Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Невеста Единорога - Майклз Кейси - Страница 58


58
Изменить размер шрифта:

Она слегка прикусила его подбородок, ее влажный язык начал описывать небольшие круги на его небритой щеке, а он нес ее к ковру, расстеленному перед угасающим камином.

— Я думаю, ваша светлость и мой муж, — проговорила она, притягивая его к себе, — для начала вы должны расстегнуть эти пуговицы.

— Озорница, — пророкотал он низким горловым голосом, отбрасывая в сторону ее платье.

— Морган, Морган, пожалуйста, — прошептала она, обвивая его руками. Ее тело приподнялось с ковра, ее дыхание жгло ему шею.

Он повалил ее на спину, заглядывая ей в глаза.

— Говори, Каро, — просил он, играя ее налившимся соском, а его другая рука гладила ей живот. — Ты учитель, помнишь? Ты должна сказать, чего ты хочешь.

— Я хочу… я хочу, чтобы ты любил меня, — уклончиво ответила она, призывно раздвигая ноги. Ее тело было красноречиво, но слова не шли с ее языка, и эта внезапная робость делала ее еще более желанной.

— Я буду любить тебя всегда, моя девочка. Всегда. — Он поднял голову и улыбнулся, глядя на Каролину и молча благодаря ее.

ГЛАВА 19

Вы не поверите, но истина странна;

Странней, чем вымысел.

Джордж Байрон

Каролина надела свое бледно-голубое муслиновое платье, которое, по мнению Моргана, ей больше всего шло. Бетт завила ее, и ее волосы ниспадали волнами, перехваченные широкой шелковой лентой. Ее туфли были белыми, как и сумочка, которую она захватила с собой, хотя и не собиралась выходить из дома. Просто ей нравилась эта сумочка. Это был достаточный повод, чтобы ее носить.

А на ее шее, отсвечивая золотом, висела подвеска с Единорогом.

Еще предстояло решить множество проблем. Морган должен был съездить к графу и отказаться от своего заявления, что она — пропавшая леди Каролина. Он даже пообещал поговорить с Ричардом и выслушать его. Она видела, что любовь сделала Моргана более терпимым и мягким.

— Доброе утро, ваша милость, — проговорила она счастливым голосом, проскальзывая в гостиную. Улыбка ее немного увяла, когда она увидела, что герцог сидит в своем обычном кресле, уже положив на колени молитвенник и нахмурившись. Она не знала, какое чувство в ней было сильнее: жалость к человеку, потерявшему младшего сына, или злость к упрямому глупцу, отвергавшему любовь старшего.

— Надеюсь, вы хорошо чувствуете себя сегодня? — спросила она, пытаясь улучшить его настроение. — Прошлый вечер был нелегким. Ферди, по-моему, должен быть доволен собой. По крайней мере, я очень горжусь им.

Герцог оторвал взгляд от молитвенника:

— Фредерик простил своего отца. Прощение — это наш долг, если мы хотим быть добрыми христианами. — Он дважды кивнул, как бы в знак согласия с собственными словами, потом снова нахмурился. — Но вслед за прощением, к несчастью, не всегда приходит забвение. Как я ни стараюсь, сколько ни молюсь, забвения нет и нет. Морган снова не оправдал моих надежд. Я должен был это предвидеть. Он всегда приносил мне одни разочарования.

Каролина, чей взрывной темперамент дал о себе знать, не сразу овладела собой.

— Знаете, что я вам скажу, ваша милость? — заявила она, становясь напротив него. — Время от времени я начинаю удивляться, почему Моргана так беспокоит, что вы о нем думаете, почему он идет на такие жертвы, чтобы завоевать вашу любовь.

— Морган? — герцог в недоумении взглянул на нее, как будто она вдруг заговорила с ним по-гречески. — Моя дорогая девочка, я не знаю, о чем ты говоришь, правда, не знаю. Конечно, я люблю Моргана. Он мой сын.

— Нет, ваша милость, — возразила Каролина, уперев руки в бока и пускаясь во все тяжкие: семь бед — один ответ. — Морган не ваш сын. Джереми был вашим сыном. Морган, ваша милость, это ваша жертва.

Подбородок герцога задрожал, и слезы заблестели в его глазах.

— Джереми? Что Морган рассказал тебе о Джереми?

— Он рассказал мне, как Джереми сбежал, как последовал за Морганом во Францию, как он умер. Да, ваша милость. Я знаю все это, и больше, чем вы когда-либо узнаете.

— Я знаю достаточно! Джереми пал жертвой своей злосчастной привязанности к брату. Он умер из-за Моргана, из-за его эгоизма и тщеславия, из-за склонности Моргана к авантюрам.

— Правда? Но если ваши чувства таковы, ваша милость, почему же вы помогали Моргану отомстить Ричарду?

Герцог наклонил голову, потирая лоб:

— По глупости. Просто по глупости. Я верил, что это может выставить Ричарда трусом, оставившим в беде товарищей, чтобы спасти собственную жизнь. Мне захотелось увидеть его поверженным, увидеть графа Уитхемского страдающим от того, от чего страдал я.

— И увидеть, как ваш сын идет драться с виконтом? — хладнокровно предположила Каролина. — В надежде на то, что Морган умрет?

Вильям Блейкли, герцог Глайндский и богобоязненный христианин, медленно поднялся на ноги и посмотрел Каролине прямо в глаза:

— Да, мое дитя. В надежде, что Морган умрет. Я бы молился, чтобы они оба умерли, чтобы он и Ричард убили друг друга. Умереть должен был он. Не Джереми. Ни в коем случае не Джереми. Бог взял не того.

Каролина сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладонь. Может быть, сиротство было Божьим благословением, которого она не ценила в полной мере вплоть до этого момента.

— Да, ваша милость, — хрипло прошептала она наконец, когда молчание стало непереносимым. — Бог действительно взял не того человека. Он должен был взять вас. Тогда Он, может быть, смог бы вам объяснить, на чем держится мир!

Она повернулась на каблуках и вышла, недоумевая, почему это утро показалось ей таким чудесным.

— Через пару минут можешь его впустить. Да, вот еще что, Хетчер, пожалуйста, проследи, чтобы нам не помешали, даже если услышишь… гм… что-то непривычное. Спасибо, Хетчер.

Ричард растянулся в черном кожаном кресле, уже одетый в выходной костюм, хотя было еще только девять утра, и жадно взглянул на графин с бренди.

«Кларет — это сладкая водичка для мальчиков; портвейн — напиток для мужчин; но кто хочет быть героем, должен пить бренди».

Кто это сказал? Ах да, Сэм Джонсон. Ричард покачал головой. Нет, пусть бренди остается там, где он стоит, что бы ни говорил добрый старый Сэмюэл Джонсон. В конце концов, он выполнил предписание Джонсона три года назад. Залез в графин и безвылазно сидел в нем почти четыре месяца. Достаточно долго, чтобы вытерпеть череду торжеств, поздравительных речей и церемоний по случаю вручения наград. Бренди тогда ему не помог: он не притупил боли, не развеял воспоминаний.

Почему он должен помогать теперь?

Теперь, когда Морган на пороге его дома и готов потребовать ответов на свои вопросы.

Ричард взял чашку чая, но поставил ее обратно на поднос, когда почувствовал, как трясутся его руки. Он должен держаться, должен забыть, как он любил Моргана Блейкли, и помнить о том, что он должен его защитить, защитить память Джереми. Защитить себя. Защитить себя? Об этом ли он заботился? Он еще раз взглянул на графин.

— Ты ждал меня.

Ричард повернул голову к двери и увидел высокую, широкоплечую фигуру Моргана, почти загородившую свет из окна. Морган не задал вопрос, он констатировал.

— В самом деле, дружище, я ждал тебя долгие часы. Это было очень трудно — покинуть ее постель?

Зачем он спросил об этом? Разве недостаточно того, что он видел любовь в глазах Моргана вчера вечером, когда тот смотрел на Каролину Уилбер? То выражение, которое он мечтал увидеть в глазах Моргана, когда тот смотрел на него, Ричарда.

Морган вошел в комнату и занял кресло напротив Ричарда.

— Я отказался от идеи вызвать тебя на дуэль, Дикон, — сообщил он тихо, обыденным тоном. — Сказать по правде, я чуть ли не обрадовался, когда ты так успешно сорвал мой план вчера вечером. Однако, мой некогда лучший друг, если ты еще раз оскорбишь мою жену, я без всякого сожаления выпорю тебя хлыстом.

Женитьба… Это окончательно. Надежда, которая вопреки всему еще теплилась в его сердце, угасла.