Собака и лисица - Майнарди Данило - Страница 9

Мне особенно запомнилась пара голубей, которых я вырастил еще в детстве. Когда оба голубя (кстати, оказавшиеся самцами), подросли, они стали относиться ко мне, а вернее к моей руке, которая выхаживала их, словно она была представительницей их вида. При виде моей руки голуби принимались ворковать и прижиматься к ней, совершая при этом все стереотипные движения обряда ухаживания. Правда, в конце концов они все же спарились с голубками. Несомненно, однако, одно: дружеское отношение и половое влечение и к человеку, и к самкам своего собственного вида – все это явилось плодом импринтинга, который в данном случае следовало бы назвать расширенным, ибо запечатление выработалось и на меня, и на представителя своего вида.

Существуют также такие формы импринтинга, когда запечатлевается не только объект влечения, но и само его поведение. Наиболее яркий пример этому демонстрируют птицы, среди которых действует так называемое голосовое запечатление. Немецкий этолог Николаи, воспитавший выводок снегирей, заметил, что во время критического периода его птицы необратимо усвоили нехитрый мотив, который он постоянно насвистывал, и стали использовать эту мелодию в качестве сигнала межвидового распознавания. Другие снегири, которые росли бок о бок с канарейками, научились петь по-канареечьи. Таким образом, ученому удалось вывести семейство снегирей, которые посредством запечатления передавали из поколения в поколение эту способность петь по-канареечьи.

Безусловно, такие примеры представляют собой крайний случай, поскольку эксперимент проводится в необычных условиях. Но они наглядно показывают, что различные птичьи «диалекты» возникают в различных географических районах именно благодаря голосовому запечатлению. Одним словом, небольшие, но весьма характерные голосовые различия фиксируются и передаются затем другим поколениям. Если же такие различия сказываются к тому же в изменениях полового влечения – что, кстати, происходит сплошь и рядом, – то тем самым они могут способствовать выделению из первоначального вида отдельных групп особей, все более обосабливающихся за счет их половой изоляции от других популяций данного вида. В результате могут возникнуть новые виды птиц.

Остановимся еще на одном случае запечатления, когда приобретение навыков, ограниченное по времени критическим периодом, не только порождает способность распознавать сигналы и инстинктивно отвечать на них, но и определяет многие другие повадки животных, а также их способность к звукоподражанию, как это можно наблюдать у приматов.

Об этом уже немало известно благодаря многочисленным экспериментам с макаками и шимпанзе, а также в случаях с детьми, выросшими среди животных в отрыве от людей. На таком примере мне хотелось бы остановиться несколько подробнее. Речь идет о детях, выращенных волками, либо воспитанных в условиях изоляции, либо, как в одном недавно описанном случае, выросших среди газелей.[8] Попытки перевоспитать такого ребенка, с младенческого возраста находившегося в полном отрыве от людей, почти всегда заканчивались неудачей, особенно если дело касалось подростков, которым удалось утвердиться и добиться определенного положения в вырастившей их стае животных. Руководствуясь этими фактами, Жан-Клод Арман, обнаружив недавно мальчика-газель, решил не излавливать его и не подвергать лишним страданиям, связанным с почти неосуществимыми попытками возвратить его к человеческому состоянию. Он предпочел наблюдать за мальчиком в той естественной обстановке (стадо газелей), к которой он, казалось, прекрасно приспособился.

Действительно, человек более чем любое другое живое существо способен приспосабливаться и усваивать условия той общественной среды, в которой он живет. Однако следует подчеркнуть, что это отнюдь не означает отсутствия генетической предопределенности. Коль скоро человек способен создавать материальную культуру и вести себя в соответствии с полученным им воспитанием и на основе навыков, усвоенных при взаимодействии с окружающей социальной средой, то это объясняется тем, что такая способность унаследована генетически.

Что бы там ни было, ребенок растет, подражая окружающим его людям, и, по всей вероятности, часть такого воздействия приходится как раз на критические периоды его развития. Было бы слишком смелым говорить о наличии импринтинга как такового у человека, но пока ясно одно, что некая близкая аналогия с этим явлением все же существует и у нашего вида. На примере мальчика-газели (я не случайно столь подробно останавливаюсь именно на этом случае, поскольку мы имеем здесь данные о поведении, возникшем в полном соответствии с обстановкой, в которой вырос ребенок) можно видеть, что он действительно усвоил повадки газелей: мальчик вел дневной образ жизни, а по ночам спал, свернувшись калачиком и тесно прижавшись к животным, поддерживал с ними общение голосом, а также потираясь головой об их морды или касаясь их языком. И все же нечто присущее только человеку разительно проступало в нем. Да, мальчик щипал траву, вырывая ее передними зубами, но, подобно жителям жарких стран, он также ловко взбирался на вершину финиковых пальм, чтобы полакомиться их плодами. Да, он действительно ходил на четвереньках, но, когда ему приходилось следовать за быстро удаляющимся стадом газелей, в нем непроизвольно проявлялась типично человеческая способность бегать на двух ногах. Кроме всего прочего он обладал большим любопытством, свойственным всем приматам и особенно человеку. Когда однажды неподалеку от пасущегося стада наблюдатель развел костер из валежника, мальчик, поборов страх, приблизился к огню и мозолистой рукой прикоснулся к горящим головешкам.

Проявляя постоянно предельную осторожность и стараясь не двигаться, Арман возбуждал все большее любопытство мальчика. Тот приближался к нему, заводил «разговор», трогая его языком и издавая закрытым ртом гортанные звуки, напоминавшие голос газелей. А наблюдатель, как нередко поступают в разговоре с детьми взрослые, подражая их несовершенной речи, старался отвечать мальчику, используя его же язык. Кто знает, может быть мальчик-газель заметил, что это новое живое существо удивительным образом походило на него? А что если здесь сыграло свою роль самопознание? Или самозапечатление?

Только путем столь редких естественных экспериментов или из-за более драматичных ситуаций, когда в силу преднамеренных или непроизвольных обстоятельств ребенок вынужден расти в полнейшей изоляции от людей, лишившись родительской заботы и ласки, мы познаем, какое чрезвычайно важное значение имеет общественное воздействие для нормального развития наших детей. Однако я несколько уклонился в сторону под явным влиянием книги Жан-Клода Армана «Дикий мальчик большой пустыни»,[9] которой совсем недавно зачитывался по вечерам.

Вернемся же к основной нашей теме, то есть ко всему тому, что имеет непосредственное отношение к эксперименту с собакой и лисицей. Итак, в ходе импринтинга неизгладимо запечатлеваются некоторые повадки и половое влечение к живым существам, служившим объектами запечатления во время критического периода. Если взаимно введенные в заблуждение виды каким-то образом приспосабливаются друг к другу, то события выходят за рамки обычного и могут принять совершенно неожиданный оборот. Примером этому служат некоторые взаимоотношения, наблюдаемые между хозяином и паразитом, или, как мы увидим далее, процесс одомашнивания животных.

Если же взаимно введенные в заблуждение виды сходны генетически, то может произойти гибридизация. Так, американскому орнитологу начала века Уитмену удалось вывести несколько гибридов различных пород голубей. Он подменивал яйца у голубей, подлежащих скрещиванию, и добивался того, что новое потомство приобретало некоторые характерные признаки поведения, свойственные смежной породе. Когда выведенные таким путем голуби подрастали, они начинали испытывать взаимное половое влечение и легко спаривались, давая гибридное потомство. В качестве другого примера сошлюсь на спаривание альпаки с вигонью – двух американских представителей семейства верблюдов, родственных ламам. В данном случае успех обеспечен лишь тогда, когда будущие супруги вскормлены не собственными матерями, а самками смежного вида.