Весенний детектив 2010 (сборник) - Александрова Наталья Николаевна - Страница 28

– Погоди, так она работает тут? – не поверила своим ушам Лелька. – А как же институт?

Баба Сима разразилась хохотом:

– Ой, умора! Да какой институт, когда она тут второй год уже по номерам ошивается?

– В смысле?

– А вот и смысла тебе вся – мужиков за деньги обслуживает Юлька твоя.

– Чего?! – От изумления Леля никак не могла прийти в себя. – Ты чего несешь-то, баба Сима?

– Хошь – не верь, – обиделась старуха. – А только я забожиться могу. С того дня, как из города приехала несолоно хлебавши, так и работает у Мотьки. А матери врет, что учится да замуж собирается. И мне, чтоб лишнего не говорила, каждое утро после смены полтинничек дает на поправку здоровья. А сегодня вот мимо просвистала, вертихвостка.

Баба Сима сокрушенно вздохнула, явно сожалея об утраченном полтиннике, а Леля тихо спросила:

– А… Динка? Динка Самарина?

– Динка? Это которая же? Из Сахаровского которая?

– Да…

– У-у, девка! Ты от нее подальше держись, та еще стервь… – Баба Сима озабоченно посмотрела на Лелю и поманила пальцем: – Иди, чего скажу-то. – И когда девушка наклонилась к ней, зашептала: – Серьгу-то Ряшенцева напрасно обвинили… не трогал он Наталку вашу.

– А… ты откуда знаешь? – задохнулась Леля, вцепившись в руку старухи.

– А знаю вот, – буркнула та. – Да только говорить больше все одно ничо не буду. Я хоть и старая, а жить хочется. А ты беги отсюдова, девка. Место гиблое тут, грязное. Наталка ваша ни за что пропала – и ты пропадешь.

Сказав это, старуха встала и, оттолкнув от себя испуганную и совершенно убитую ее словами Лельку, заковыляла к двери.

Кое-как домыв все, что полагалось, девушка отправилась восвояси. Ей предстояло еще заехать к матери в больницу, но моральных сил не осталось, и Лелька побрела сразу домой. Всю ночь она ворочалась в постели, стараясь выбросить из головы все, что наговорила похмельная старуха, однако это никак не удавалось. Измучившись, Лелька решила, что должна завтра же встретиться со Щепкиной и попытаться поговорить начистоту. Безвинно арестованного Сергея ей было жалко до слез, в то, что он не мог убить Наташу, Леля верила свято, а потому ничего не оставалось, кроме как найти истинного убийцу.

Еще подходя к старенькому домику, в котором жили Юлька и ее мать, Леля услышала нечеловеческий крик. «Что у них стряслось?» – подумала девушка, толкая калитку. То, что она увидела во дворе, повергло ее в такой ужас, какого прежде испытывать не доводилось. Под большой старой ветлой у гаража прямо на земле ничком лежала мать Юльки и истошно выла, мотая туда-сюда разлохмаченной седой головой. Сама же Юлька, свесив набок голову и вывалив распухший посиневший язык, висела на черном кожаном ремне, едва не касаясь пальцами босых ног утрамбованной песком дорожки.

– Тетя Настя… тетечка Настя… – забормотала Лелька, в испуге глядя на труп одноклассницы.

Юлькина мать подняла на девушку ничего не видящие глаза и, кажется, даже не узнала ее, снова упала на дорожку и закричала еще страшнее. Дворик постепенно заполнялся соседями, появились фельдшер и участковый милиционер, чуть позже подъехала опергруппа из райцентра…

Леля не могла поверить своим глазам – только вчера в это время Юлька была жива, а теперь – вот… Как, из-за чего она могла таким диким способом уйти из жизни? Неужели тетя Настя каким-то образом узнала о ее лжи? И тут до нее донеслись слова участкового Геннадия Павловича:

– …и что за утро такое! Только час назад как с трупа – и на тебе, еще один, сговорились они, что ли?

– А еще что случилось? – осматривая снятое уже с ветки тело Юли, поинтересовался эксперт.

– Да старуха угорела наша местная. Баню топила да и уснула там, пьяненькая. Вот и задохнулась.

Лелька почувствовала, как из-под ног уходит земля – это могла быть только баба Сима… Она собралась с силами и подошла к участковому, тронула за рукав и прошептала:

– Дядя Гена… это… баба Сима угорела?

Он посмотрел удивленно, вздохнул и подтвердил:

– Она, кому еще-то. Ведь как говорил – прекрати, мол, пить, Серафима Ивановна, остепенись, не молодка уже. А она ни в какую. И вишь, чего получилось. Да и вот теперь горе еще, – кивнул он в сторону Юлькиной матери, которую соседки успели усадить на лавку, и теперь фельдшер пытался сделать ей укол, но женщина отпихивала его руки и только кричала по-прежнему. – Как бы умом-то не тронулась Настасья Петровна.

Лелька не стала слушать дальше, сорвалась с места и убежала к себе, заперла дверь изнутри и забилась на диван с ногами, прихватив плед. На улице было тепло, однако девушку колотило как в лихорадке, она никак не могла согреться. Что-то странное происходило в кемпинге: с чего бы люди, работавшие там, погибали? Вечером ей предстояло ехать туда – сегодня она работала с пяти вечера, в ночную смену, но девушку охватил страх. Она сопоставляла в уме то, что ей рассказала старая Сима, с тем, что видела в кемпинге сама, и картина вырисовывалась неприятная.

Время неумолимо двигалось к четырем, нужно было собираться, чтобы успеть на автобус и не опоздать на работу. Лелька нехотя встала с дивана, побрела в свою комнату, которую теперь занимала одна. Наташин диванчик был застелен клетчатым покрывалом, на подушке все так же сидел ее любимый серый медвежонок – такое впечатление, что сестра просто вышла куда-то и вот-вот вернется. Лелька присела на край, поправила свалившегося набок медведя, и он вдруг издал какой-то звук – вроде хруста. Девушка взяла игрушку, покрутила, помяла – звук повторился.

– Странно, – пробормотала Лелька, крутя медведя в руках. – Я точно знаю, что он набит синтепоном, не может так шуршать.

Неожиданно пальцы девушки нащупали небольшое отверстие – шов на боку игрушки разошелся. Лелька просунула в дырку палец и, к своему удивлению, нащупала вместо синтепона бумагу. Разорвав шов посильнее, она просто оторопела – медведь был туго набит денежными купюрами. Выпотрошив несчастного Топтыгина, Лелька ахнула – перед ней на диване лежало целое богатство. Купюры достоинством в пятьсот, тысячу и даже пять тысяч рублей. Девушка начала пересчитывать и обнаружила, что медведь хранил в себе ни много ни мало – сорок тысяч.

– Кошмааар… – протянула Лелька вслух. – Это что же такое-то, мамочки… Откуда? И что мне с этим делать?

Бросив взгляд на часы, Лелька поняла, что вот-вот опоздает на автобус, а потому наскоро собрала купюры, сунула их в свой рюкзачок и убрала на антресоли старого платяного шкафа.

Матвей прохаживался по своим владениям и выглядел злым и озабоченным. Едва только Леля, переодевшись в подсобке в рабочую одежду, вышла во двор, чтобы спросить, нужно ли убирать его кабинет, как он вдруг схватил ее за локоть и повел в дальний угол территории, туда, где были свалены старые шины и еще какой-то крупный мусор.

– Слушай, красавица. Ты мне вот какую вещь скажи – вчера утром ничего странного не замечала?

– В смысле? – Лелька слегка испугалась, но потом взяла себя в руки.

– Ну, когда номера утром убирала – никого не видела, кроме Юльки?

– Бабу Симу видела… вас видела… постояльца из третьего номера, но вы его тоже видели, еще в кабинет к себе повели…

– Черт… – пробормотал Матвей, отпуская локоть девушки. – Ладно, иди убирай, только начни с кабинета моего. – Он отдал ей ключ и сказал, что уезжает в райцентр: – Меня в милицию вызвали по поводу Юльки.

Когда красная иномарка Матвея скрылась за углом, Лелька, не понимая, зачем делает это, начала дергать ящики стола. Ничего интересного. Да и что она хотела найти? Но вдруг взгляд упал на корзину для бумаг – там, чуть присыпанный пеплом и окурками, лежал небольшой черный блокнот в кожаной обложке. Вытащив его двумя пальцами, Лелька начала перелистывать странички. Женские имена, столбики цифр… ничего не понятно. И два имени перечеркнуты красным – Натка и Юляха. В коридоре раздались шаги, Лелька мгновенно сунула блокнот в карман и принялась вытирать пыль с подоконника, стараясь восстановить дыхание и ничем не выдать волнения. Дверь распахнулась, и на пороге возник Матвей.