Ожидая тебя - Майклз Кейси - Страница 11

Клэнси приписывал многое тому, что Август, неразборчивый в связях, переболел сифилисом. Его мозг постепенно разрушался, по большей части был замутнен алкоголем. Оргии в Колтрейн-Хаусе становились все менее шумными, все меньше на них присутствовало шлюх, все больше алкоголиков и заядлых картежников. Ночи напролет шла карточная игра.

Управление Колтрейн-Хаусом полностью перешло к Джеку и Генри Шерлоку. В ведении Генри были бухгалтерия и финансы, Джек занимался поместьем как таковым. Он каждый день объезжал поля, Мери чаще всего сопровождала его. В семнадцать лет она все еще вела себя как несносный ребенок, отказываясь понимать, что настало время повзрослеть, начать носить длинные платья, а не старые бриджи, закалывать волосы вверх, научиться вести себя как леди и оставить в покое Джека.

Два года назад леди Уиллоуби — добрая душа — объявила Мери прелестной девушкой, но когда дело касалось девичьих занятий, в отчаянии воздевала кверху руки. Мери хотелось одного — быть с Джеком, а Джек все время работал в поместье. Так что для него постоянное присутствие Мери было в некотором роде проблемой, и он не ведал, как ее разрешить.

— Я не вижу причины, почему Мери не может поехать, — говорил Кипп, возвращая Джека в настоящее, на конюшню, где они находились, и к их плану.

Джек осмотрел свою лошадь.

— Да, Кипп, я знаю, что ты имеешь в виду. Мы собираемся на разбой, вероятность того, что все кончится виселицей, большая, и ты считаешь, что Мери будет в восторге, если мы возьмем ее с собой. Давай ты останешься здесь с лошадьми, а я пойду и спрошу ее! Помнится, ей всегда хотелось скакать в компании Робин Гуда. Кипп покраснел и провел рукой по модно подстриженным светлым волосам.

— Ты прав, Джек, — сознался он, взял обеих лошадей за поводья и вывел из конюшни. — Просто она всегда так убедительна, когда пытается доказать, что будет не мешать, а помогать.

— Ей семнадцать лет, Кипп. Единственное, что она умеет хорошо делать, так это как раз быть помехой. Она в этом даже преуспевает.

— Только потому, что любит тебя, Джек. Но тебе на нее наплевать, — усмехнулся Кипп, — ты все еще мечтаешь о светловолосой мисс Уилкинс, с которой познакомился в Лондоне. А Мери об этом знает?

— Нет, Кипп, — покачал головой Джек. — Мери не знает. Если только ты ей не протрепался.

— Ты, по-видимому, намекаешь на то, о чем я проговорился в прошлом году? Как ты однажды ночью слишком увлекся графином с бренди и тебе стало плохо?

— И на это в том числе. В ту ночь она чуть было не сломала дверь в мою комнату, Кипп. Она предлагала положить мне руку на лоб, пока меня выворачивало.

— Это потому, что она любит тебя, счастливчик! Или ты потерял способность видеть настоящую красоту, когда ею размахивают прямо перед твоим носом? Эти волосы, это лицо… эти длинные-длинные ноги! И вместе с тем такая наивность. Просто прекрасный бутон, готовый вот-вот распуститься. И не подозревает, как желанна.

Джек, чувствуя, что начинает злиться, постарался, однако, сдержаться.

— Она моя сестра, Кипп.

Его друг пристально на него посмотрел:

— Нет, Джек. Она тебе не сестра. И она знает об этом вопреки тому, что ты упорно не желаешь признаться в правде даже самому себе. — По лицу Джека Кипп понял, что все его слова напрасны, и попробовал зайти с другой стороны.

— Так ты решил сделать предложение мисс Уилкинс?

— Какое предложение? — Явное недоумение было написано на лице Джека. — Я работаю на этой земле, как простой рабочий. Раз в год я езжу с тобой в Лондон, бесстыдно пользуясь твоими деньгами. Я не могу помочь Мери, я не могу спасти Колтрейн-Хаус, и я играю в глупые и опасные игры, чтобы не сойти с ума. Ты хочешь, чтобы я это предложил мисс Элизабет Уилкинс, Кипп? Что-то подсказывает мне, что она вряд ли будет польщена.

Джек ловко вскочил в седло, не собираясь делиться с другом прочими соображениями. А именно, что мисс Элизабет Уилкинс ему вообще не нравится. Ни одна из женщин, с которыми его знакомили, ни одна из тех, с кем он ложился в постель, его ничуть не интересовала.

— Ну, нам пора. Я хочу, чтобы мы заняли нужную позицию до того, как станет совсем темно.

— Ах, как же несправедливо было называть мою Мери помехой, — сказал Клуни, когда они с Клэнси вышли из своего укрытия в конюшне. Оскорбленный до глубины души, Клуни стал бить себя в грудь кулаками. — Эти слова полоснули по моему сердцу словно лезвием.

— Джек говорил так о Мери только потому, — успокаивал его Клэнси, — что не хотел, чтобы Кипп знал, как сильно он ее любит. А ты знаешь, что любит. Но иногда она и вправду может быть чумой. Признайся, Клуни. Ведь может.

Клуни опустил голову.

— Она не собиралась подкарауливать Джека, когда он целовал белокурую Молли Берне за конюшней. Танцовщицу из «Ковент-Гардена», клянусь, мы нанимали в последний раз.

— Согласен, Мери не хотела подглядывать за Джеком, но он с ней потом неделю не разговаривал. Давай, Клуни, торопись. Они уже довольно далеко отъехали, мы же не хотим пропустить такое зрелище. Или ты останешься и будешь следить за каждым шагом Мери, как ты это делаешь, когда отец Джека в замке? Как будто этому чертенку нужна защита. Ты видел, как она вчера направила пистолет на жирного дружка Августа, когда тот попытался поцеловать ее? Упаси Господи узнать об этом Джеку.

— Она уже давно научилась не рассказывать ему подобные истории. Особенно после того, что случилось, — напомнил Клуни. — Ужасный Август и те два негодяя могли бы убить мальчика, если бы мы не сломали дверь и не спасли его.

— Я думал, что тогда все и кончится, Клуни, — вздохнул Клэнси. — Я думал, что как только Джек поправится, он навсегда уедет из Колтрейн-Хауса. Но это не в характере моего мальчика, Клуни. Даже тогда он не сбежал. «Бейся до последнего вздоха» — вот девиз моего Джека, как и у одного из лучших героев старины Уилла. Ну а теперь поехали. Спрячемся где обычно.

Клуни забрался в седло. У него болело бедро при ходьбе, а в седле почему-то меньше. Клэнси так и не выучился ездить верхом, хотя поскакал бы на край света, только бы быть рядом со своим любимым Джеком.

— Я за тобой, — сказал Клуни, наблюдая с усмешкой, как тощая фигура Клэнси подпрыгивает в седле, совершенно не в такт шагам лошаденки с отвисшим животом.

Клуни затянул было «Скажи мне, где любви начало?», но Клэнси обернулся и взмолился:

— Ради Бога, старик, перестань петь. И без тебя тошно.

Глава 7

Джек сидел на земле на обочине дороги, прислонившись к дереву. Он заранее выбрал это место: с него на целую милю была видна дорога, вившаяся вниз по холму по направлению к Колтрейн-Хаусу.

— Мне будет этого не хватать, когда все закончится, — сказал Кипп, садясь рядом. Он держал в зубах манильскую сигару, втайне надеясь, что так больше похож на виконта Уиллоуби, чем на ребенка, который любит надевать большие сапоги своего отца. — Лунный свет придает всему загадочность. И мне определенно нравятся маски, несмотря на то что ты всего лишь разрешил мне любоваться на твою спину из-за кустов. Одинокий путник — такая романтическая фигура. Кого мы ждем? Кто настолько глуп, что покинет Колтрейн с наступлением темноты, а не при свете дня? Я, конечно, понимаю всю романтичность грабежа лунной ночью. А что похищено в качестве платы за долг? Джек забрал у друга сигару и сунул ее себе в зубы.

— Это барон Хартли, — сказал он, и его глаза превратились в щелки. — Он был слишком пьян днем, чтобы уехать. Что касается твоего вопроса, барону приглянулись серебряные канделябры и еще кое-что другое.

— Что, например?

— Хани Максвелл, — зло усмехнулся Джек, покусывая сигару. — Она, правда, не разделяет его восхищения. И родители Хани не считают свою дочь собственностью Колтрейна, которую можно обменять на пачку долговых расписок. — Улыбка сошла с лица Джека. — Но это не остановило барона: он затащил ее в свою карету и приставил к ней охранника до времени отъезда. То ли он намерен везти ее в Лондон, то ли просто воспользуется ею и вышвырнет где-нибудь по дороге.