Евангелие от Чаквапи - Стукалин Юрий Викторович - Страница 43

— Ладно, — индеец махнул рукой, останавливая его. — Это не наше дело.

Никита тяжело вздохнул и замолчал. Нахмурившись, он полез за новой сигаретой, закурил, а я спросил индейца:

— Ты знаешь, как отсюда выбраться?

— До границы с Мексикой отсюда миль двадцать пять, — сказал Рико, не отрывая от нас внимательного взгляда, — а до ближайшего американского городка вдвое больше. — Он помолчал пару секунд, прищурившись глядя на меня, после чего добавил: — Я помогу вам выбраться отсюда, а вы поможете нам.

Глава 26

Три большие черные птицы, тяжело оторвавшись от земли, взмыли ввысь и медленно закружили в небе. Шериф Ван дер Вейк остановил пикап, сдвинул на шею платок, прикрывавший нос и рот, и устало откинулся на спинку сидения. Кондиционер сломался еще вчера, и теперь в салоне было жарко и душно, как в аду. Горячий ветерок, врывавшийся в открытые боковые окна при движении машины, не приносил облегчения, а поднимаемая колесами пыль заполоняла салон, отчего дышать можно было, только повязав платок на лицо так, чтобы он закрывал нос и рот. Пот градом струился по его телу, рубашка и джинсы намокли, и их впору уже было выжимать. Шериф оторвал пальцы от раскаленного на солнце руля и вытер липкие, мокрые ладони о влажную ткань джинсов.

Увидев издали темное пятно на земле, на котором сгрудились копошась три стервятника, он предположил худшее, но теперь можно было спокойно передохнуть пару минут… Поганая пустыня с ее чертовым пеклом. Ван дер Вейк прикрыл глаза и представил, как было бы хорошо сейчас голышом броситься в огромный сугроб и зарыться в нем с головой или, на худой конец, забраться в холодильник и плотно прикрыть за собой дверцу. Даже его вечно пыльный, душный городок, где он вот уже с десяток лет служил шерифом, казался ему теперь райским оазисом. Он предполагал, что поиски таинственного убийцы, жестоко расправившегося с индейским мальчиком, будут делом нелегким и, вполне вероятно, не принесут ничего, кроме мук душевных и физических. Но он и подумать не мог, что все окажется так тяжело. Едва солнце поднималось над горизонтом, его лучи накаляли крышу пикапа настолько, что на ней можно без проблем приготовить себе яичницу да поджарить пару ломтиков бекона. Только ночь приносила облегчение, и он останавливал машину, располагался на заднем сидении и забывался сном, не обращая внимания на все неудобства и постоянно затекавшие ноги. Конечно, лучше ехать ночью, а в дневное время прятаться от жарких солнечных лучей в выкопанной под машиной яме, но след столь плохо различим, что в свете фар его легко потерять.

Шериф многое повидал на своем веку. По долгу службы, не считая бытовых конфликтов с проломленными черепами, ему приходилось сталкиваться и с избитыми до полусмерти бродягами, чьи лица превращались в кровавое месиво без признаков человеческого обличия, и с расчлененными трупами нечистых на руку бизнесменов. Несколько раз он побывал в перестрелках, где жизнь его висела на волоске, носил на своем теле следы от ножа одурманенного зельем наркомана… Но ему всегда удавалось сохранять спокойствие, некую хладнокровную отчужденность, не испытывая ненависти к преступившим закон… Отвращение — да, может быть, — но не ненависть. «Кто-то должен выполнять эту работу», — говорил он жене каждый раз, когда она, заламывая в слезах руки, заводила разговор о том, что неплохо бы ему подыскать другую, менее опасную работу. И каждый раз, в ответ на его слова, жена указывала ему на сына, говоря, что мальчику нужен отец, и если его, Питера Ван дер Вейка, убьют, мальчик будет расти без твердой отцовской руки, и ей одной будет сложно управиться с ним, когда он достигнет столь непростого переходного возраста. «Он может связаться с какой-нибудь бандой, — причитала жена, — или стать наркоманом». Она принималась перечислять всевозможные неприятности, которые обязательно постигнут их маленького Дэнни, если Питера вдруг убьют. А маленький Дэнни, играющий в своей комнате, слыша надрывающийся голос матери, заходил в гостиную, смотрел на нее внимательно и беззаботно большими голубыми глазами, а затем говорил успокаивающе: «Мама, не волнуйся, когда я вырасту, я стану полицейским, как папа». Каждый раз, когда малыш слышал, как она выговаривала отцу, он произносил именно эту фразу. Малыш произносил ее настолько по-детски торжественно и гордо, что оба они — и Питер, и его жена, — не могли сдержать улыбки. Жена украдкой смахивала слезу, прижимала сына к себе, гладила его по голове и шептала ему: «Какие же вы у меня, Ван дер Вейки, упрямые. Что ты, малыш, что твой папа».

Может быть, именно из-за него, из-за Дэнни, Питер на этот раз потерял хладнокровие. Смерть Сэмуэла Кончо — тринадцатилетнего индейского паренька, которого за ум и прилежность любили в округе все от мала до велика, шокировала Ван дер Вейка настолько, что он потерял покой. К расследованию этого жестокого, неоправданного убийства он не смог отнестись как к работе. Он не мог оставить его «висяком» и спать спокойно. «Так не должно быть, — твердил он себе, выкуривая одну сигарету за другой: — Не может этот человеко-зверь ходить по Земле, совершив такое. Не место таким на Земле». Жажда мести смешивалась в его душе с болью, обидой, непостижимостью произошедшей дикости, и теперь для него стало делом чести найти негодяя.

В день убийства Ван дер Вейк пытался по следу, оставленному машиной преступника, догнать его, но, покрутившись по бездорожью, мерзавец выехал на асфальтированную трассу, где след его был потерян и дальнейшее преследование оказалось бессмысленным. Шериф поднял на ноги полицию всего штата, предоставив описание особенностей рисунка протектора шин.

Первый день результатов не дал, но к вечеру второго дня похожие следы обнаружили в двадцати милях от границы с Мексикой — преступник старательно обогнул городок Аквенто и заночевал в узком каньоне, где вероятность столкнуться с невольными свидетелями была чрезвычайно мала.

Оставив все дела на помощника, Ван дер Вейк помчался туда. Были задействованы все службы, но обнаружить никого не удалось, а след снова оказался потерян. И хотя Питера убеждали, что сделано все что можно, что преступник давно уже скрылся в Мексике, шериф не желал сдаваться. Он сам объезжал окрестности — дикие, пустынные земли, где обычному человеку незачем появляться — в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку, способную вывести его на преступника. И он нашел ее… Он нашел следы двух человек — мужчины и женщины. Мужчина вел в поводу лошадь, у которой на правом переднем копыте была немного сбита подкова. Он знал эти следы — это были следы жеребца Рико Кончо. И следы обуви мужчины он узнал сразу — рифленая подошва с надписью «Brevet» — в этой обуви обычно ходил Рико. Кем была женщина, Питер не знал, но, судя по оставленным ею следам, она сильно истощена. Женщина часто опускалась на песок, чтобы отдохнуть. Отпечатки ее следов были неравномерными, расстояние между ними разным, а от мысков тянулись вперед длинные полосы — женщина шла пошатываясь, подволакивая заплетающиеся ноги.

И шериф принял единственно верное в сложившейся ситуации решение — Рико, как и он сам, искал убийцу своего брата. Возможно, индейцу известно что-то, чего не знает он, Ван дер Вейк. Рико не остановится, даже если на поиски уйдет вся оставшаяся жизнь. Но, зная индейца, шериф не сомневался — апач найдет своего врага гораздо раньше. И Ван дер Вейк поехал следом за ним…

Он раскрыл глаза, устало вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб и распахнул дверцу пикапа. Кряхтя, он вылез наружу и медленно подошел к трупу лошади. Вспугнутые стервятники продолжали кружить над ним, надеясь, что человек вскоре уберется вон, дав им возможность вернуться к пиршеству. Стервятники и солнце уже сделали свое дело — труп разлагался, источая вокруг отвратительный запах. Прикрывая нос ладонью, Ван дер Вейк присел возле лошади на корточки и осмотрел ее — надрез на шее и вскрытое ножом брюхо о многом сказали ему.

— Да, — шериф поднялся, глядя в сторону видневшихся вдали скал, куда вели следы, — кажется, дела ваши совсем плохи.