давалась диву. Вон оно как бывает! Влюбился, и ладно! Вон как подтянулся! И настроение улучшилось!

Страха почему-то у нее совсем не было. И это удивляло ее больше всего.

А может, просто сил на страх и переживания не оставалось? Вполне вероятно. И еще – это Борино увлечение служило ей оправданием в дальнейшей жизни. После ее истории с Генераловым.

Хорошим, надо сказать, оправданием. И еще – утешением.

Итак, появление в их жизни Генералова было внезапным, неожиданным и, мягко говоря, странноватым. Такой человек, как Генералов, не должен был приплыть к их берегу. А уж тем более – на нем задержаться. «Позагорать».

Но – по порядку. Однажды за ужином Борис, крайне возбужденный, поведал Елене, что на совещании в министерстве встретил старого институтского приятеля. Точнее, не приятеля, а просто однокурсника. Володьку Генералова – так он его обозначил. Вспомнил, что этот самый Володька был в институте заядлым карьеристом. И старостой группы, и комсоргом курса. Всегда стремился к общественной жизни, которая, как известно, предполагает власть. Медицина как таковая его не увлекала – это было всем очевидно. Но хвостов у него не было, оценки не опускались ниже четверок, и преподаватели предпочитали с ним не связываться – отговорок у Володьки был полный карман.

Все поговаривали, что врач из него не получится точно, а вот в том, что Генералов «далеко пойдет», не сомневался никто.

На последнем курсе Володька вступил в кандидаты КПСС и скороспело женился на дочке какого-то партийного функционера. Молодую жену его никто не видел, но слухи ходили – нехороша. Какая она для Володьки пара? Смешно.

Кстати, сам Генералов был весьма хорош собой – высок, статен, кудряв и синеглаз.

Разумеется, в близких друзьях или даже приятелях Боря Луконин у него не ходил. Впрочем, как и все остальные.

Про дальнейшую судьбу Генералова Борис тоже не знал. Вернее – какие-то обрывки и отрывки. Успешен, все сложилось. Загранпоездки и прочие блага не обошли его стороной.

И вот встреча. Борис на важное совещание попал по новой должности.

Друг друга узнали – уже хорошо. Посмеялись – ну, раз узнаваемы, не все потеряно. Поболтали в курилке. Борис, невнимательный к деталям, как всякий мужик, все-таки разглядел и ботинки Генералова, и костюм, и сорочку.

– Все нездешнее и очень впечатляет, – сказал он Елене.

– Тебя? – удивилась она и увидела, как муж немного смутился.

Потом он тараторил, что этот самый Володька ведает снабжением больниц новейшим и импортным медицинским оборудованием. То есть непосредственно в его власти, кому, куда и как распределять эти блага. Его подпись последняя и решающая.

– И что? – не поняла Елена.

Муж вздохнул:

– Надо, Ленушка, пригласить его к нам. Надо, понимаешь?

Она удивленно вскинула брови и покачала головой:

– Не твои методы, Луконин. Не твои!

Он покраснел и виновато промямлил:

– Ты права. Но и замом главного я тоже прежде не был. И больничное обеспечение и медицинская аппаратура меня не слишком волновали. А теперь это напрямую зависит от меня.

– Ну да ладно, примем твоего чиновника, коли так. Правда, не знаю, как все получится. С такими важными персонами я как-то давно не общалась, – вздохнула примирительно Елена.

Муж попытался убедить ее:

– Володька – прекрасный парень. Совсем не зазнавала, простой и доступный.

– Зови своего доступного в субботу, – махнула рукой она.

Занервничала уже к среде. Чем кормить? Что подавать? Да и вообще – как принимать такую важную птицу?

Разумеется, позвонила Эле. Та успокоила:

– Все люди, даже эти цацы. Все любят пожрать и выпить. Не выпендривайся. Ничем его не удивишь. Ни икрой, ни рыбой. Сделай что-нибудь домашнее – блины, например. Они у тебя, кстати, всегда отменно получаются.

– Блины? – удивилась Елена. – Нашла чем удивить – блинами!

– Да, представь себе – блинами! А к блинам – селедочка, сметанка, топленое маслице. Мед и варенье. Ну а для сытости… Ну, запеки курицу, что ли! Или разорись и на рынке прикупи мясца. От этого никто не откажется. Ну и соленостей всяких – тоже на рынке. Помидоров, огурцов, капустки квашеной. Вариант беспроигрышный. А лягушек он в Париже пожрет.