Воровская честь - Арчер Джеффри - Страница 51

— Добрый вечер, господин Орейли, — сказал он. — Меня зовут Декстер Хатчинз. Мы никогда не встречались, но я давно восхищаюсь вашей работой.

— Это очень мило с вашей стороны, господин Хатчинз, но я не имею чести знать, как вы коротаете безжалостное время.

— Приношу свои извинения. Я заместитель директора ЦРУ.

— Наконец-то после стольких лет я попал на обед в загородном доме с заместителем директора ЦРУ, и все только потому, что участвовал в пьяной заварушке. Меня так и подмывает спросить: что же вы тогда закатываете для отпетых убийц?

— Должен признаться, господин Орейли, это был один из моих людей — тот, кто затеял драку. Но прежде чем мы продолжим, что вы будете пить?

— Не думаю, что у Чарльза найдётся мой любимый напиток, — сказал Долларовый Билл, оборачиваясь к дворецкому.

— Боюсь, что «Гиннесс» у нас только баночный, а не бочковый, сэр. Если бы я был предупреждён чуть раньше…

Долларовый Билл вновь поклонился, и дворецкий исчез.

— Мне кажется, я вправе знать, что все это значит, господин Хатчинз. В конце концов…

— Вы действительно вправе знать, господин Орейли. Дело в том, что правительство нуждается в ваших услугах, не говоря уже о вашем опыте.

— Не знал, что клинтономика решила прибегнуть к фальшивым деньгам, чтобы устранить бюджетный дефицит, — сказал Долларовый Билл, когда дворецкий вернулся с большим стаканом «Гиннесса».

— Не до такой степени, конечно, но нужда в вас есть, — сказал Хатчинз. — Но может быть, мы вначале пообедаем, прежде чем вдаваться в детали? Боюсь, что день для вас выдался трудный.

Долларовый Билл кивнул и прошёл за заместителем директора в маленькую столовую, где стол был накрыт на двоих. Дворецкий отодвинул стул для него и, когда Долларовый Билл удобно устроился за столом, спросил:

— Как вы любите, чтобы был зажарен ваш бифштекс, сэр?

— Это филей или антрекот? — поинтересовался Долларовый Билл.

— Филей.

— Если мясо достаточно нежное, скажите шефу, чтобы подержал его над свечкой, но только несколько секунд.

— Отлично, сэр. Ваш, господин Хатчинз, я полагаю, должен быть хорошо прожарен?

Декстер Хатчинз кивнул, чувствуя, что первый раунд был явно за Долларовым Биллом.

— Мне ужасно нравится эта шарада, — сказал Долларовый Билл, прикладываясь к стакану с «Гиннессом». — Но мне было бы интересно знать, каков будет приз, если мне повезёт выиграть.

— Вас в равной степени должно интересовать и то, какой будет расплата, если вам не повезёт и вы проиграете.

— Мне следовало догадаться, что это все слишком хорошо, чтобы продлиться долго.

— Вначале позвольте мне немного ввести вас в курс дела, — сказал Декстер Хатчинз, когда перед его гостем появился слегка поджаренный бифштекс. — 25 мая этого года хорошо организованная криминальная группа совершила в Вашингтоне одно из самых изобретательных преступлений за всю историю страны.

— Отличный стейк, — сказал Долларовый Билл — Передайте мою признательность шефу.

— Непременно передам, сэр, — сказал Чарльз, склонившийся за его стулом.

— Это преступление состояло в том, что из Национального архива средь бела дня была похищена Декларация независимости и подменена блестящей копией.

Долларовый Билл изобразил на лице удивление, но от комментариев решил пока воздержаться.

— Мы знаем имена нескольких участников этого преступления, но не можем арестовать их из опасений, что об этом станет известно тем, у кого сейчас находится Декларация.

— И какое это имеет отношение ко мне? — спросил Долларовый Билл, поглощая очередной кусочек сочного мяса.

— Мы думали, что вам, возможно, будет интересно узнать, кто финансировал всю эту операцию и у кого сейчас находится Декларация независимости.

Пока Долларовый Билл не услышал ничего нового, но ему давно хотелось знать, в чьих руках оказался документ. Ему не внушали доверия сказки Анжело про «частные руки и эксцентричного коллекционера». Он положил нож с вилкой и посмотрел на заместителя директора ЦРУ, который наконец завладел его вниманием.

— У нас есть основания полагать, что Декларация независимости в настоящее время находится в Багдаде лично у президента Саддама Хусейна.

Долларовый Билл открыл рот, но продолжал сидеть молча.

— Неужели у воров больше нет чести? — проговорил он наконец.

— Возможно, все ещё есть, — сказал Хатчинз, — поскольку наша единственная надежда на возвращение документа связана с небольшой группой людей, которые готовы рискнуть жизнью и подменить документ точно так же, как это вначале было сделано преступниками.

— Если бы я знал… — Долларовый Билл сделал паузу. — Чем я могу помочь?

— В данный момент нам срочно нужна совершенная копия документа. И мы считаем, что вы единственный, кто способен создать её.

Долларовый Билл знал точно, где в Нью-Йорке висит на стене идеальная копия, но не мог признаться в этом, ибо боялся навлечь на себя более страшный гнев, чем тот, на который был способен господин Хатчинз.

— Вы что-то говорили о призе, — сказал Долларовый Билл.

— И о расплате, — заметил Декстер Хатчинз. — Призом будет то, что вы останетесь здесь, в нашем конспиративном доме «Уэст коуст», где, согласитесь, не так уж плохо, и изготовите копию Декларации, способную выдержать самую придирчивую проверку. Если вам это удастся, вы уйдёте отсюда свободным и без каких-либо обвинений, выдвинутых против вас.

— А в чем будет заключаться расплата?

— После того, как будет подан кофе, вас выпустят на все четыре стороны.

— Выпустят? — недоверчиво повторил Долларовый Билл.

— Да, — сказал заместитель директора.

— Тогда почему бы мне не испытать до конца удовольствие от этого отличного обеда, вернуться в своё скромное заведение в Фермонте и забыть о том, что мы встречались?

Заместитель директора достал из внутреннего кармана конверт, вынул из него четыре фотографии и вручил их своему собеседнику. Долларовый Билл изучил фотографии. На первой была девушка лет семнадцати, лежавшая на плите в морге. На второй — мужчина средних лет, свернувшийся клубком в багажнике машины. На третьей — грузный мужчина, валявшийся на обочине дороги. И на четвёртой — пожилой человек представительной наружности. У всех четверых были сломаны шеи. Долларовый Билл вернул фотографии.

— Четыре трупа. И что из того?

— Салли Маккензи, Рекс Баттеруорт, Бруно Морелли и доктор Т. Гамильтон Маккензи. И у нас есть все основания считать, что такой же счастливый конец уготован и вам.

Долларовый Билл подцепил последнюю горошину на тарелке, допил последнюю каплю «Гиннесса» и замер, словно в ожидании, когда его посетит вдохновение.

— Мне понадобится пергамент из Бремена, перья из музея в Ричмонде, штат Виргиния, и девять разных чернил чёрного цвета, которые могут быть изготовлены фирмой на Кэннон-стрит в Лондоне.

— Что-нибудь ещё? — спросил Декстер Хатчинз, закончив записывать на обороте конверта список покупок для Долларового Билла.

— И ещё я подумал, не будет ли Чарльз так добр, чтобы принести мне ещё один большой стакан «Гиннесса»? У меня такое предчувствие, что он у меня будет последним перед долгим периодом трезвости.

Глава XXIII

Бертил Петерссон, главный инженер «Свенхалте АЦ», вышел к воротам фабрики, чтобы приветствовать господ Риффата и Бернстрома, прибывших этим утром в Кальмар. Вчера он получил факс из Объединённых Наций с подтверждением времени их прилёта в Стокгольм, а сегодня, позвонив в справочную аэропорта, узнал, что их самолёт приземлился с опозданием всего лишь на несколько минут.

Когда они появились из машины, Петерссон вышел навстречу, пожал им руки и представился.

— Мы рады познакомиться с вами наконец, господин Петерссон, — сказал тот, что был пониже ростом, — и благодарны вам за то, что вы нашли время встретиться с нами в такой короткий срок.

— Честно говоря, господин Риффат, для нас явилось неожиданностью, когда ООН сняла ограничения на мадам Берту.