Роковое наследство (Опасные связи) - Майклз Кейси - Страница 37

Солнце ослепительно сияло у него за спиной, так что его лицо было в тени, но тем не менее нельзя было не отметить благородства его черт. Приходилось ли ей когда-нибудь видеть такие пламенные глаза, такой совершенной лепки скулы, такой прямой нос? Он сидел неподвижно, даже расслабленно, и все равно его тело излучало такую скрытую энергию, что Кэт вообразила, будто он способен мгновенно протянуть руку и схватить ее, прежде чем она успеет сделать хоть шаг в сторону.

Так же как он схватил ее вчера под березами. Нет, неправда, Люсьен не хватал ее. Его действия совершенно не походили на тот ужасный случай в Ветлах, который безжалостно сломал всю ее жизнь. А вчера она заранее знала, что Люсьен поцелует ее, она каким-то образом поняла это в ту самую секунду, когда он взял ее под локоть и повел вниз по лестнице из дома.

Она знала заранее, и она позволила этому случиться. Возможно, она даже желала этого. Просто она боялась признаться в этом самой себе вплоть до сегодняшнего утра. Всю ночь она провела без сна, вновь и вновь переживая их поцелуй и то, что было потом, когда исчез ее инстинктивный страх и она смогла что-то почувствовать, и молилась, чтобы Люсьену, этому необыкновенному человеку, удалось победить ее отвращение к физической близости с мужчиной, чтобы она могла испытывать те же чувства, что и все нормальные люди.

И он сделал это. Его прикосновение оказалось целительным, хотя нанесло ей новую глубокую и неожиданную рану. Ну как ей теперь жить дальше, зная, чего она лишена? Ибо у Кэт Харвей, этой грязной, обесчещенной женщины, нет права мечтать о счастье с каким-нибудь мужчиной. И если у нее когда-либо, пусть даже на миг, и мелькала какая-то призрачная мечта, то Люсьен сумел поставить ее на место: ведь он не пошел следом за ней, не сказал ей, что он незаконнорожденный сын, до которого никому нет дела, так же как и до нее, — и что к черту ее прошлое — его интересует только ее будущее.

Кэтрин двинулась к сервировочному столу, стараясь не смотреть на него, хотя всей кожей ощущала на себе его жгучий взгляд. Еще никогда в жизни она не испытывала такой тревоги в присутствии мужчины.

— Доброе утро, Кэтрин. Как это мило снова встретиться с вами — надеюсь, безоружной.

— Уже почти десять. Я надеялась, что вы успели позавтракать и ушли, — пробормотала она невпопад, так как язык почему-то плохо ее слушался.

— Неужели вы еще не привыкли, Кэтрин? Я никогда не поступаю так, как должен. — Он поднялся, чтобы подвинуть ей стул, пока она наполняла свою тарелку, потом взялся за кофейник. — Вы позволите вам налить? Сегодня утром я на удивление великодушен.

— Спасибо, не надо. Если вы надеетесь дождаться Мелани, боюсь, что вас ждет разочарование. Она никогда не поднимается прежде полудня. — Кэт уставилась в тарелку, в замешательстве обнаружив, что зачем-то положила себе целых два вареных яйца. Ведь она ненавидит вареные яйца. Взяв в руки вилку и нож, она отрезала ломтик розовой ветчины, но так и не донесла ее до рта: — Вы собираетесь навестить днем Эдмунда? Он мечтает повидаться с вами снова.

— Я и не сомневаюсь в этом, Кэтрин. И с моей стороны было бы просто безобразием его разочаровать. Однако я запланировал совещание с управляющим имением, а это довольно занудное мероприятие — боюсь, оно затянется до самого обеда.

Она не удивилась бы сильнее, если бы он сообщил, что собирается слетать на луну на пушечном ядре.

— Вы встречаетесь с Джереми Ватсоном? Зачем?

Он наполнил чашку кофе и поставил перед ней.

— Ох, дорогая. Я и вправду должен объяснить? Это так утомительно, дорогая.

Кэт съежилась и набросилась на ветчину так, словно собралась съесть ее вместе с вилкой. Хотя она не считала себя самой проницательной женщиной на свете, она не сомневалась, что для Люсьена словечко «дорогая» вряд ли означает нечто лучшее, чем простое ругательство. Она заставила его подождать, расправилась с ветчиной и ответила:

— Извините. Я позволила себе лишнее.

— Да, Кэтрин, позволили, и не первый раз. Примите мои комплименты. Я не думал, что человек в вашем положении способен сознавать, что прилично, а что — нет. — Он откинулся на спинку стула, поднял салфетку и промокнул предполагаемое пятнышко на губах.

— Человек в моем положении?..

Да что это? Она что, попугай, что повторяет его слова? И ведь она знала, что он сдерживает свой темперамент, сохраняя внешнее равнодушие, что дается ему с большим трудом. С таким же трудом сдерживает себя и Кэт. Чего он ждал от нее? Что она бросится к нему на грудь, умоляя повторить вчерашнее? Или потребует награды за ласки? Или он полагает, что она отдастся с такой же легкостью, с какой его дражайшая мачеха отдается конюхам?

— Я должна воспринимать это как оскорбление?

— Я не знаю, Кэтрин. Понимайте… как бы мне выразиться поделикатнее… я никогда еще не сиживал за одним столом с кормилицей, которая была бы окружена таким почетом. Мне остается удивляться только, что вчера за обедом не вы сидели во главе стола.

Вряд ли он останется таким красавцем, если она швырнет в его аристократический нос яйцо! Вряд ли он будет продолжать свои шуточки, если она выплеснет содержимое кофейника ему на штаны!

Чего он добивается? С чего эти нападки и оскорбления? Да кто он такой в конце-то концов, чтобы смотреть на нее свысока?! Ну да будет ему известно, что она питается в обществе Эдмунда, и выходит лишь к завтраку, чтобы тот мог заняться утренним туалетом с помощью лакея. И черта с два она изменит этот порядок из-за издевок и грубостей Люсьена. Завтрак в столовой был для нее символом, потребностью, и она это заслужила!

— Кэтрин? — Его голос заставил ее очнуться от гневных размышлений. — У меня возникла идея. Повеселитесь вместе со мной, если хотите. Идея относительно того, как вы познакомились с Эдмундом и откуда ему известно о вашем ребенке. Ведь вы вошли в его дом так же легко, как рука в перчатку. Это настолько странно, что не может не вызывать подозрения, вам не кажется?

Вскинув голову, она изумленно уставилась на него, приоткрыв рот. Невероятно! Люсьен считает, что она знала Эдмунда до того, как появилась в Тремэйн-Корте. Знала интимно. С него станется, что он решит, что она и забеременела от Эдмунда! Неужели он способен уверовать в эту чушь?! Каким бы извращенным и нелепым…

— Ваше молчание выдает вас. Отвечайте мне, Кэтрин! — Она не заметила, как он встал со стула, подошел и теперь стоял перед ней, положив руки ей на плечи.

— Вы сошли с ума!

— Неужели, дорогая? А вы на минуточку прислушайтесь к моим доводам. Вы продемонстрировали превосходные манеры, хотя я по-прежнему сомневаюсь в правомочности вашего присутствия за столом. Ваша чистейшая речь выдает вашу образованность, а ваша гордость — ваше происхождение. Да, дорогая, именно гордость. Вы можете быть чудесной кормилицей, приятной компаньонкой, но было бы глупо рассчитывать, что из вас получится хотя бы сносная служанка. Вы до этого не унизитесь.

Он начал поглаживать ее плечи, а потом руки его скользнули ниже.

— Так где же Эдмунд откопал вас? Когда был в Лондоне у своего поверенного, незадолго до моего отъезда на Полуостров? Хотя сам я никогда не был большим охотником до Балов Киприды, я знаю, что там ошивается немало великосветских дамочек. И подумать только, что после этого Эдмунд считает себя вправе судить о нравственности моей матери. Смешно, да?

— Да как вы смеете подозревать Эдмунда в подобных низостях?! — Она попыталась вскочить, но его сильные руки толкнули ее обратно на стул. — И позвольте напомнить, что я вовсе не обязана отвечать на ваши вопросы, мистер Тремэйн!

— Ах, дорогая, но ведь вы отвечаете. Вы очень помогли мне, Кэтрин. Как вы сами изволили мне напомнить, я — в глазах всего света — старший сын Эдмунда Тремэйна, его наследник, его правая рука и опора, особенно теперь, когда он, так скажем, не у дел. Сегодня днем я встречусь с Джереми Ватсоном и снисходительно позволю ему объяснить мне причину столь плачевного состояния поместья Тремэйн-Корт. Как вы понимаете, это мой долг — долг любящего сына.