Харбинский экспресс - Орлов Андрей Юрьевич - Страница 21

В приоткрытую дверь сунулся второй приказчик. Но ни тот, ни другой никак не смогли помешать тому, что случилось далее.

Семичев по-бычьи помотал головой и вдруг схватился за рукоять своей шашки. Одним махом вырвал из ножен. Клинок со свистом описал в воздухе стремительный полукруг.

Женя взвизгнула и швырнула в городового пустой шприц, который все еще держала в руке.

Городовой рубанул наотмашь, и Павел Романович ощутил — будто ледяным ветром обдало макушку. Невольно он наклонился и схватился рукою за голову. И оттого не видел, как снова взметнулась шашка.

А потом вдруг оказалось, что он лежит навзничь и смотрит на потолок. С потолком было неладно: из белого он быстро становился розовым, а после и вовсе алым. Комнату наполнили звуки, природу которых он не мог понять. Но звуки те были весьма неприятны.

— Словно кабан тонет в трясине, — подумал Дохтуров.

И тут вдруг потолок завертелся в глазах, а после стало темно.

Глава пятая

РЕЧНАЯ ПРОГУЛКА

— А дальше было просто, — сказал Павел Романович. — Суд, лишение диплома. И высылка.

— Куда же, позвольте спросить? — поинтересовался Сопов. Он приподнялся на локте и посмотрел на бывшего доктора. Изучающее посмотрел, с интересом.

— В Иркутск. Там снимал квартиру. Тетушка не оставила в бедствии, да и у меня имелись кое-какие средства. Выписывал поначалу «Медицинский вестник», после забросил. Действительность оказалась куда интересней. Приобрел опыт, который в Петербурге и за двадцать лет бы не стяжал.

— Позвольте, — проговорил Сопов, — насчет опыта спору нет… на своей природе, так сказать, оценил… но вам ведь запрещено было практиковать, не так ли?

— Запрещено. А что прикажете делать, когда земских врачей не хватает? Сперва приглашали для консультаций. А там…

— Небось и абортами промышляли? — Сопов натужно откашлялся. — Это уж как водится… Прибыльное дело.

Павел Романович коротко глянул на купца, но ничего не ответил.

— Очень трогательно, — сказал Агранцев, — только не проясняет нашего дела. Может, вы, доктор, еще кого невзначай уморили — уже на новом месте?

— Это верно, — проговорил Павел Романович, — это вы, ротмистр, в самую точку попали. Случалось. Соревноваться с вами не берусь, так как ваши подвиги на японской войне мне неведомы. Однако с охотниками-чалдонами дважды зимовать приходилось. От них научился стрелять. Не скажу, чтоб белке в глаз, но со ста саженей в лоб кладу волку без промаху.

— Револьвер?

— Карабин. А из револьвера упражнялся по крысам, на засеках перед зимовьем. Тут уж за мной мало кто мог угнаться. Прошу прощения за нескромность.

— Откуда ж у тамошних аборигенов револьверы взялись?

— Вот это как раз не диво, — неожиданно вмешался Сопов. — С германского фронта людишки побежали — много чего с собой принесли.

— К черту, — сказал Агранцев. — Мне до этого дела нет. Вы лучше скажите, что с вашей сестричкой-медичкой сталось?

— А ничего, — ответил Дохтуров. — У ней, оказалось, ребенок имелся. С матерью ее проживал. На тот момент как раз четыре года исполнилось. Суд приговор и смягчил. Штраф наложили — да только какой с нее штраф? Я о ней больше не слышал. Помнится, рассказывал кто-то, будто в Красный Крест поступила. Корпию щипала, под патронажем Ее Императорского Высочества.

Сопов пожевал губами.

— Кажется, снимаемся, — сказал он. — Слышите, вода заурчала?

«Самсон» в самом деле отваливал от причала. Между правым его бортом и причальной стенкой ширилась полоса темной стальной воды, на которой беззаботно качались бумажные оборванные цветы, надкушенные баранки и прочая мелочь. С берега отчаянно замахали шляпами.

Но обитателей каюты «16-бис» никто не провожал.

— Все вздор. — Агранцев подошел к окну каюты и с треском бросил вниз деревянную шторку, скрывая от глаз отплывающих пирс. — Ваша институтка меня не волнует. А что скажете насчет городового, который оставил вам на макушке столь памятную отметину?

— Лишился рассудка от горя, — сказал Павел Романович. — На суде двое стражников его еле держали. Все кричал, что для такого лекаря, как я, и вечной каторги мало… Смерти моей хотел.

— Надо думать… — молвил Сопов.

— Я за все ответил. Сполна, — сказал Дохтуров. — И сам себя осудил.

— Однако вы все-таки живы, — отозвался Клавдий Симеонович. — В отличие от жены несчастного городового. Думаю, у него на сей счет может быть свое, особое мнение.

— Именно, — донесся дребезжащий говорок Ртищева. — Благородный человек так бы и поступил… Если он человек чести…

— Бросьте! — сказал ротмистр. — Месть — это, безусловно, мотив, но всему есть предел. Но главное не в этом. Городовой знает эскулапа в лицо. И потому не стал бы умерщвлять всех без разбора. Словом, все вздор… А вот интересно — каков тут ресторан?

— Ресторан, я слышал, неплох, — сказал Сопов.

— Вам лучше о нем позабыть, — вмешался Павел Романович. — На три дня минимум. Это я как врач говорю.

— Ох-хо-хо! Грехи наши тяжкие… Однако ж и впрямь воздержусь. Кстати, господа, если у кого есть желание — можно вызвать стюарда. Кнопкой. Вон там, у двери. Все выполнит в лучшем виде. — Сопов снова достал портсигар и принялся выколачивать о ноготь мундштук папиросы.

Агранцев немедленно устроил проверку.

Через пару минут впрямь раздался стук в дверь и явился стюард. А спустя еще четверть часа он доставил заказ. Дохтуров с ротмистром сели закусывать. Сопов поглядывал с завистью, генерал — безучастно.

— Я вот что скажу, — сказал Сопов и, кряхтя, сел на своей койке. — Был у меня случай. В соседней лавке приказчик, этакий хлыщ с усами а-ля венгерский гусар, соблазнил хозяйскую дочь. И увез куда-то в Херсонскую губернию. Где, как полагается, и бросил после сладкого месяца. Девица, само собой…

— Руки на себя наложила?.. — вмешался Ртищев.

— Да оставьте вы свои сказки, ваше превосходительство! Вернулась домой, цела-целехонька. Только не сразу. Похудела, подурнела — а в подоле, вместе с семечной лузгой, ребятенок барахтается. Так тот лавочник дело продал, семью отдал на общественное призрение, а сам на юг подался. И нашел приказчика, будьте уверены. Тот к тому времени шинок открыл, торговал в свое удовольствие. Вот в шинке-то его и зарезали. И так чисто — никто ничего не видел, хотя день был скоромный, и толклось там изрядно народу.

— Думаю, помог кто-то, — сказал Павел Романович.

— А хоть бы и так? Что это меняет?

— Я хочу сказать — кто-то помог ему найти этого приказчика, — пояснил Дохтуров. — Херсонская губерния велика, без особенных навыков человека не сыщешь.

Сопов засмеялся.

— Ну, это уж мне неведомо…

«Как знать? — подумал Павел Романович. — Как знать…»

Разговор сам собой затих. Ротмистр тоже прилег, и бодрствовать, похоже, остался только Дохтуров. Он поглядывал на берега Сунгари, проплывавшие мимо в полуденной дымке.

С какой-то поры возникло у него чувство, что купец Сопов — вовсе и не купец. Или не только купец. Откуда такое ощущение взялось — сказать трудно. Однако, чем дальше, тем сильнее оно становилось.

Может, дело в том заключалось, что Клавдий Симеонович выказывал осведомленность в делах, которые простого купчину и касаться-то не должны? Или в манере держаться на мгновение проскакивало нечто жесткое и циничное, свойственное людям совсем иного рода занятий?

Возможно. Но скорее это чувство возникло после борьбы, которую Павлу Романовичу пришлось вести за жизнь господина Сопова. Во врачебной работе такое случается, и нет этому рационального объяснения: когда пациент находится на самом краю, вдруг происходит нечто — и душа его на миг внезапно приоткрывается; словно тонкий луч мелькнет из-за плотно задернутых штор.

Незаметно прошло около трех часов.

А потом размышления Павла Романовича внезапно прервались: «Самсон» разразился долгим гудком. И еще раз, длинно. Послышались раздраженные голоса.