Маскарад в лунном свете - Майклз Кейси - Страница 19

— Вы едете, мистер Донован, или мне попросить грума подсадить вас?

Но ей не пришлось злорадствовать долго. Томас грациозно расшаркался, затем сделал несколько быстрых шагов к своей лошади. На последнем шаге он оттолкнулся от земли и взлетел в воздух так, словно им выстрелили из пушки. На мгновение он оперся ладонями о круп лошади и тут же ухватил поводья. Одним словом, он сел на лошадь сзади, не прикоснувшись к стременам.

— Ого! — воскликнул явно впечатленный грум. — Никогда прежде такого не видел, ваша милость. Вы проделали это с той же ловкостью, с какой полосатая кошка поварихи ловит мышей.

— И даже не порвал себе при этом штанов, ну что за жалость. Ну как, можем уже ехать? — процедила Маргарита сквозь стиснутые зубы и с силой сжала в кулаке ручку хлыста. — Или сначала вы сделаете круг по площади, стоя на руках на крупе лошади, как делают в цирке? Уверяю вас, я не буду возражать. Мы, англичане, ценим хорошие цирковые представления, хотя привыкли смотреть их в более подходящих для этого местах.

— Пожалуй, я отклоню ваше предложение, мисс Бальфур, каким бы заманчивым оно ни казалось. — Томас сунул ногу в сапоге в стремя и повернул свою кобылу так, что его колено коснулось колена Маргариты. — И ради Бога, простите мне мое чрезмерное рвение, — добавил он тоном, в котором не было и капли раскаяния за то, что он превзошел ее, демонстрируя свое мастерство наездника. — Поскольку ваш дедушка разрешил нам ехать без грума, предлагаю направиться в парк, пока движение на улицах не стало слишком оживленным. Ехать в потоке уличного транспорта ужасно действует на нервы.

— Да, — согласилась Маргарита, слегка сжимая колени и побуждая Трикстер тронуться с места. — Мне бы не хотелось подвергнуться двум тяжелым испытаниям за одно утро.

— А какое же было первым, мисс Бальфур? — спросил Томас, когда его уродливая бурая кобыла тоже тронулась с места и затрусила по булыжникам с грацией слепой курицы, бредущей по жнивью. — Я знаю, вы ждете этого вопроса, и знаю также, вы надеетесь, что ответ мне не понравится.

— И вы правы и в том и в другом случае, мистер Донован. Первым было ваше вторжение утром в нашу гостиную, — ответила Маргарита самым любезным тоном, помахав прохожему, встретившемуся им на выезде с площади. — Но вы, конечно, этого не заметили, — продолжала она, когда они уже направлялись к Оксфорд-стрит и парку. — О, нет. Вы были слишком заняты, пытаясь заморочить голову доверчивому старому джентльмену своими сладкими ирландскими речами. Учтите, я знаю, откуда пошло это слово, мистер Донован[4].

— Так же, как и я, мисс Бальфур. Дорогой наш Кормак Карти, лорд Бларни, святой души человек, когда ваша королева Елизавета попыталась убедить его отречься от притязаний на титул, он принялся заговаривать ей зубы, не говоря ни да, ни нет, пока она не объявила…

— В этом весь Бларни: никогда не скажет, что у него на уме, а говорит совсем не то, что думает, — закончила за него Маргарита. Настроение у нее значительно улучшилось. Она вспомнила, как отец процитировал ей слова королевы, когда они однажды зимним вечером сидели в гостиной в Чертси, глядя на угасающее в камине пламя. Она улыбнулась, гнев ее остыл. — Да вы и сами рассказали неплохую историю сегодня утром, мистер Донован, хотя мы-то с вами знаем, что индейцы уже добрых тридцать лет не нападали на Филадельфию.

Улыбка Томаса преобразила его, сделав похожим на дерзкого мальчишку.

— Более пятидесяти, но сэр Гилберт этого не знает, — резонно заметил он, поворачивая лошадь к парку. — Я просто пересказал ему старую историю, которую услышал однажды в одном кабачке. По-моему, ему понравилось.

— Да вы его просто околдовали. Он отпустил меня с вами без грума. — Она покачала головой. — Никогда раньше он не делал ничего подобного, даже когда я выезжала с Вильямом. Никак не могу прийти к выводу — то ли он считает вас совершенно неопасным, то ли он заключил еще какое-то немыслимое пари с Финчем и рассчитывает выиграть.

— Вильям? Это что же, еще один из ваших престарелых ухажеров?

— Графу Лейлхему не больше пятидесяти, и он всю мою жизнь был нашим соседом и близким другом. — Маргарите захотелось прикусить себе язык; она знала, что американец принадлежит к тому сорту людей, которые запоминают каждое ваше слово. Она искоса посмотрела на него из-под черных ресниц, вспомнив слова лорда Чорли, признавшегося ей вчера вечером, что Томас во всеуслышание заявил о своем намерении соблазнить ее. — А вы ревнуете, мистер Донован?

— Едва ли, мисс Бальфур, — ответил он со своей обворожительной улыбкой, за которую ей захотелось убить его.

Он даже не пытался как-то завуалировать свои намерения. Наглец!

— Но мы пригласим его на свадьбу, — продолжал он, — поскольку он, кажется, ваш любимец. Или вы будете настаивать, чтобы все эти развалины, к которым вы благоволите, были приглашены — Чорли, Тоттон, Хервуд, даже жалкий Мэпплтон? Если так, мне придется позаботиться о враче, а то вдруг кого-нибудь из них хватит удар во время церемонии?

Маргарита почувствовала, как сердце у нее вдруг тревожно забилось. Она, конечно, проигнорирует его абсурдную дерзкую шутку об их будущей свадьбе. Ее расстроило больше то, что он потрудился запомнить имена ее воздыхателей — ее будущих жертв. Кроме Вильяма, конечно. О Вильяме он, кажется, не подозревал.

— Вы, по-моему, проявляете чрезмерный интерес к моим светским знакомствам, мистер Донован. Я польщена, — сказала она, глядя прямо перед собой, хотя дорожка впереди была пуста. — А сейчас, я думаю, Трикстер хотела бы размяться и немного прогалопировать, ну, скажем, вон до тех деревьев, там, где дорожка делает поворот, если, конечно, ваша кляча сможет проскакать такое расстояние.

Томас посмотрел на деревья, до которых было не меньше трехсот ярдов, затем улыбнулся Маргарите.

— Спорим на пять фунтов, мисс Бальфур, — предложил он тоном, от которого Маргарите захотелось закричать.

— Удвоим ставку, мистер Донован, — ответила она, исполнившись еще большей решимостью обскакать американца, и внутренне собралась, чтобы мгновенно пустить Трикстер в галоп. — На счет три?

— Вы можете ехать на счет три, ангел, а я проявлю себя истинным джентльменом и дам вам форы — поеду на счет пять.

Маргарита демонстративно оглядела его кобылу — от тощего зада до непомерно длинной шеи и нелепо подрагивающих ушей. Эту лошадь следовало бы пристрелить, настолько она была уродлива.

— В самом деле, мистер Донован? Ну, как хотите. Раз, два, три!

Трикстер не разочаровал ее — лошадь немедленно взяла с места, радуясь возможности размять в галопе свои сильные ноги. Маргарита пригнулась в седле, понукая лошадь и чувствуя игру мускулов животного. Лошадь мчалась, едва касаясь копытами земли, с такой скоростью, что обдувавший их до этого легкий бриз превратился в ветер, который свистел в ушах. Она несла Маргариту к деревьям — и к победе.

Да как он осмелился! Она села на своего первого пони раньше, чем научилась ходить. Она не только могла обогнать Томаса Джозефа Донована в этой скачке, она могла одержать над ним верх в чем угодно — в стрельбе из огнестрельного оружия, в фехтовании, в словесном поединке… и даже в искусстве лжи.

Маргарита проскакала примерно половину дистанции, когда услышала стук копыт за спиной и обернулась. Она увидела, что Томас на своей невзрачной кобыле нагоняет ее.

Она не могла поверить своим глазам. Костлявая лошадь преобразилась, превратившись в красивое животное, двигавшееся так плавно, что наблюдать за ним было одно удовольствие. Всадник низко пригнулся в седле, и казалось, будто он слился с лошадью, будто они составляют единое могучее живое существо.

Мужчина и лошадь пронеслись мимо, обогнав ее с такой легкостью, будто Трикстер плелась, увязая в зыбучем песке, и Маргарите не осталось ничего другого, как тащиться за ними, хотя ее подмывало повернуть лошадь и поехать домой, прочь от места своего позорного поражения.