Оборотни - Шах Эдди - Страница 52

Триммлер вышел час спустя, вначале осторожно приоткрыв дверь своего номера и проверив, нет ли кого снаружи. Удостоверившись, что предоставлен самому себе, он стал спускаться по запасной пожарной лестнице.

Эдем выскользнул из своей каморки и последовал за ним на некотором расстоянии. Триммлер подошел к двери пожарного выхода. Эдем прислушивался, пока не уловил звука закрывшейся двери. Он быстро спустился по лестнице на три этажа и успел заметить, как Триммлер исчез в конце коридора.

Эдем знал, что Триммлер направился в комнату 1589. Там был зарегистрирован седовласый мужчина. Эдем проверил это загодя.

В комнате они опять обнялись.

— Альберт, дорогой мой!

— Хайнрих!

— Шнапс, — сказал Гуденах, держа два стакана.

Они выпили.

— Порой я думал, что этот день никогда не наступит, — сказал Триммлер.

— А у меня не было сомнений, — ответил Гуденах.

Они заговорили о своих семьях, о старых друзьях. Гуденах никогда не был женат, его занимала только работа, только мечта вернуться в Германию. Он вспомнил, как его нашел взвод русских, с которыми был говоривший по-английски политический комиссар. Как и проинструктировал его Митцер, Гуденах рассказал комиссару, что он ученый-ракетчик. Понимая большое значение своей находки, комиссар немедленно вызвал врача из другой части, чтобы тот осмотрел поврежденную коленку Гуденаха. В полевом медсанбате ему сделали операцию самыми устаревшими инструментами и вскоре отослали в Москву. Он ехал в поезде вместе с ранеными солдатами, немецкими пленными и даже с овцой. В Москве его присоединили к группе немецких специалистов, работавших над воссозданием ракет «V-2». Ситуация странная, но у него не было выбора. Их жилые помещения были тесными, пища простой, но ничего лучшего Россия предложить не могла. Это был самый минимум, по западным стандартам, но ученые, занятые бесконечным и всепоглощающим трудом, с этим мирились.

— Как же вы сделали запуск прежде нас? — спросил Триммлер.

— Да, это поразительно, — рассмеялся Альберт. — Был Вернер со своей едкой, самодовольной улыбочкой, который заявил на весь мир, что американцы первыми окажутся в космосе, и мы решили побить их. Пока он разглагольствовал, мы работали. Хотя Ничего не было. Только наши руки и наша «изобретательность». — Говоря это, он похлопал себя по лбу. — Все было так, как в конце войны, когда Берлин ничего нам не давал.

— У Берлина ничего и не оставалось для того, чтобы давать.

— Так случилось и с Советами. Когда мы услышали о проекте «Авангард», мы подумали, что вы побьете нас. С вашими ракетами «WAC Корпорал» и «Викинг» вы имели огромное преимущество.

— Идиотизм! Мы использовали ракету «Редстоун», усовершенствованный вариант «V-2». Вернер блефовал, когда во всеуслышание объявил, что мы готовы для космоса. Так же заверяли в свое время Гитлера, что у нас все готово. Пресса, телевидение, кинокамеры, политики всего мира паслись на пороге наших конструкторских бюро, поджидая, когда это случится, а вы в один прекрасный момент вывели спутник в космос.

Гуденах лукаво улыбнулся.

— Мы знали, что вы не готовы. Ваши ракеты не развивали скорость семь миль в секунду. И не отличались надежностью. А наши отличались. Важно было иметь спутник весом меньше сотни килограммов. Руководил проектом русский. Спокойный человек. Не то что Вернер со своей машиной рекламы. Сергей Королев. Он боролся за нас, за всякую мелочь, в которой мы испытывали потребность. Мы вышли в космос вопреки Кремлю и всем тем аппаратчикам, которые думали, что мы теряем время и зря тратим их деньги.

— Я ругал вас, когда мне рассказывали о спутнике. Потом вы запустили эту маленькую собачку… — Триммлер сделал паузу, припоминая.

— Лайку. Маленькое милое животное.

— Вас называли варварами в западных средствах массовой информации. Закинуть такую маленькую собачку в космос, на верную гибель!

— Ах! Ваши люди поместили бы туда породистую собаку и затем потратили бы миллионы, чтобы вернуть ее обратно. Нам не нужно было создавать сумятицу вокруг животных, у нас имелись люди.

— Я еще больше ругал вас в 61-м, когда Гагарин полетел на космическом корабле «Восток».

Гуденах продолжал улыбаться.

— Но мы обошли вас, доставив человека на Луну, — постарался поставить точку Триммлер.

— Нам пришлось позволить вам победить хоть в чем-то, — пожал плечами Гуденах. Он потянулся за бутылкой и налил своему другу в подставленный стакан.

— Это нужно было сделать ради фатерланда, — сказал Гуденах. — И мы это сделали. А они никогда не знали об этом. Они никогда не понимали, почему ни одна из сторон не вырывалась далеко вперед. Но теперь этот рывок нужно сделать. Для Германии.

— Слишком поздно. Мы стары. Люди вчерашнего дня.

— Но мы обладаем знаниями.

— Сегодня все дети ими обладают. Наши знания — это то, что они изучают по своим учебникам в начальной школе. Молодые смогут прорваться к новым горизонтам. Они не представляют, что большинству из нас было только двадцать, когда мы работали в Пеенемюнде.

— Германия в нас нуждается. Именно поэтому для нас расчищают путь к возвращению.

— Увы, это не так.

— Чего же мы ждали все эти годы? Получить эти проклятые послужные списки из наших файлов и прибыть домой, не стыдясь, что нас назовут нацистами? К черту все это! Когда-то мы гордились, что нас называли нацистами. Раса господ! А теперь из-за того, что они переписали историю, мы стыдимся самих себя.

— Вы сделали ошибку, отправившись в Канны, — предостерег Гуденах.

— Мы всегда туда ездим. Каждый год. Кушман и Гроб тоже там были.

— Но это заставило американцев наблюдать за вами.

— Поймите, убийца целился в меня. Нажал на курок. Именно за мной он и охотился, — сказал Триммлер в свою защиту.

— А вы уверены в этом?

— Конечно. Если бы это не сорвалось, меня теперь бы здесь не было.

— Но кому же понадобилось вас убивать?

— Я этого не знаю. Неужели это просто мое воображение? Может быть, он просто хотел нас ограбить, но у него не получилось?

— Теперь это уже не имеет значения. После смерти Вилли они нас больше не хотят.

— Кто это говорит? — Триммлер внезапно встревожился.

— Фрик.

— А что же Гроб?

— Он напуган. Боится за себя.

— «Призраки Луцы». Это была мечта. Путь к возвращению.

— Фрика это не волнует. Если нам и суждено вернуться, то на свой страх и риск.

— Негодяи.

— Это новый порядок, Хайнрих. Может быть, мы сами виноваты, и теперь нам придется за это расплачиваться. Нам следовало бы вернуться домой раньше, в те давние дни, когда Германия только оправлялась от войны.

— Но они не хотели нам этого позволить.

— Несмотря ни на что, нам следовало пытаться.

— Мне все равно. Я все еще хочу домой.

— Я тоже, Хайнрих. Я тоже.

— Тогда так и сделаем.

— Вы понимаете, что они используют против нас наше прошлое, а это значит, что появятся израильтяне и другие и начнут за нами охоту. Вы хотите стоять в стеклянном ящике, как Эйхман?

— Он был убийцей. Мы же — ученые, — отклонил эту мысль Триммлер.

— Для них нет разницы.

Триммлер немного подумал, прежде чем ответить.

— Если мы предоставлены сами себе, тогда нам нужно отправиться домой и все посмотреть самим. Поговорить с Гробом, поговорить с Фриком. Лицом к лицу. Надоело, Альберт, я хочу быть дома. Ездили вы когда-нибудь снова в Пеенемюнде или в Нордхаузен?

— Однажды. В Пеенемюнде. Там все по-прежнему. Здания, установки для запуска ракет. Гнилые и ржавые, но все на месте.

— Мне очень хотелось бы это увидеть. Послушайте, когда конференция закончится, давайте встретимся там. У меня будет свободное время. Я приеду у Германию. Прежде всего в Нордхаузен.

— Я еще не располагаю вашей западной свободой.

— Не говорите мне, что вы не можете вернуться в Россию через Германию. В эти-то дни?

— Ну, допустим, — согласился Гуденах.

— Встретимся в Нордхаузене. В гостинице «Куротель», около металлургического завода.