Отказной материал - Майоров Сергей - Страница 44

Костя оглянулся по сторонам. Шелестя листвой, качались под ветром деревья, по темно-синему звёздному небу все так же бежали облака. Пейзаж был совсем мирный. Никто за ними вроде бы не наблюдал.

Тихо шумел ручей на дне оврага, шелестели листья, и потрескивали ветки деревьев, иногда вдруг начинали кричать лесные птицы. Когда в разрывы бегущих облаков прорывался холодный свет полной луны, белым пятном вспыхивала крыша автомобиля Димы, оставленного недалеко от поляны, где они расположились.

Насторожённо вслушиваясь в непривычные городскому слуху звуки, друзья курили и ждали, когда Сысолятин придёт в себя. Гоша стоял на коленях, прислонясь к стволу могучей старой берёзы. Его руки были заведены назад, вокруг дерева, вздувшиеся багровые запястья охватывали наручники, щиколотки согнутых ног крепко стягивал выдернутый из спортивных штанов шнурок. Голова бессильно свисала набок, из угла рта стекала слюна. Когда Гоша начинал хрипеть, во рту вспыхивали два золотых зуба и судорожно дёргался выпирающий на худой шее кадык.

Костя курил, разглядывал звезды и иногда переводил взгляд на согнутую фигуру у дерева. Собранная за полтора дня информация не давала ни малейшего повода для жалости по отношению к Гоше. Костя равнодушно и даже как-то отстранение думал о тех методах, которые придётся применить к Сысолятину, чтобы заставить его говорить. Одно плохо — не хотелось впутывать в это дело Петрова, но Дима только обиделся бы, попытайся Костя оставить его в стороне. Да и сам Ковалёв поступил бы точно так же.

Сысолятин застонал, открыл глаза и покачал головой. В животе у него что-то заурчало.

Костя вдавил окурок в мокрую землю, посмотрел на Диму, и они одновременно встали на ноги. Подойдя к Гоше, Ковалёв присел на корточки, рывком за подбородок задрал голову и посмотрел ему в глаза.

— Где это я? — невнятно спросил Сысолятин, пытаясь высвободить голову и дёргая скованными руками.

Костя молчал, продолжая сжимать узкий Гошин подбородок и неотрывно глядя на него своими серыми глазами.

— В зале суда, — пояснил наконец Петров. — У нас, понимаешь ли, выездная сессия.

— Очень смешно, — пробурчал Гоша и дёрнул подбородком, но опять не смог его освободить. — Ослабили бы браслеты, а? Никуда я не убегу.

— Это уж точно. — Дима с пониманием, серьёзно покачал головой. — Но вообще-то спасибо. Успокоил.

Продолжая сидеть на корточках, Костя опустил свою руку, и Гоша наконец смог оглядеться по сторонам. Потом он перевёл взгляд на Диму.

— Не смотри на меня так грозно, — попросил Петров.

Гоша хотел что-то ответить, но промолчал, пошевелил скованными руками и выругался, а потом сказал, обращаясь к одному Ковалёву:

— Ребята, вы, по-моему, совсем офигели. Чего, запугать меня вздумали? Так не получится, а ответить за это потом все равно придётся. Слыхал я о таких штуках, но думал, врут пацаны: оказывается, правда. Давайте-ка по-хорошему: снимите браслеты и подкиньте меня до дома, а я постараюсь забыть.

— Не надо забывать, — глухо проговорил Костя, и его слова, сказанные в ночном лесу в лицо связанному человеку, прозвучали страшно. — Надо совсем наоборот — все вспомнить. Свой вопрос мы тебе уже задали. Хочешь ты или нет, но ответить на него все равно придётся. Я тебе не буду врать и обещать то, чего не сделаю. Отсюда ты не уйдёшь. Если бы у нас получился разговор там, в самом начале, то мы разошлись бы, а теперь нет — ты умрёшь. Но перед смертью ты нам все равно скажешь то, что нас интересует. Подумай только, что на помощь тебе никто не придёт, а умереть-то можно по-разному.

— Хватит п…ть, — ответил Гоша. — Все равно вы мне ничего не сделаете. Не столько вам платят, чтобы вы из-за этого так старались.

— Не в деньгах дело, — задумчиво проговорил Костя и опять посмотрел на звезды, как будто Сысолятин перестал его интересовать. — Но тебе этого все равно не понять. Вы-то все действительно ради денег одних и работаете…

— Естественно, — презрительно перебил Гоша. — А за что ещё-то работать, за идею, что ли? Да, я работаю из-за денег, зато и живу как человек…

— Ты уже не живёшь, — оборвал его Костя, поднимаясь. — Ладно, хватит болтать, времени много. До улицы Рентгена мы не доехали, не судьба нам туда попасть. Конечная остановка, тупик. Станция Пыталово.

Набежавшие тучи полностью скрыли белый диск луны, и в одно мгновение на поляне потемнело. В овраге что-то обрушилось, прошелестело по склону и осыпалось в ручей. Гоша напрягся и вытянул шею, пытаясь разглядеть тех, кто только что с ним разговаривал, но ничего не увидел. Облизав пересохшие губы, он сказал себе, что ничего с ним не произойдёт и его пытаются просто напугать…

Через полтора часа он рассказал все. Ударом металлической дубинки Костя оборвал словесный поток прикованного к дереву обезумевшего существа, которое нельзя уже было назвать ни Гошей Сысолятиным, ни человеком вообще, и отошёл в сторону, где не так ощущался невыносимый запах испражнений.

Он рассказал всё, что знал о Гене, Саше и Вове. Вспомнил о нескольких изнасилованиях, одном убийстве и множестве вымогательств, грабежей и мошенничеств, совершенных им самим. Ни о чём уже не думая, подчиняясь одному лишь инстинкту и моля убить его быстро и безболезненно, он вываливал все новые и новые факты из жизни своей родной «хабаровской» группировки, называя фамилии организаторов и исполнителей, адреса, суммы доходов. Того, что Гоша рассказал, хватило бы на десятки оперативных разработок и было способно загрузить усиленной продуктивной работой весь аппарат городского уголовного розыска на несколько месяцев вперёд.

Две последние сигареты сгорели моментально, и друзья опять вернулись к телу. Морщась от противного резкого запаха, Дима снял наручники и связал Гошу куском крепкой верёвки.

Забросав тело ветками, они вернулись к машине Петрова и через несколько минут уже въезжали в спящее Дарьино. Медленно объехав тихие улицы и не обнаружив ничего настораживающего, они подъехали к дому Сысолятина, и там Костя пересел в «форд».

Салон машины был чист, пахло ароматным дезодорантом — в свои лучшие дни Гоша очень заботился о ней. Мотор завёлся моментально и работал ровно, без перебоев. Управлять машиной было одно удовольствие, и, пристроившись метрах в десяти позади «шестёрки» Петрова, Костя расслабился на удобном сиденье, заново прокручивая в голове новую информацию. К изнасилованию в Яблоневке Гоша был непричастен, но никаких угрызений совести Костя не испытывал. Когда долги не отдаются, они получаются. А Гошин долг обществу вырос до астрономических размеров…

Музыкальная радиостанция прекратила свою работу, из динамиков полилось шипение пустого эфира. Переключив приёмник на другую волну, Костя нашёл религиозную передачу. Слащавый, с невыносимым акцентом голос проповедника был все же лучше, чем молчаливое одиночество, и Ковалёв не стал переключать дальше. Когда они поворачивали на лесную дорогу, начал подавать сигналы вызова радиотелефон, и Костя подумал о том, что надо бы ответить и попросить перезвонить попозже, так как Гоша плохо себя чувствует и разговаривать не может.

Перед тем, как погрузить тело Гоши в «форд», друзья тщательно обыскали салон машины. Осипов говорил о пистолете, который ему демонстрировал Сысолятин, и через несколько минут Ковалёв обнаружил тайник под передним пассажирским сиденьем. Засунув руку в хитроумно укреплённый пластиковый футляр. Костя нащупал холодную ребристую рукоятку и, ободрав палец, вытащил тяжёлый пистолет.

Дима осветил оружие фонарём. Это был ТТ китайского производства, 1990 года выпуска, изрядно потёртый (воронение на гранях затвора успело сойти) и заряженный шестью патронами. Понюхав ствол, Костя ничего, кроме слабого запаха смазки, не услышал и, загнав магазин обратно в рукоять, сунул пистолет за брючный ремень.

Позвонив знакомому гаишнику, Петров выяснил, что патрульные наряды в эту ночь на Северном шоссе не выставлялись в связи с нехваткой людей. Пока Дима, маскируя свой основной вопрос, болтал с приятелем на другие темы, Костя опять переставил радиоприёмник на волну музыкальной программы. Потом они бросили бесчувственное тело Гоши на заднее сиденье «форда» и на двух машинах тронулись в путь.