Мир глазами кота Боба. Новые приключения человека и его рыжего друга - Боуэн Джеймс - Страница 12

– Прости, друг, но так надо, – сказал я, исследуя его «поделки» при помощи ватной палочки.

Понимаю, это звучит странно, но я искренне обрадовался, когда обнаружил там маленьких белых червячков. Да, у Боба определенно были глисты. Но не страшные и ужасные, а самые обыкновенные. Этим я и утешал себя остаток дня.

Ответственный котовладелец во мне мгновенно пришел в ужас. Я так внимательно относился к питанию Боба, никогда не давал ему сырое мясо – вообще ничего, где могли быть паразиты. Я регулярно проверял, нет ли у него блох, поскольку они тоже могут быть разносчиками глистов. Боб был опрятным, здоровым котом, да и в квартире у нас я старался поддерживать чистоту. А теперь мне казалось, будто я подвел Боба. Но в то же время я чувствовал облегчение – теперь я знал, что с ним не так.

И нам повезло – я знал, что на следующий день на Айлингтон-Грин должен приехать фургон ветеринарной службы. Я постарался прийти пораньше, чтобы оказаться в начале очереди, которая выстраивалась раньше, чем передвижная клиника начинала работать.

Мы с Бобом не первый раз приходили к ветеринарам из Синего Креста, так что они хорошо знали моего кота. В этой клинике ему ставили микрочип, сюда мы обращались, когда рыжий чем-то отравился; значительная часть моих доходов уходила на уплату врачебных счетов и лекарств. Хорошо еще, что они разрешали платить в рассрочку. Я регулярно приносил Боба на профилактический осмотр, и тут же его проверяли на наличие блох.

Дежурный ветеринар попросил меня рассказать, в чем дело, быстро осмотрел кота и бросил взгляд на принесенный в пузырьке из-под лекарств образец кала. Я догадывался, что он скажет.

– Боюсь, у него глисты, Джеймс, – не обрадовал меня ветеринар. – Что он ел в последнее время? Может, попробовал что-то новое? Или копался в мусоре?

В моей голове словно лампочка зажглась. Давно я себя не чувствовал таким тугодумом.

– Господи, да!

Я совсем забыл про случай с консервной банкой. Должно быть, он нашел там кусок испортившегося мяса или цыпленка. Почему я сразу про это не подумал?

Ветеринар выписал рецепт на лекарство и выдал шприц, чтобы легче было давать его Бобу.

– Сколько времени потребуется, чтобы их извести? – спросил я.

– Несколько дней, – ответил ветеринар. – Дай мне знать, если лекарство не поможет.

Когда я подобрал Боба в подъезде, выглядел он не слишком здоровым, и врач прописал ему антибиотики. Я засовывал таблетки коту в рот, потом почесывал горло, чтобы он их проглотил. Теоретически, со шприцом должно быть проще. Вопрос в том, как Боб отнесется к этой идее.

Все выяснилось тем же вечером. Шприц коту не понравился, но он безоговорочно доверял мне, поэтому покорно дал вставить в рот пластиковый наконечник, из которого я выдавил лекарство, и терпел, когда я гладил его по горлу. Вероятно, Боб понимал, что я бы не стал проделывать с ним подобные вещи без крайней необходимости.

Кот пришел в норму через пару дней, как и предсказывал ветеринар. Он стал меньше есть и реже ходить в туалет. Жизнь снова вошла в привычную колею. После случившегося я сделал себе мысленный выговор. Ответственность за Боба оказала огромное положительное влияние на мою жизнь. Но я должен уделять ему больше внимания. Уход за домашним питомцем – не работа на полставки, с которой можно в любое время уйти.

Я был недоволен собой еще и потому, что Боб уже не в первый раз страдал из-за своей привычки копаться в мусоре. В прошлом году он отравился, исследовав содержимое помойных баков у нас во дворе. Я пообещал себе, что больше не буду оставлять пакет с мусором валяться на кухне. Знаю же, что любопытного кота не остановят ни закрытые двери, ни крепко завязанные узлы.

И все же я вздохнул с облегчением. Боб нечасто болел, но каждый раз, когда кот плохо себя чувствовал, внутренний пессимист принимался готовить меня к худшему. Может, это и глупо, но за последние дни я несколько раз с ужасом представлял, что Боб умрет и мне придется жить дальше без него. При мысли об этом на меня наваливалась глухая тоска.

Я всегда говорил, что мы с Бобом – равноправные партнеры и одинаково нуждаемся друг в друге. Но глубоко в душе я знал, что это неправда. Он был нужен мне гораздо больше.

Кот на крыше

Мы с Бобом всегда выделялись из толпы. По улицам Лондона ходит немного парней ростом шесть футов с рыжим котом на плечах. Мы определенно привлекали к себе повышенное внимание. Летом и осенью 2009 года внимания стало даже слишком много. К сожалению, сильная боль мешала мне этому радоваться.

Проблемы начались примерно год назад, когда я летал в Австралию, чтобы навестить маму. У нас с ней всегда были сложные отношения, а с тех пор, как я переехал в Англию, мы практически не общались. Не считая короткой встречи в Лондоне, в последний раз я видел ее, когда она подвозила меня до аэропорта. Мне было восемнадцать лет, и я планировал перебраться в Англию, чтобы стать известным музыкантом. Время залечило раны, поэтому, когда мама пригласила меня в гости к себе в Тасманию и предложила оплатить перелет, я почувствовал, что должен ехать. Незадолго до этого я перешел с метадона на субутекс; это далось мне нелегко, и я чувствовал, что должен отдохнуть. Боб на время переехал к Бэлль в Хокстон, район в северной части Лондона, неподалеку от станции «Энджел».

Долгий перелет до Австралии и обратно не пошел мне на пользу. Я знал, как опасно часами неподвижно сидеть в кресле самолета, особенно для высоких людей, и старался как можно чаще вставать и разминать ноги. Это не помогло: из поездки я вернулся с противной ноющей болью в бедре.

Сначала она мне не очень мешала, и я справлялся с ней при помощи обычных обезболивающих. К сожалению, со временем становилось только хуже, начались судороги. У меня возникало чувство, что в бедро прекратила поступать кровь, а мышцы пытаются сжаться в комок. Понимаю, живой человек не может ощутить предсмертное окоченение, но подозреваю, что испытывал нечто похожее. Как будто у меня была нога-зомби.

Вскоре все стало настолько плохо, что я не мог ни сидеть, ни лежать нормально. Меня постоянно одолевала сильная мышечная боль. Когда я смотрел телевизор или ел, я подкладывал под ногу диванную подушку, а во время сна задирал ее на спинку кровати. Я несколько раз обращался к разным врачам, но они только прописывали новые болеутоляющие.

В самые страшные дни героиновой зависимости я кололся во все доступные вены, включая паховую. Видимо, врачи считали, что нынешняя боль – лишь закономерное следствие употребления наркотиков. Я не пытался их переубедить, поскольку привык к такому пренебрежительному отношению. Я хорошо помнил, что значит быть невидимкой в толпе. Когда я был бездомным, общество отвергало меня. С тех пор мало что изменилось.

Усугубляло ситуацию то, что, несмотря на болезнь, я должен был ходить на работу. Как бы сильно ни болела нога, я вытаскивал себя из кровати и ехал на станцию «Энджел». Это было непросто. Стоило мне встать, как ногу словно простреливало электрошокером. За один раз я делал не больше трех-четырех шагов, потом мне требовалась передышка. Таким образом, путь до автобусной остановки превратился в марафон и стал отнимать в два раза больше времени.

Боб сперва не понял, что стряслось с его хозяином; он бросал на меня обеспокоенные взгляды, словно спрашивал: «Друг, ты чего?» Но мой кот всегда был умницей; вскоре он понял, что я заболел, и начал подстраиваться. По утрам, к примеру, он уже не одолевал меня жалобным мяуканьем и требованием немедленно его покормить; вместо этого Боб сочувственно мурчал, а в глазах кота читался вопрос: «Может, сегодня тебе лучше?»

То же самое и с дорогой на работу. Хотя обычно Боб предпочитал ехать у меня на плечах, теперь он бежал рядом. Коту нравилось кататься на верхней палубе, но сейчас он старался максимально облегчить мне жизнь. Если ему казалось, что я слишком напрягаюсь, он заставлял меня сесть и отдохнуть. Боб загораживал проход, подталкивал хозяина к скамейке или ступенькам, где бы я мог присесть. Я же считал, что лучше потерпеть, но пройти весь путь за один раз, чем постоянно останавливаться. Осталось только убедить в этом упрямого кота.