Отказной материал - Майоров Сергей - Страница 4

— Известно что, уйдём, — ответил Сергей, и в голосе его прозвучала усмешка, напугавшая Сашу больше, чем все увиденное; на происшедшее с тёткой ему было, по большому счёту, наплевать. — Закончим в уголке, с «Дунькой Кулаковой». Пять лет без баб!..

Они перешли на шёпот, и Саша ничего больше не слышал, но от взглядов, которые мужчины на него бросали, ему стало совсем жутко. Он закрыл глаза и вжал голову в подушку, молясь о том, чтобы страшные люди быстрее ушли, но они уходить не собирались, когда шёпот смолк, диван прогнулся под весом Сергея, и тяжёлая ладонь опустилась на спину мальчика.

— Понимаешь ли, пацан…

Саша ничего понимать не хотел и, предчувствуя беду, хотел броситься к двери, но сильные руки распяли его, содрали штанишки с трусами, воткнули под живот скомканную подушку, оборвали крик ударом по шее.

— Смотри-ка, без вазелина войдёт…

В последний момент Саша дёрнулся ещё раз, и обозлённый седой приложил его головой о стену.

— Сказано ведь — лежи!

— Не торопись, ещё полижет… — Сергей опустил свои брюки до колен и пристроился позади мальчика. — Ну, начали!

Потеряв сознание, Саша не слышал слов и не чувствовал боли, очнулся в тот момент, когда Сергей, содрогаясь всем телом и оскалившись беззубым ртом, уже заканчивал своё дело. Саша заорал, и седой опять впечатал его затылком в угол, а Сергей довольно отозвался:

— Люблю, когда они кричат. Больше кайф чувствуешь…

Остальное было как во сне. Наталья Ивановна встала и попыталась вмешаться, седой сбил её на пол и долго молотил ногами, вполсилы, чтобы не отключилась сразу, улыбаясь и тихо отвечая что-то на просьбы о пощаде. Саше дали передохнуть, он лежал на животе и все выворачивал голову в сторону тётки, пытаясь рассмотреть, что же вызвало такую реакцию седого, но не успел. Его стряхнули с дивана и поставили на колени, седой сел перед ним и расстегнул ширинку, а удовлетворённый Сергей пристроился на стуле сзади и закурил. От дыма его папиросы Саше стало совсем плохо, и он не понимал слов седого, только чувствовал, что его уговаривают на что-то совсем плохое, с чем ни за что нельзя соглашаться, и отрицательно мотал головой, до тех пор пока Сергей не накинул ему на шею махровое полотенце и не затянул его так, что Саша стал задыхаться.

— Может, зубы выбить?

— Не надо, я люблю с риском, — ухмыльнулся седой, двумя пальцами обхватывая Сашин подбородок. — Так как, Санек, возьмёшь добровольно? Ласковый ты мой… Знавал я твоего папашку по зоне — знатный петушок был…

Саша продолжал отказываться, но после того, как экзекуцию с полотенцем повторили, послушно выполнил требуемое. Сергей оставался сзади, готовый придушить мальчика при малейшем неверном движении с его стороны, а седой закрыл глаза, слегка раскачивался и гладил Сашу жёсткой рукой по голове.

— Молодец… Так, так! А-а-а!

Когда отпустили, Саша повалился на живот и закашлялся, выплёвывая сперму, а потом потерял сознание и очнулся только через сутки. Голова болела, но в остальном он чувствовал себя так, словно ничего не случилось. Наталья Ивановна, постаревшая лет на двадцать, была трезва и суетилась по хозяйству, стараясь не смотреть в сторону мальчика. Он съел кусок хлеба и снова уснул, и во сне переживал случившееся, но только там всё было наоборот, он поменялся местами со своими обидчиками, и это было так здорово, что, проснувшись, он заплакал от разочарования…

В ту ночь он плакал последний раз; никогда и никто не видел больше его слез, в то время как сам он, начав лет в двенадцать, заставил рыдать многих. Головная боль стала его постоянным спутником, но если в обычных повседневных делах он научился её не замечать, то при общении с женщинами она выходила из-под контроля и полностью захлёстывала его разум. Он заново видел тот сладкий, многолетней давности сон, он властвовал над своими обидчиками, фантазия его была безграничной, и каждый раз их ждали новые унижения, а Саша, удовлетворившись, поднимался на ещё одну ступеньку к той вершине, где боль и воспоминания навсегда оставят его.

Тот факт, что за десять лет грабежей, изнасилований, разбоев и избиений он ни разу не попался и смог закрепиться в мощнейшей городской группировке, убеждала его в правильности избранного пути и собственной исключительности.

Круг замкнулся, именно такой человек должен был оказаться в кабине серого джипа, составив достойную компанию школьным друзьям. Именно ему предстояло сыграть в грядущих событиях важнейшую роль.

— Эй, Зубик, дай закурить! — сидящий на заднем диване Вова хлопнул его по плечу, дождался, пока предложат сигарету, и в ответ выставил руку с банкой «джин-тоника». — Хлебнёшь? Ну, как знаешь!

На светофоре зажёгся зелёный. Размеренно жующий «орбит» Гена врубил скорость и первым выдернул свой «ниссан» из ряда стоящих машин. «Подрезав» дорогу отчаянно тарахтящему «Запорожцу», Гена свернул направо, на проспект Ударников, и джип вольготно понёсся по средней полосе, оставив другие машины далеко за кормой.

Поправив тёмные очки, потребность в которых отпала с заходом солнца часа полтора назад, Гена приосанился и с громким чмоканьем сплюнул жвачку точно в щель приоткрытого бокового окна. Саша, продолжая вертеть в руках пачку сигарет, лениво решал вопрос о том, хочет ли он курить. Однозначного ответа не находилось, а потом внимание и вовсе переключилось на троллейбусную остановку, где распивала пиво и лузгала фисташки компания из трех молодых девчонок и сопливого пацана в полосатых штанах. Одна из трех помахала удаляющемуся джипу рукой и подпрыгнула, сверкнув полоской белой кожи между джинсами и футболкой. Саша перестал таращиться в зеркало и откинулся на подголовник. Не пойдут, слишком доступные. Не интересно. Но начало было положено, и обитавший в районе затылка тяжёлый комок шевельнулся, напомнил о себе и предупредил, что долго ждать не намерен. Саша прикрыл глаза, с трудом достал сигарету и закурил. «Ты же понимаешь, — сказал он себе, — это было бы слишком легко. Давай сначала посмотрим, что там Толстяк напридумывал. Хорошо?» — «Давай», — согласился комок и на некоторое время успокоился.

Развалившийся на заднем сиденье Вова тоже проводил взглядом остановку с девчонками, и в какой-то момент его мысли совпали с мыслями Зуба. «За них дадут больше, чем им лет», — отметил Толстый и решил думать лишь о предстоящем развлечении. Немного беспокоило, что именно он выступил его инициатором и, если что пойдёт не так, придётся держать ответ перед товарищами. Не слишком, впрочем, строгий.

Одним мощным глотком прикончив коктейль, Толстый выбросил пустую банку в окно. Ударившись об асфальт, она отскочила под заднее колесо джипа, сплющилась в лепёшку и, непонятным образом изменив траекторию, срикошетила в боковину встречного «Москвича». Вова отследил полет жестянки и улыбнулся широкой доброй улыбкой.

Вечер только начинался, и самые приятные неожиданности были впереди. Тяжёлая машина с весёлым экипажем катилась навстречу приключениям, и не было силы, которая могла бы их остановить.

— Ну ладно, пока!

Катя Ветрова поцеловала подругу в щеку, мельком взглянула в зеркало, поправила чёлку и, придерживая висящую на плече сумочку, выскочила за дверь. Лера Козлова послушала, как постепенно затихает на лестнице цокот каблучков, дождалась, пока гулко хлопнет входная дверь подъезда, и лишь после этого закрыла замки и прошла на кухню, к окну.

Катя быстро, не оглядываясь, удалялась от дома подруги.

Было почти одиннадцать, уже стемнело, и Лера беспокоилась за подругу. Кате предстояло пройти через «пятачок» с коммерческими ларьками, где по вечерам ошивалась всякая пьяная шваль, пересечь пустырь с заложенным года три назад фундаментом школы и лишь потом выйти на проспект Ударников, где можно было сесть на троллейбус № 34 и доехать почти до самого дома. Хорошо, хоть там недалеко идти, остановка расположена в сотне шагов от подъезда. В другой раз Лера обязательно пошла бы проводить подругу до троллейбуса — как-никак она местная, знает всех окрестных гопников, и к ней они приставать не станут, но сейчас она осталась дома, так как находилась на пятом месяце беременности.