Ожидая тебя - Майклз Кейси - Страница 20

— Возможно, вы и правы насчет люстры, Генри, — сказала она, все еще стараясь взять себя в руки. — Август и его гости частенько пользовались ею как мишенью для стрельбы. Видите следы от пуль в потолке? Загляните в свои книги и посмотрите, нельзя ли выкроить несколько фунтов, чтобы укрепить люстру.

— Несколько фунтов? Сначала ты хочешь починить крышу, теперь — люстру. Да у тебя не только фунта, пенса на все это не найдется, Мередит. Август заложил эту руину по самую крышу, а я работал за десятерых все эти годы, сдерживая кредиторов пустячными выплатами. Я не люблю жаловаться, Мередит, но это, знаешь ли, было нелегко.

— И вы замечательно справились, Генри. Я вам так благодарна, — уверила его Мери. — Вернемся к тому, о чем вы говорили. До вас, видимо, дошел какой-то слух? Сколько слухов мы слышали за эти годы! Не меньше дюжины. Ни один из них не подтвердился. Почему же вы сейчас так уверены? Неужели вы поверили им? Это на вас не похоже, Генри.

— На сей раз это не просто слух, Мередит. — Генри погладил подчеркнуто опрятные кружева вокруг ворота рубашки и снова сел, поглядывая на люстру. — Я был крайне удивлен, получив сегодня утром письмо из Лондона. От Джона. Он вернулся в Англию и объявил о своем решении прибыть в Колтрейн-Хаус через десять дней.

— Письмо? От Джека? Вы говорите совершеннейшую неправду, Генри. — В ушах у нее громко зазвенело. — Если бы это было правдой, вы сказали бы мне об этом, как только я вошла в комнату.

— Все в свое время, Мередит. Брак удастся расторгнуть, хотя это будет нелегко. Но когда сюда вернется Джек… Ах, Мередит, ты же помнишь, он уехал, потому что не был с тобой счастлив. Я только пытаюсь продемонстрировать тебе наличие выбора. Например, тебя может не быть здесь, когда он приедет.

Мери постаралась справиться с дыханием и посмотрела на люстру. Она просто висела под потолком. Никакого звона.

— Понимаю, — тихо сказала она онемевшими губами. — Джек возвращается домой, а вы советуете мне убраться, так как считаете, что он не захочет меня видеть. Неужели вы думаете, он может причинить мне боль? Я не знала, Генри, что вы такого плохого мнения о Джеке.

— Наоборот, он мне всегда нравился, Мередит. Но мы все знаем его скверный характер. Я не хочу, чтобы ты снова страдала. Ты растрачиваешь свою молодость, заботясь о собственности Джека. Ты сможешь снова выйти замуж. Думаю, не слишком ошибусь, если скажу, что виконт Уиллоуби будет рад…

— Я замужем, — глухим голосом ответила Мери.

— Я забочусь о тебе, Мередит. — Генри, казалось, был искренен. — Джон написал мне, а не тебе. Неужели это ни о чем тебе не говорит? Он либо надеется не найти тебя в Колтрейн-Хаусе, либо, если ты здесь, не иметь с тобой ничего общего?

— Я его жена, Генри, — возразила она, надеясь, что в ее голосе прозвучит хотя бы намек на уверенность. — Если Джек возвращается домой, я, как его жена, буду здесь, чтобы встретить его.

— И ты, конечно, готова стать его женой в полном смысле этого слова. — Генри вздохнул… — А ты уверена, что он этого хочет? Возможно, ты и любишь его — хотя это скорее детская влюбленность, скорее мечта, чем реальность, — но ты уверена, что он видит ситуацию теми же глазами? Если бы он любил тебя, неужели он смог бы оставить тебя на целых пять лет?

— Нет, не думаю, — призналась она, встала, и, по-старушечьи сгорбившись, пошла к двери. Сейчас ей не требовалось неуклюжее сочувствие Генри. Сейчас ей хотелось остаться одной, чтобы подумать, поплакать, даже закричать.

В дверях она обернулась и произнесла, медленно выговаривая каждое слово:

— Вы не правы, Генри. Вы не знаете моих чувств. Да, я жду возвращения Джека. Чтобы убить его.

И выбежала из комнаты.

Между тем высоко под потолком шла другая беседа: две души, невидимые человеческому глазу, радовались хорошим вестям.

— Мы слышали, что он сказал, — радостно крикнул Клэнси и, схватившись за цепь, на которой висела люстра, сделал вокруг нее три оборота.

— Хи-хо, хи-хе, мой Джек возвращается ко мне! Клуни глянул вниз на сидевшего на диване Шерлока, который посмотрел на люстру и пробубнил:

— Рассыпается на куски. Весь дом рассыпается на куски, — и быстро покинул комнату.

— Ты прав, Клэнси. Джек точно возвращается домой. И она собирается его убить.

— Но она его любит, — сказал Клэнси, прижимая руки к груди. — Такая смышленая девочка и так любит моего Джека.

— Он ее не заслуживает, — запротестовал Клуни. На самом деле он был рад — столько забот свалится с хрупких плеч его дорогой Мери, когда вернется Джек! А когда счастлива Мери, счастлив и Клуни. Ведь это так просто!

— Клуни? — окликнул его Клэнси, снова устраиваясь между рожками люстры.

— Ты видел, что Шерлок улыбнулся, услышав, что Мери убьет Джека? Как ты думаешь, почему он улыбнулся?

Глава 11

Джек натянул поводья и остановил большого черного жеребца на вершине холма, на том самом месте, где его жизнь сделала резкий поворот.

Отсюда началась его долгая и трудная дорога к взрослению. Он тогда намеренно не прислушивался к своему сердцу, гасил в себе чувства. И обеими руками схватился за цинизм, как тонущий хватается за соломинку. И держался за него пять долгих, мучительных лет.

То были годы, когда он отказывался думать. Отказывался чувствовать.

Он решил, что ему не нужны ни дружба, ни любовь. Он отмел даже ненависть в пользу ежедневной погони за тем единственным, которое, как ему казалось, было необходимо. За деньгами.

Когда же борьба стала для него важнее, чем жизнь? Когда он превратился в того человека, каким нынче стал? Когда уподобился пустой раковине, наполняющейся банкнотами и недвижимостью? За деньги он покупал информацию, дававшую ему силу, равную… ну, уж конечно, не счастью.

Счастье — это ребенок, бросающий камешки в ручей. Счастье — это лежать на спине на свежескошенной траве и придумывать, на что похожи проплывающие над головой облака. Счастье — смотреть, как Кипп учит Мери фехтовать. Джек смеялся до слез, наблюдая, как озорная девчонка, отвлекая Киппа на какой-нибудь пустяк, втыкает ему прямо в сердце тупую рапиру.

Счастье — это Колтрейн-Хаус, такой, каким он хотел его помнить.

Счастье — это Колтрейн-Хаус, такой, каким Джек Колтрейн его сделает: он так много работал лишь для того, чтобы восстановить усадьбу. Жаль только, что Клэнси и Клуни уже нет в живых и они не станут частью его будущего, ведь в них заключалась большая часть его счастья в прежние времена. Они покинули его, так же как он покинул их.

Слишком поздно. Он вернулся слишком поздно. Он был так захвачен своими планами, что упустил действительно важное. Да, Колтрейн-Хаус — это важно. Но какой ценой?

Неужели намерение спасти Колтрейн-Хаус было достаточным, чтобы покинуть любимых и дорогих на целых пять лет, наблюдая за ними издалека? Неужели слишком долгое невозвращение лишило его шанса на счастье?

Джек вздохнул, услышав, как подъехал Уолтер.

— Судя по топографическому описанию, которое ты мне дал, — произнес Уолтер, — и принимая во внимание логику действий зеленого юнца, у которого волос на голове было больше, чем ума, ты прав: именно это место является отправной точкой твоего юношеского позора.

— Иди ты к дьяволу, Уолтер, — небрежно бросил Джек и улыбнулся. Но улыбка была печальной. — Ты бы видел, друг, какой мы тогда устроили кавардак: все кричат, куда-то бегут. Кипп старается быть одновременно в трех местах. Хани рыдает, орет и колотит барона своим деревянным башмаком. А я, идиот, пытаюсь остановить испуганных лошадей. А потом откуда-то, будто с неба, сваливается Мери… — Джек опустил голову, прикусив губу. — Господи, я тогда подумал, что она мертва.

— А когда оказалось, что она жива, — успокаивающе сказал Уолтер, — тебе захотелось убить ее. Совершенно непонятно почему.

— В запальчивости я мог сказать или сделать что угодно. А уж если выпью… — признался Джек, глядя на своего компаньона. Уолтер был великолепен. Другого слова не придумаешь. Высокий, широкоплечий, с темной кожей, благородным орлиным носом и черными как ночь, но с тонкими ниточками седины волосами, ниспадавшими на плечи. Его коричневый сюртук ловко сидел на нем. Простой галстук, коричневый жилет, темно-коричневые брюки обтягивали железные мускулы бедер. Уолтер был одновременно похож на банкира и дикаря, на боксера и премьер-министра, на разбойника и священника.